— Ах, вы об этом… — Зик небрежно махнул рукой. — Сам вождь Кочис согласился поставлять древесину для строительства промежуточной станции на перевале Сомнений. А потом и дрова для отопления.
— Вот как? — Теперь новость не просто удивила Коллинза: она его, как сказал бы Авессалом, ошарашила.
— Я сам беседовал с вождем. По-моему, он хозяин своего слова.
Рафи откинулся на спинку стула. Он раздумывал не о деловом предложении, а о таких людях, как Джон Баттерфилд. О тех, кто способен мыслить по-настоящему масштабно. Тех, кому мало старого «паккарда» и упряжки мулов. На какой-то краткий миг Рафи даже пожалел, что его интересы ограничены лишь Нью-Мексико и Аризоной.
— Благодарю вас за интересное предложение, — склонил голову Коллинз.
— Так вы согласны?
— Нет.
— Но почему? — изумился Зик. — Я не забыл упомянуть, что мистер Баттерфилд не скупится и щедро платит?
— Забыли, но я все равно настроен отказаться.
— Должна же быть какая-то причина!
— Полагаю, она в том, что я предпочитаю работать на самого себя.
— Понимаю. — Иезекииль Смит со вздохом поднялся из-за стола. — Если вдруг передумаете, я остановился в пансионе у доньи Маргариты.
Зик быстрым шагом направился к двери. Рафи проводил его взглядом. Одно дело мечтать, и совсем другое — воплощать мечту в жизнь. Коллинз не был знаком с Баттерфилдом, но у него сложилось впечатление, что если кто-то и сможет построить станции дилижансов прямо посреди территории, где хозяйничают апачи, то это будет Иезекииль Смит.
Рафи вновь сосредоточил свое внимание на бутылке текилы. Голоса американцев, сидевших в другом конце залы, становились все громче. Сквозь клубы табачного дыма Рафи удалось разглядеть нескольких старателей и лейтенантов армии США. Судя по тягучему говору золотодобытчиков, большая их часть явилась сюда с юга: из Алабамы, Джорджии, Луизианы или обеих Каролин. Лейтенанты в беседе со старателями упорно пытались взывать к здравому смыслу, из чего Рафи заключил, что офицеры лишь недавно окончили военную академию Вест-Пойнт.
— Ну и с какой это стати я теперь обязан платить денежки, если мне взбредет в голову отправить письмо? — возмущался один из старателей.
— Так решили в правительстве. — Лейтенант откинулся на спинку стула и сложил руки на животе, по всей вероятности желая продемонстрировать латунные пуговицы, символизирующие статус законного представителя властей.
— Что еще за новомодное введение? — вступил в беседу второй старатель. — Кто письмо получает, тот и платит.
— Уже нет.
— И когда порядки поменялись?
— Три года назад.
— Произвол!
— Да поймите, — начал втолковывать лейтенант, — если письмо доставлено, а человек отказывается его получать, почтовая служба теряет деньги. Приходится возвращать письмо отправителю за государственный счет.
— Я вот ни в жисть не отказывался от писем, — подал голос третий старатель.
— Господи, Руфус, да тебе ни в жисть никто и не писал!
— А вот ежели бы кто написал, я бы ни за что от письма не отказался.
— Да на хрена тебе письмо? Ты же читать не умеешь!
— Ну пусть. Человек писал, старался, тратил время и силы. И что же, обижать его теперь? Вертать ему взад письмо?
Первого старателя вдруг осенило: он углядел самую суть перемен.
— Да просто политиканы нашли новый способ на нас поживиться. Дерут с честных людей три шкуры, только чтобы самим жить кучеряво.
Рафи едва сдержал смех. На поиски честных людей в Нью-Мехико пришлось бы убить много времени. Шансы обнаружить таковых в Аризоне были еще меньше, равно как и по другую сторону перевала Сомнений — где теперь, как ни удивительно, Кочис станет поставлять бледнолицым древесину. Жизнь не переставала поражать своими чудесами.
Оскорбленный в лучших чувствах любитель эпистолярного жанра продолжил развивать мысль об обидах, наносимых правительством:
— Это ж совсем как со сраными пошлинами. С какой стати мы должны платить пошлину на товары северян? Чтобы фабриканты-янки жировали, пока мы тут сидим в грязи и нищете? Знай себе назначают поборы, а много ли в правительстве наших, с Юга? Раз-два и обчелся! Хватит, мы сыты по горло!
«Ну вот, начинается», — подумал Рафи. Взяв бутылку, он отодвинулся подальше в угол, наклонив стул так, чтобы можно было прислониться к стене и со всеми удобствами наблюдать за дракой, которая должна была вспыхнуть с минуты на минуту.
Подобные споры ему доводилось слышать и раньше. Сквозь гам до него долетали отдельные фразы: «суверенитет штатов», «воля большинства», «несправедливость к меньшинству». То и дело раздавались вопли: «Пусть сраные янки только попробуют нам указывать, как поступать с нашими черномазыми!»
Рафи и дальше собирался оставаться в стороне от спора, но тут в бар зашел Седрах Роджерс. По всей видимости, дела у него в Сан-Франциско не задались, и он решил обосноваться здесь. Спор становился все жарче, в глазах у Рафи плыло. Коллинз встал и, сосредоточенно переставляя ноги, направился к Роджерсу. Описав дугу, кулак Рафи врезался подручному кузнеца в ухо. Удар не вырубил Роджерса, но однозначно привлек его внимание.
Обругав себя за неспособность с первой попытки отправить противника в нокаут, Рафи схватил Роджерса за горло и повалил на пол. Завизжали девушки. Мужчины кинулись с кулаками друг на друга. Полетели вверх тормашками столы. В воздухе перепуганными птицами проносились бутылки и стулья.
Рафи видел лишь глаза Роджерса, похожие на вареные луковицы, и слышал лишь булькающие хрипы, когда тот силился втянуть воздух, несмотря на пальцы Коллинза на горле. Но тут Рафи почувствовал удар по затылку, и все погрузилось во мрак.
Очнулся он если и не в раю, то в месте, очень на него похожем. Рафи ощутил тепло нагого девичьего тела, лежавшего на нем. Застонав, он обнял девушку и понял, что и сам полностью обнажен. Он изо всех сил попытался открыть глаза, не обращая внимания на пульсирующую боль в голове. В темноте он смог разглядеть лишь новенькую парусину стен собственного фургона. Издалека неслись звуки скрипки. По всей видимости, драка в «Голубке» подошла к концу и начались танцы.
— Как ты себя чувствуешь? — промурлыкала Милагро ему на ухо, и Рафи почувствовал, как по всему телу прокатилась жаркая волна.
— Будто меня пропустили через камнедробилку.
Девушка, хихикнув, стала неторопливо покрывать легкими поцелуями его шею, плечи и грудь. Мазнув губами по его губам, она прошептала:
— Могу попробовать это исправить.
Несмотря на боль, продолжавшую пульсировать в голове, Рафи стало легче, а местами и вовсе великолепно. Перекатившись и оказавшись сверху на Милагро, он со всей страстью ответил на те поцелуи, что она ему подарила.
Боль и страсть так поглотили его, что он практически не обратил внимания на ржание Рыжего, зато почувствовал запах керосина и привстал на локтях. Рафи услышал, как что-то плеснули на парусину фургона. Полыхнуло пламя, а за ним раздался свистящий звук, сопровождаемый хохотом. Огонь, охвативший парусину, осветил внутренности фургона.
— Ай, Диос! — вскрикнула Милагро и кинулась на четвереньках к выходу из фургона. Тем временем гудящее пламя, одолев парусину, охватило деревянное дно повозки.
Рафи схватил мешочек с книгой, одеяло и выцветшие армейские штаны. Жар от огня был очень сильным, и Коллинзу показалось, что еще чуть-чуть, и мозги у него спекутся в черепе. Девушка все никак не могла выбраться из фургона, поскольку запуталась ногой в веревке. Тем временем у нее занялись огнем волосы, куда попала искра. Рафи поспешно набросил на голову Милагро одеяло. Девушка завопила и попыталась стряхнуть ткань, поскольку она перекрыла обзор. Тут Коллинз наконец справился с веревкой, подхватил девушку и вышвырнул ее из фургона. Милагро приземлилась на ноги и, по инерции пролетев вперед, упала и покатилась по земле. Коллинз выпрыгнул вслед за ней.
Отвязав Рыжего, Рафи повел коня прочь от пламени. Жар сменился ночной прохладой. Коллинз накинул на плечи Милагро одеяло, и дрожащая девушка вцепилась в края руками. Коллинз натянул штаны. Застыв под усыпанным звездами небом, Рафи с Милагро стояли и завороженно смотрели, как беснующееся пламя пожирает все, за исключением металлических деталей.
— Кто это сделал? — выдохнула Милагро.
— Кажется, я знаю.
Ведя Рыжего в поводу, Рафи проводил девушку до двери ее комнатушки на заднем дворе «Ла паломы». Затем он вскочил на коня, направив его в сторону узкой улочки, бравшей начало на центральной площади. Где-то там располагался пансион доньи Маргариты. Может, Иезекииль Смит еще не спит, а его предложение по-прежнему в силе.
«А завтра я отправлюсь на поиски Седраха Роджерса», — подумал Рафи.
ГЛАВА 21НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ
Слово «праздник», без всякого сомнения, обладает колдовской силой. Стоит ему прозвучать, как тут же, словно из-под земли, появляются люди. Скорее всего, их приманивают бесплатные еда и выпивка, но Рафи, сколько ни ломал голову, так и не смог понять, каким образом народ узнает о намечающемся торжестве. По одному, по двое люди стягивались к новенькой станции дилижансов в тридцати километрах от перевала Сомнений. Некоторые из них спускались с окутанных сизой дымкой близлежащих холмов, но большинство все же приходило из пустыни, и очертания их силуэтов дрожали в жарком мареве.
Многие вели с собой груженных поклажей мулов и ослов. Люди являли собой скорбное зрелище: заросшие, грязные, одетые в лохмотья, они выглядели так, словно всю зиму провели среди скал, где силились отыскать золото и разбогатеть. Народ собрался у новой станции, чтобы принять участие в празднестве в честь хозяина транспортной сети Джона Баттерфилда.
Когда экипаж с Джоном Баттерфилдом к назначенному времени так и не прибыл, старатели решили начать вечеринку, не дожидаясь виновника торжества. Многие из них привезли горячительные напитки с собой, причем самые разнообразные, от крепчайшей самогонки из коричневого мексиканского сахара до пойла из сока агавы и настойки на ее почках. Один из присутствующих уверял, что научился гнать из яда гремучих змей выпивку, от которой на подошвах ступней начинают расти волосы, но Рафи все же предпочитал самогон фермера по имени Джон Уорд. Ничем иным — ни внешностью, ни характером, ни повадками Уорд похвастать не мог, поэтому собирался заломить Баттерфилду непомерную цену за виски. К слову сказать, к десяти вечера большая часть собравшихся уже счастливо позабыла, кто такой Баттерфилд.