Рафи свернул к ранчо, на котором часто гостил, но обнаружил, что крышу поместья пожрал огонь, а в одной из стен зияет пролом. Двор был усыпан обломками мебели, кусками изорванных матрасов и осколками посуды. Обнаженные тела двух мужчин, живших на ранчо, распростерлись за опрокинутым дубовым столом, испещренным пулевыми отверстиями.
— Боже всемогущий, — выдохнул Рафи.
Из трупов торчали копья. Помимо них, в грудь одного из мужчин по рукоять вогнали вилы. Коллинзу хотелось предать тела земле, но ему надо было добраться до Тубака, а индейцы могли вернуться в любой момент.
Рафи осмотрел обложенный камнем резервуар. Сочтя воду в нем достаточно чистой, он дал Рыжему напиться. Отыскав среди обломков медный горшок, Коллинз зачерпнул им воды и поставил перед Пачи. Затем он наполнил фляги, связки которых висели за седлом, точно деревянная виноградная гроздь.
Позади фляг располагались кожаные сумки с почтой. В последнее время писем стало меньше, но теперь Коллинз брал за доставку больше, так что заработок выходил прежний. Доставка корреспонденции и бандеролей щедро оплачивалась, и Рафи подумал, что вполне может разбогатеть, если, конечно, останется жив. Далеко не каждый рискнет выйти за надежные стены Тубака, располагавшегося к северу, не так далеко от ранчо. Кроме Тубака в этой части земель, полученных от Мексики в качестве территориальных уступок и теперь именовавшихся Аризоной, было лишь одно более-менее крупное поселение: Тусон. Южнее Тусона располагалась заброшенная христианская миссия Тумакакори. «Тусон, Тубак, Тумакакори и далее — в ад» — именно так описывали путники здешний тракт. Впрочем, теперь ад начинался куда севернее границы с Мексикой, и Рафи подумалось, что сатана, совсем как апачи, решил расширить рубежи своих владений.
Коллинз всегда брал плату вперед — уж слишком велика была вероятность того, что получатель по прибытии корреспонденции окажется мертв или же отправитель окажется на том свете раньше, чем Рафи вернется за деньгами. Да. Коллинз и сам мог расстаться с жизнью, но, как и его работодатели, был готов рискнуть.
Это ранчо некогда являлось последним обитаемым местечком между Тумакакори и Тубаком, и вот теперь его уничтожили воины Кочиса. Чувствуя, как накатывает отчаяние, Рафи снова пустился в путь. Он и раньше успел насмотреться на белеющие кости павшего скота, сожженные фургоны, заброшенные дома и ранчо. В последний год к этому пейзажу добавилась еще одна деталь: покосившиеся, выгоревшие на солнце доски, вертикально врытые в землю. Их ставили на могилах тех, кто погиб от рук мародеров. Рафи не покидало ощущение, что он едет по гигантскому кладбищу.
— Бэском, — произнес Рафи вслух. Порой он теперь разговаривал сам с собой — просто чтобы услышать посреди царящего вокруг запустения человеческий голос. Рыжий дернул ушами, внимая хозяину. — Какой же ты дурак, Бэском! Черт бы тебя побрал со всеми потрохами. Это лейтенант во всем виноват, Рыжий, это из-за него началась резня. А теперь, не ровен час, нам всем настанет конец.
Рафи вспомнилось, как во время погрузки багажа на крышу дилижанса он читал монолог Гамлета, а Кочис, задрав голову, смотрел на него. На лице вождя играла легкая, чуть удивленная улыбка. Увидев такого человека единожды, хочется посмотреть на него снова. Это было лицо мудреца, рассудительного вождя, но никак не безжалостного убийцы.
Око за око — апачи действовали согласно этому простому ветхозаветному принципу. Вот только счет очам они не вели, да индейцев и не особо беспокоило, кому именно они мстят. Более того, за каждое око апачи брали тысячу.
Рафи знал, что сворачивать на тропу, ведущую к серебряной шахте, бессмысленно. Он успел побывать там две недели назад, отправившись в те места с письмом от тусонского торговца по имени дон Эстебан Очоа. Торговец всегда платил Рафи больше, чем тот просил. «Пара суэрте, — с неизменной улыбкой всякий раз говорил Очоа, накидывая Рафи пару лишних монет, — на удачу».
Добравшись до шахты, Рафи обнаружил, что все мертвы. Из груди американца-управляющего торчало сверло. Тела двух его работников-немцев были изрешечены пулями. Один из немцев все еще лежал на койке, закутавшись в одеяла, словно пытался укрыться ими от пуль.
Увиденное показалось Коллинзу странным: апачи действовали иначе. Рафи не нашел ни копий, ни стрел, ни трупов мексиканцев. Апачи ни за что не дали бы рабочим-мексиканцам уйти. Рафи принялся кружить у тела американца, внимательно разглядывая истоптанную землю. Наконец он отыскал отпечаток сандалии. Обувь с таким рисунком подошвы носили в Агуа-Сарке, что в Соноре, неподалеку от миссии Тумакакори по ту сторону границы.
Рафи пришел к выводу, что резню на шахте устроили мексиканские бандиты — как будто в здешнем краю без них проливалось мало крови. Стоило американским войскам уйти, как головорезы хлынули через границу, словно покупатели, спешащие на распродажу. Возможно, бандиты подкупили своих соотечественников, работавших на шахте. Убив американца и двух немцев, они скрылись, прихватив с собой переплавленное в слитки серебро.
Рафи обратил внимание, что после ухода бандитов на шахте побывали и апачи: он узнал отпечатки копыт их неподкованных лошадей. Индейцы отковыряли твердые кусочки шлака от стенок плавильной печи, чтобы использовать их вместо пуль. Шлак, помимо меди и свинца, содержал в себе мышьяк и серу. Вслед за ранением такой пулей всегда наступало сражение. Рафи полагал, что апачам об этом прекрасно известно. Индейцы не имели промышленного производства, но быстро учились пользоваться всеми его благами.
До Тубака Коллинз добрался без приключений, но задержался там только до наступления темноты. Когда в июле правительство отдало приказ о выводе войск, уходящие части сожгли все оставшиеся запасы на складах. Прошел слух, что к Тубаку из Сан-Антонио направляется полковник Джон Бейлор[69] с ордой техасцев, и командование не хотело, чтобы в руки мятежников попало что-нибудь ценное. Если верить слухам, Бейлор собирался расположить к себе апачей дорогими подарками и обещаниями, а потом перебить всех мужчин, а женщин и детей продать в рабство[70]. Вырученная за рабов сумма должна была покрыть все расходы на военную кампанию. Рафи хотелось по возможности избежать встречи с таким человеком.
Никто не мог поручиться, что слухи о приближении Бейлора соответствуют истине, но это не имело значения. Мексиканские бандиты к югу от Тубака и апачи к востоку превратили жизнь обитателей поселения в сущий кошмар. Двадцать человек, укрывавшихся за глинобитными стенами деревеньки, приняли решение ночью тайком выбраться на дорогу и попытаться преодолеть полсотни километров до Тусона.
Рафи сослался на занятость, позволив жителям пуститься в путь первыми. Коллинз счел, что, если апачи ночью не станут ложиться спать, грохот восьмидесяти копыт наверняка привлечет их внимание. Сам Коллинз сел подремать, привалившись спиной к западной стене, которая худо-бедно успела прогреться на солнце. Когда жители Тубака давно уже скрылись из виду и взошла полная луна, Рафи оседлал Рыжего и подозвал свистом Пачи.
Коллинз ехал всю ночь. Когда до безумного поместья Билла было рукой подать, солнце еще не встало, но всю пустыню уже посеребрил бледный свет разгорающейся зари. Порыв ветра донес до Рафи аромат жареного мяса. При мысли о свиных ребрышках, которые они с Биллом сейчас умнут на завтрак, у Рафи заурчало в животе, а рот наполнился слюной. Соус из перцев чили, которым Билли обильно смазывает мясо, не даст Рафи уснуть до самого Тусона. Вдруг Коллинз увидел, как у Пачи встала дыбом шерсть. С тяжелым сердцем Рафи зарядил винчестер.
Подъехав поближе, он увидел, что большая часть хижин и домиков превратились в дымящиеся, обугленные руины. Апачи, по всей видимости, разобрали часть творений Билли, обложив полученной древесиной основание парового котла. Судя по размерам куч пепла, жар от пламени, несмотря на февральскую стужу, был похлеще, чем в преисподней.
Опершись на луку седла, Рафи уставился на дверцу, которую Билл врезал в стену парового котла. Из отверстий для труб и датчиков страшно воняло жженой плотью и тленом. Рафи захотелось умчаться прочь, но он спешился и попытался открыть дверцу. С некоторым облегчением он обнаружил, что Билл заперся изнутри. Рафи со всей силы ударил по котлу.
— Билл, старый ты дурень… Ну что же ты наделал! Я тебя теперь даже похоронить не смогу. — Рафи сделал шаг назад и окинул взглядом паровой котел. — Хотя с другой стороны, лучшего склепа и не придумаешь. Простоит до второго пришествия.
Он снял шляпу, стараясь дышать ртом, чтобы не чувствовать жуткого запаха. При этом Рафи пытался прогнать мысли о том, как мучился Билл в свои последние минуты.
— Мне с тобой было весело, Билл. Лучшего и нельзя ожидать от друга. — Он склонил голову и произнес слова, которые так часто слышал за свою жизнь: — Мы предаем его тело земле. Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху, в надежде на воскресение к жизни вечной…
«Пепел к пеплу…» В случае с Биллом эти слова были как нельзя к месту.
Порыв ветра подхватил золу и закружил у ног Рафи. Он вспомнил, как Лозен и Пандора возвращали ему тело Авессалома. Лица девушек тоже были перемазаны золой. Апачи верили, что она отпугивает призраков. Об этом много лет назад Рафи узнал от своей возлюбленной из племени навахо. На миг Коллинзу показалось, что у его ног кружится пепел Билла, хотя он знал, что останки друга покоятся внутри парового котла. Так, по крайней мере, полагал Рафи. Что еще могло там находиться, распространяя смрад на всю округу?
Новый порыв ветра подхватил очередную горсть пепла, швырнув его в Рафи, и он с непоколебимой уверенностью почувствовал: дух Билла где-то рядом. Призрак, желая удержать друга, цепляется за него, уговаривая остаться, а то и почитать ему «Ромео и Джульетту». Рафи водрузил шляпу на голову и затянул завязки под подбородком. Поправив томик Шекспира за поясом, он со всем почтением к покойному двинулся обратно к Рыжему.