Рыжий отыскался рядом с фургоном Волосатой Ноги. Конь посмотрел на девушку настороженным взглядом, но не сдвинулся с места, не заржал и даже не фыркнул. Она уставилась на скакуна, соображая, что он собирается делать.
«Нет, меня не проведешь, — подумала она. — Как только я попытаюсь тебя отвязать, ты разбудишь Волосатую Ногу».
Рыжий мог оповестить хозяина прямо сейчас, но у девушки сложилось впечатление, что конь играет с ней, желая дать ей подобраться поближе и только после этого поднять тревогу. Лозен вытащила веревку из конского волоса и сплела на ней петлю, чтобы накинуть ее на морду коня и править им, когда она вскочит ему на спину.
Девушка нащупала привязь. Легкими, как усики мотылька, прикосновениями девушка проверила, куда она ведет. Привязь исчезала под одеялами Волосатой Ноги: он наверняка прикрутил ее себе к запястью.
Рядом с бледнолицым лежали седельные сумки. Лозен ощупала их, отыскала завернутую в ткань дальнозоркую трубку и, вытащив ее наружу, сунула себе за пояс под одеяло, которое носила на манер пончо.
Присев на корточки, девушка уставилась на спящего. В сиянии полной луны лицо Волосатой Ноги выглядело юным и безмятежным, хотя Лозен знала: этот бледнолицый успел хлебнуть лиха. Воины полагали его могущественным ди-йином, но Волосатая Нога совсем не походил на шамана. Как раз наоборот, сейчас он очаровывал своей беззащитностью, ничуть не напоминая всесильного чародея, способного с легкостью отмахиваться от пуль и стрел, как от обычных слепней.
Лозен подумала, что для бледнолицего он хорош собой. Цвета в ночи различать не получалось, но девушка знала, что у него светло-желтые волосы — совсем как священная пыльца. У него был прямой нос и четко очерченный рот волевого мужчины. Ресницы в лунном свете казались серебристыми. На них опустилась снежинка. Еще одна упала Волосатой Ноге на бровь, а йотом еще несколько — на волосы. Лозен охватил внезапный порыв протянуть руку и стряхнуть их, как если бы перед ней спал ребенок.
Вот глупость. Если бы ее увидели соплеменники, то сочли бы слабоумной. Впрочем, когда еще у нее появится возможность с такого близкого расстояния рассмотреть бледнолицего мужчину — по крайней мере, живого?
Она могла бы перерезать привязь, не разбудив хозяина жеребца, но ей хотелось проявить удаль и проверить свою ловкость. Девушка сделала глубокий вдох. Что бы ни случилось, духи непременно позаботятся о ней. Даже если все до последнего синемундирники форта кинутся за ней, стреляя на ходу, она все равно от них уйдет. Лозен знала это наверняка.
Она стала поднимать край одеяла — так медленно, что он, казалось, вообще не двигался. Плавно отвернув ткань, девушка увидела перехваченное поводом запястье. Кончиками пальцев Лозен аккуратно ощупала узел — он оказался простым. Девушка сосредоточила на нем все свое внимание.
Ей удалось ослабить узел, и вдруг она почувствовала в районе затылка какое-то странное ощущение вроде щекотки. Подняв глаза, Лозен встретилась взглядом с Волосатой Ногой. Выпустив из рук узел, она рванулась в царящий под фургоном сумрак. Вынырнув с другой стороны, девушка помчалась прочь, пробираясь под брюхами спящих мулов.
Некоторое время Рафи продолжал лежать неподвижно. Его парализовал не ужас, а изумление. Он отказывался верить своим глазам. Неужели девушка привиделась ему во сне? Но он вроде бы наяву видел овал ее лица, обрамленный темными волосами, подобными двум вороньим крыльям. Лунный свет выхватил ее нос с горбинкой, полные губы, широкие скулы. Рафи ощупал узел привязи: наполовину ослаблен. Все ясно. Значит, это был не сон.
Умная девчонка сообразила, что Рыжий не станет спокойно стоять и ждать, если она попробует отвязать повод со стороны его недоуздка. Рафи подумалось, что было бы интересно поглядеть, как она попытается объездить его коня. Ладно, не в этот раз.
Внезапно он вспомнил, как странно поступили апачи с подзорной трубой, дав ее посмотреть девушке, прежде чем на диковинку успели наглядеться все мужчины. Их загадочное поведение уже тогда привлекло внимание Рафи. Коллинз схватил седельную сумку: подзорная труба пропала.
ГЛАВА 20ГИБЕЛЬ ФУРГОНА
Кто-то предпочитал бурлящий жизнью Санта-Фе, но Рафи уже давно пришлась по сердцу деревенька Сокорро, представлявшая собой горстку глинобитных домишек в оазисе на северной оконечности Хорнады-дель-Муэрто. Название деревушки означало «помощь». Еще его можно было перевести как «облегчение», что ясно отражало чувство, которое всякий раз испытывал Рафи, добравшись до деревушки живым после поездки по полному опасностей тракту. Обычно парень сразу же направлялся в бар под названием «Ла палома» — «Голубка».
Основную часть клиентуры «Голубки» составляли мексиканцы, и Рафи это вполне устраивало. Туда приходили промочить горло крестьяне, погонщики, лавочники, ремесленники. По мере того как посетители напивались, вспыхивали драки, а вливали в себя пьянчуги столько, что их мотало из стороны в сторону, когда они выходили из заведения отлить.
И все же посетители «Голубки» — как, собственно, и все жители Соккоро — были довольны жизнью. Народ здесь веселился и работая, искренне полагая, что «катается как сыр в масле» — именно такое выражение любил пускать в ход Авессалом. Возможно, это и привлекало Рафи, ведь сам он был перекати-полем, не ведавшим радости возвращения в родной дом за отсутствием такового.
Нынешним вечером в «Голубке» американцев собралось больше обычного. Рафи сидел за столиком в углу на одном из немногих стульев, которые могли похвастаться наличием спинки. Коллинз решил побаловать себя бутылкой местного пойла — текилы, которую гнали из ростков агавы, заполонившей пустыню на многие километры окрест. Потягивая содержимое бутылки, он поглядывал на девушек, снующих по узким проходам между столами, высоко подняв над головой подносы.
Девушки были ослепительно прекрасны. Все они очаровывали Рафи — даже нахалки, которые, с его точки зрения, могли запросто проломить ему голову табуретом, а потом обчистить карманы. Коллинза завораживало, насколько женщины и мужчины отличаются друг от друга, хотя живут бок о бок на протяжении тысяч и тысяч лет. Однако, невзирая на долгое сосуществование, женщины сочетались с мужчинами не лучше, чем синицы с борзыми псами.
Когда любимица Коллинза Милагро кинула взгляд в его сторону, Рафи отсалютовал ей пустым бокалом. Неспешно покачивая бедрами, девушка направилась к нему через окутанную табачным дымом залу. Красотка была столь обворожительна, что Рафи захотелось расправляться с выпивкой быстрее, чтобы подзывать девушку к столику чаще. Особенно ему нравилось наблюдать за ней, когда она уходила прочь. Милагро вполне соответствовала своему имени, которое означало «чудо».
Она улыбнулась ему полными красными губами, одарив чуть отстраненным взглядом печальных глаз.
— Хотите еще, сеньор Рафаэль?
— Да, пожалуйста, сеньорита Милагро.
Она двинулась прочь, и взгляды мужчин неотступно следовали за ней, словно стая голодных щенков. Рафи подпрыгнул от неожиданности, когда прямо у него над ухом кто-то громко прочистил горло. Коллинз повернулся и увидел мужчину со вздернутым носом, пухлыми красными щеками и рыжими бакенбардами. Незнакомец наклонился, чтобы его было слышно на фоне царящего шума, и оказался чуть ли не нос к носу с Рафи. Коллинз слегка отодвинул стул.
— Это вы Рафи Коллинз? — поинтересовался обладатель бакенбард.
— Будь у меня выбор, с радостью был бы кем-нибудь другим. — Рафи вдруг обнаружил, что ему уже трудно сфокусировать взгляд, хотя вечер едва успел начаться.
Незнакомец откинул голову и расхохотался, да так громко, что люди за соседними столиками стали на него оборачиваться.
— Понимаю. Вы бы желали быть не Рафи Коллинзом, а кем-то еще. Отличная шутка. — Толстяк протянул ладонь, формой и размером напоминающую небольшую лопату, и Рафи пожал ему руку. Ладонь оказалась грубой и мозолистой, а рукопожатие — крепким. — Меня зовут Иезекииль Смит. Люди кличут меня Зик. — Смит подтащил к себе табурет из-за соседнего столика. — Вы позволите присесть?
Рафи кивнул.
— Мне нужны перевозчики.
— Что за груз? — спросил Коллинз.
— Двуногий скот.
— Люди?
— Люди, почта, немного товаров. — Зик чуть пожал плечами.
— Мой фургон не предназначен для перевозки людей.
— А нам ваш фургон без надобности. — Зик махнул рукой, и Милагро двинулась в его сторону с бутылкой виски и стаканом. — Вам доводилось слышать о Джоне Баттерфилде[51]?
— Тот самый Джон Баттерфилд, который считает, будто ему под силу организовать постоянное пассажирское сообщение между Сент-Луисом и Сан-Франциско?
Глаза Зика полыхнули огнем, и он сделался похож на библейского проповедника.
— Только подумайте, это станет одним из величайших достижений нашей эпохи! — Смит взмахнул рукой и едва не опрокинул бутылку с текилой, которую Рафи удалось подхватить в самый последний момент. — Вы представьте! Маршрут через весь континент! Дилижансы ходят дважды в неделю! За двадцать пять дней мы преодолеем почти четыре тысячи километров. А станции расположатся на расстоянии тридцати пяти километров друг от друга! — Глаза Зика сияли. — Пока мы с вами разговариваем, мануфактуры выполняют заказ на двести пятьдесят дилижансов. Мы нанимаем возниц, сопровождающих, смотрителей станций, кузнецов, механиков, конюхов, пастухов, тележных и колесных мастеров. Нам нужны только лучшие. Этого требует Баттерфилд. Его девиз: «Доставим любой ценой». Когда вся подготовительная работа будет закончена, на маршруте начнут работать две тысячи человек и две сотни станций.
Рафи покачал головой, удивляясь, что его до сих пор способны поразить человеческая глупость и безрассудство.
— Вот интересно, а мистеру Баттерфилду кто-нибудь объяснил, как обрадуются апачи?
— Что вы этим хотите сказать?
— Всего лишь то, что у индейцев появится постоянный источник дохода: им всегда будет кого грабить.