Раненый приподнялся на локте и рявкнул что-то воинам. Половина из них тут же кинулась прочь — по всей вероятности, встать дозором на улице. От доктора Оверленда, которому наблюдательность не изменяла даже в самых неблагоприятных обстоятельствах, не укрылось досадливое выражение, промелькнувшее на лице юноши: похоже, он злился на себя за то, что сам не догадался выставить караул.
— Американские синемундирники ранили моего отца Красные Рукава, — проговорил молодой апач на испанском. — Вылечи его, а не то мы перебьем всех жителей Ханоса. — Он явно счел излишним уточнять, что первыми погибнут доктор и его семья. — А еще мы убьем всех кур и ваших мерзких маленьких безволосых собачек.
Так, значит, пациент — знаменитый вождь Красные Рукава? Доктор Оверленд приподнял одеяло на теле больного и отшатнулся, словно от пощечины: в ноздри ударила вонь от раны. В ней кишели личинки. Что ж, они, по крайней мере, съели хотя бы часть отмершей плоти.
— Ми амор[82], — обратился доктор к жене, — принеси-ка мой саквояж.
Донья Элена проскользнула за дверь, стараясь держаться как можно дальше от непрошеных гостей. Вскоре она вернулась с кожаной сумкой.
Красные Рукава начала бить дрожь, и доктор Оверленд аккуратно накрыл его одеялом. Донья Элена спешно поставила на огонь металлический чайник. Зайдя за большую кухонную глинобитную печь, она сняла с себя нижнюю юбку и принялась рвать ее на бинты.
Доктор Оверленд между тем мыл руки.
— Трайгаме дос ботельяс дела медисина эспесиаль![83] — крикнул он дочерям, поглядывавшим на него снаружи. Секунду спустя он добавил по-английски, чтобы его не поняли апачи: — Смотрите, чтоб они не заметили, где мы их храним.
Старшая из дочерей вернулась с двумя бутылками бренди. Одну из них доктор Оверленд вручил Красным Рукавам. Сын вождя помог отцу принять полусидячее положение и поднес к его губам горлышко. Для тяжелораненого человека Красные Рукава опорожнил бутылку на удивление быстро. Вождь устремил преисполненный надежды взгляд на вторую бутылку, но доктор Оверленд покачал головой.
— Это для стерилизации раны, вождь. Чтобы убить злых духов, — пояснил он. — Пара матар а лос эспиритус малос.
— Эспиритус сантос пара матар эспиритус малое. Святые духи убивают злых духов. — Старик снова лег навзничь, одарив доктора блаженной улыбкой: — Ту эрес муй буэн амиго[84]. — Он смежил веки и захрапел, словно бизон, лежащий в луже грязи.
Одну за другой доктор принялся удалять из раны личинок пинцетом. Поняв, что так уйдет слишком много времени, Оверленд попросту зачерпнул рукой шевелящуюся массу и стряхнул ее в деревянную миску с объедками, предназначенными для свиней. Затем, неслышно шепча молитву, доктор принялся копаться в ране в поисках оставшихся личинок.
Стая стервятников сорвалась с земли и взлетела. Хлопки их крыльев напоминали ружейные выстрелы. Воронье встретило Рафи недовольными криками, словно театральная публика, возмущенная проделками злодея в мелодраме. Несмотря на декабрьскую прохладу, в воздухе стоял запах тлена — плотный, словно клубящийся пороховой дым после залпа артиллерийской батареи.
Цезарь подтянул вверх шейный платок, чтобы прикрыть им нос и рот. Негр остановился на небольшом возвышении с наветренной стороны и принялся внимательно изучать обнаженное тело, насаженное лицом вниз на куст юкки. Жесткие остроконечные листья пробили труп насквозь и вышли наружу со стороны спины.
— Не по-людски это — так поступать… — Из-за шейного платка, прикрывающего рот, низкий голос Цезаря звучал приглушенно.
Рафи не стал возражать, хотя был не согласен с Цезарем. Это как раз было очень даже по-людски. Разные зверства, в отличие от добрых поступков, давно уже перестали удивлять Коллинза. Да и какой зверь смог бы выдумать столь изощренные пытки?
Еще один труп, обугленный, свисал вверх ногами с почерневшего от сажи мыльного дерева. Рафи мог бы поклясться, что апачи, запалив сухостой, остались и наблюдали, как человек, начиная с головы, поджаривается заживо. Коллинз представил, как индейцы жестикулируют и зубоскалят, глядя на агонию жертвы. Остальным покойникам, можно сказать, повезло: на тот свет — в рай или в ад, кто знает? — их спровадили копья, пули и стрелы. Оценив состояние тел, Рафи пришел к выводу, что тут успели попировать и койоты.
— Они мертвы уже несколько недель, — заметил он.
— Ты был с ними знаком? — спросил Цезарь.
— Сложно сказать. Но я узнаю одежду на некоторых из них.
Люди, окружавшие Рафи, как правило, носили одинаковые парусиновые штаны, фланелевые рубахи и мешковатые шерстяные куртки, поэтому он навострился обращать внимание на мелочи, отличавшие одежду каждого, с кем сводила его судьба.
Рафи ходил среди мертвецов. Те из них, кто лежал навзничь, смотрели на него пустыми глазницами. Ему казалось, что мертвецы беззвучно умоляют отыскать их глаза и вставить на место. Роджерса среди трупов не оказалось.
— Я бы сказал, что тут лежат старатели из Санта-Риты, направлявшиеся в Тусон. Апачи, скорее всего, прятались в овраге, мимо которого мы только что проехали.
— И кто тут зверствовал? Снова Кочис?
— Эта сторона перевала — вотчина Красных Рукавов. Он к старателям из Санта-Риты и Пинос-Альтоса питает особенно теплые чувства.
— Может, пуля Джона Тиля все же отправила его на тот свет?
«Этот старый стервятник еще спляшет на наших похоронах», — хотел сказать Рафи, но смолчал: уж слишком мрачными были эти слова и чересчур походили на пророчество. Зачем зря кликать себе на голову беду?
— Может, хоть похоронить их по-человечески? — предложил Цезарь.
— С этим справятся и солдаты, когда доберутся сюда.
Судя по лицу Цезаря, он явно ощутил облегчение при мысли о том, что не придется хоронить в каменистой почве добрую тонну гниющей плоти. Сняв шляпу, он склонил голову. Рафи терпеливо ждал, когда его спутник закончит молиться. Когда приятели направились обратно к коням, щипавшим сухую траву, и Пачи, которая нежилась на солнышке, они увидел на дороге вереницу конников, показавшихся из-за поворота.
Пусть перед ними были и не апачи, Цезарь с Рафи все равно вытащили оружие. Процессия приблизилась, и друзья увидели, что за ней следует рота кавалеристов Карлтона.
— Здорово! — Мужчина, ехавший во главе колонны, скользнул взглядом по раскиданным повсюду трупам с безразличным видом, будто подобная картина ему уже давно была не в новинку.
Незнакомец взирал на Рафи с Цезарем внимательными ярко-голубыми глазами. Белоснежная борода доходила до середины куртки из бизоньего меха. Всадник и без куртки был бы внушительных габаритов, а сейчас Коллинз и вовсе почувствовал себя Давидом, обменивающимся любезностями с Голиафом.
— Здравствуйте, — произнес Рафи. — Как жизнь?
— Скальп пока на месте. — Незнакомец снял шляпу, высвободив из-под нее густую копну непокорных седых волос.
— У них тоже, — сухо заметил Цезарь, кивнув на трупы.
Мужчина лишь слегка удивился, что негр так дерзко разговаривает с белым. Рафи это пришлось по вкусу, и он поставил незнакомцу плюсик.
— Меня звать Уокер. Джозеф Редфорд Уокер[85]. — Он махнул куда-то за спину шляпой, после чего водрузил ее обратно себе на голову. — Мы с ребятами отправились на увеселительную прогулку в поисках богатств, превосходящих самые смелые фантазии, — улыбнулся он. Ему нельзя было отказать в обаянии.
Рафи доводилось слышать о Джозефе Уокере. Рассказывали, что из шестидесяти пяти прожитых лет тридцать он провел на фронтире. Еще ходили слухи, что Уокер заключил сделку с генералом Карлтоном: за долю от доходов Уокера генерал закрывает глаза на любые его выходки. Уокер со своим отрядом, состоявшим из сорока человек, напоминал Коллинзу Джона Глэнтона и его охотников за скальпами. Рафи мог поспорить на Рыжего, что в число спутников Уокера, помимо звероловов, старателей и дезертиров-конфедератов, входят воры и убийцы. При виде отряда головорезов перед внутренним взором Рафи предстал образ Али-Бабы и сорока разбойников, до сего момента безнадежно затерявшийся где-то в закоулках памяти.
— Мы проехали всю страну до Калифорнии, но богатые жилы там уже выработаны, вот мы и решили поискать счастья в этих местах. Что же до апачей, то есть у нас план, как уберечься от их проделок.
— И что же это за план? — не удержался от вопроса Рафи.
— Похитим у них какого-нибудь говнюка поважнее и будем держать в заложниках, покуда едем через эти края.
— Бог в помощь, — пожал плечами Рафи.
— Мы отмахали шесть тысяч километров по глуши, кишащей дикарями, которые только и мечтают заполучить наши скальпы. Все это время мы худо-бедно сами заботились о себе. Сам Бог видит, что мы в его помощи не нуждаемся.
Проводив процессию взглядами, Рафи с Цезарем оседлали коней.
— Что ж, если им не нужна Божья помощь, значит, у Всевышнего будет больше времени позаботиться о нас, — заметил негр. — Как думаешь, их план сработает?
— Вспомни лейтенанта Бэскома. У него он сработал?
У Рафи имелись и другие причины сомневаться в успешности затеи Уокера. Приказы генерала Карлтона относительно апачей звучали совершенно недвусмысленно. Рафи доводилось читать некоторые из них, где попадались и такие фразы: «Военную операцию против племени Красных Рукавов нужно провести как можно быстрее. Это сборище убийц следует наказать сурово и беспощадно». Если Уокеру и впрямь удастся взять плен вождя, долго ли апач проживет в заложниках, оказавшись в руках у военных?
Впрочем, сейчас у Коллинза были другие заботы.
— Я похоронил твоею бpaтa неподалеку отсюда, — мягко произнес Рафи.
— Может, подождем солдат? Они бы поехали с нами.
— Это ни к чему. Мы успеем вернутьса, прежде чем они закончат рыть могилы. — По глазам Цезаря Рафи увидел, что тот колеблется. Тогда Коллинз скупо улыбнулся и в шутку добавил: — Не придется тратить на себя последнюю пулю.