— Пожалуй, ты прав.
— Как думаешь, апачи нас сперва пристрелят или сначала все же поздороваются? — Цезарь пристально посмотрел на друга.
— Думаю, поздновато ломать над этим голову.
Примерно к середине дня приятели добрались до места, где речушка исчезала в базальтовой скале, вздымавшейся к ясному синему небу метров на тридцать. Спешившись, они расположились под ореховым деревом: по словам Хосефы, там находилось традиционное место встречи. Раздался крик ястреба, пронзительный и протяжный, однако птицы в небе было не видать. В крике этого пернатого хищника Коллинзу всегда слышалась печаль, но сейчас от него по телу пошли мурашки. Рафи мог поклясться, что его издал не ястреб.
— Хосефа сказала, сколько нам здесь ждать?
— Столько, сколько нужно. — Цезарь внимательно разглядывал вершину утеса.
Прошло несколько часов. Когда стало ясно, что солнце вот-вот начнет заходить за скалу, Цезарь вздохнул:
— Может, мы местом ошиблись. Может, надо ждать под другим ореховым деревом.
— Не переживай. Они наводят на себя лоск, надевают парадные фартуки и шемизетки, чтобы явиться при полном параде. Кроме того, не исключено, что их лагерь находится на приличном расстоянии отсюда.
— А что такое шемизетка?
— Черт меня подери, если я знаю. Кажется, какая-то часть женского наряда.
Вдруг Рыжий навострил уши. Пальцы Цезаря легли на приклад старого кремневого ружья в седельном чехле. К ним ехало по меньшей мере полсотни апачей. Да, можно было сказать, что они нацепили парадные шемизетки, но при этом, что очень обнадеживало, не стали разрисовывать лица красными полосками. Члены отряда были хорошо вооружены. Помимо традиционных копий, луков и ножей, многие воины владели мексиканскими кремневыми ружьями. У некоторых даже имелись многозарядные винтовки системы Спенсера и карабины Смита, стоявшие на вооружении северян во время недавней Гражданской войны.
Впереди ехал Викторио. Он совсем не был похож на загнанного зверя или оборванца сродни тем, что, кутаясь в лохмотья у дверей склада, терпеливо ждали раздачи провизии. Вождь, как и все члены его отряда, выглядел более чем достойно и величественно. На нем была отделанная бахромой кожаная рубаха, украшенная серебряными дисками, оловянными коническими подвесками и бисером, который также густо покрывал высокие мокасины.
Рядом с Викторио Рафи не без удивления увидел Кочиса и невольно подумал о том, сколько народу мечтает поймать этого вождя на мушку. Бок о бок с Кочисом на коне цвета крепкого кофе ехал высокий индеец зверского вида, кожа которого оттенком почти не уступала масти коня. Рафи никогда прежде не встречал столь смуглых апачей, да еще вдобавок такого крепкого телосложения. Незнакомец, казалось, состоял из сплошных мускулов, а весу в нем было не меньше девяноста килограмм.
Внешность крепыша подходила под описание неуловимого Длинношеего — самого кровожадного убийцы среди апачей. Кит Карсон, поведавший о нем Рафи, называл индейца Волчарой, а точнее, «Во-во-волчарой», поскольку тот сильно заикался. «Старый Во-во-волчара — живое воплощение гнева о двух ногах», — любил повторять Карсон.
Слева от Викторио ехали двое: Лозен и старик в шлеме из пестрых перьев и с длинными золотыми цепочками, свисающими с мочек ушей.
«Ага, — подумал Рафи, — это Нана, которого кличут Колченогим».
Рафи потрясло, насколько Лозен похожа на брата и как они оба красивы. Лозен ехала на гнедой лошади с черными ногами. Рафи вспомнилась кобыла, которую чертовка увела у дона Ахеля лет тринадцать тому назад, и он едва сдержал улыбку. Какой же лихой и дерзкой она показалась ему в тот день в мальчишеском наряде — набедренной повязке и рубахе!
Девушка чем-то напоминала Рафи героиню «Двенадцатой ночи» Виолу. И Виола, и Лозен не желали мириться с бесконечной стеной ограничений, которую воздвигали мужчины вокруг женщин. Сейчас Лозен, должно быть, за двадцать пять, при этом супруга ее нигде не видно, а сама она едет в компании мужчин.
Рафи старался не пялиться на девушку, хоть это было и сложно. Уж очень она выделялась на фоне воинов в набедренных повязках, пончо и головных уборах из меха, перьев, костей и оленьих рогов, в причудливых нарядах, где смешивались предметы одежды апачей, мексиканцев и американцев. Некоторые из воинов красовались в военных мундирах, причем следы пулевых отверстий на них были аккуратно заштопаны.
С мочек ушей Лозен свисали нитки бусинок, на шее покачивались бусы и ожерелья из ракушек. Она была одета в роскошную рубашку и тунику из оленьей кожи, вышитую причудливым узором из бисера и покрытую золотистыми пятнами — скорее всего, пыльцой рогоза.
И все же, несмотря ни на что, Рафи видел перед собой все ту же бойкую девчонку-сорванца. Чтобы было удобнее сидеть в седле, она подоткнула юбку, обнажив мускулистые смуглые бедра. Длинная бахрома, украшающая тунику, мерно покачивалась в едином ритме с движениями лошади. Весело позвякивали сотни крошечных оловянных конусообразных подвесок вокруг квадратного выреза туники.
На плечи девушки, словно потоки воды на покатые скалы, ниспадали длинные черные волосы, кончики которых доходили до самых бедер. Волосы были чистыми и мягкими. Для Рафи это стало неожиданностью. Интересно, а что апачи используют вместо мыла? Как индианки вообще сейчас моют голову, когда на апачей охотятся солдаты и повсюду рыскают банды пьяных старателей, желающих заполучить скальпы краснокожих? От солнечных лучей на волосах Лозен будто бы вспыхивали искорки. Пряди обрамляли лицо, словно крылья черного лебедя.
«Ты здесь не для того, чтобы восхищаться сестрой Викторио», — напомнил себе Рафи, подумав, что индейцы могут его прикончить, если заметят, как он таращится на сестру вождя. По крайней мере, так было принято в Техасе, где вырос Коллинз. Лозен взглянула на него с таким равнодушием, словно никогда прежде не видела. Рафи отплатил ей той же монетой.
Викторио спешился. Когда они с Рафи приблизились друг к другу, к ним откуда-то из арьергарда отряда подъехала женщина. Выглядела она как мексиканка, но носила наряд апачей.
Прежде чем Рафи успел что-либо сказать, Викторио обхватил его руками и притянул к себе. Коллинз справился с естественным порывом отстраниться и вырваться. В его родном краю мужчины не обнимались друг с другом.
— Приветствую вас от имени доктора Стека, — произнес на испанском Рафи.
Мексиканка взялась переводить. Едва услышав ее голос, Рафи тут же понял, что именно она была той спутницей, что ночью стояла рядом с Лозен в сейбовой роще у реки несколько месяцев назад.
— Где Отец Ц’эк? — спросил Викторио. — При виде его наши сердца преисполнились бы радостью.
— Нан тан этих земель — генерал Карлтон. Он запрещает Отцу Стеку встречаться с вами.
— Каль'тон, — Лозен скосила карие глаза к носу, — Бидаа Дигиз.
Мужчины рассмеялись. Улыбнулся и Рафи. Ему не составило труда догадаться, почему Лозен обозвала Карлтона косоглазым: генерал и вправду в силу своей узколобости и ограниченности не замечал очевидных вещей.
— В знак своей дружбы и уважения Отец Стек попросил передать вам эти подарки. — Рафи кивнул на мулов. — Он также просил передать, что сожалеет о решении лантана Карлтона и попытается убедить его дозволить вам остаться в этом краю.
— Чтобы жить там, где мы жили всегда, нам разрешение Каль’тона не требуется, — отозвался Викторио. — Мы же не требуем, чтобы Каль’тон забирал своих детей и жен и съезжал из собственного дома.
Вдруг один из молодых воинов спешился и направился к ним. Был он невысоким и жилистым, но Рафи мог поклясться, что такому вполне по силам бежать без устали много дней кряду по пересеченной местности. Впрочем, то же самое можно было сказать про любого другого бойца в отряде. Выделял молодого воина из общего ряда головной убор из цельной шкуры скунса — с головой, лапами, хвостом и даже остатками запаха.
Уперев подбородок в грудь, апач задвигал головой скунса, словно разговаривала именно она.
— Скажи-ка, Волосатая Нога, — промолвил скунс, — а у Каль’тона есть жена и дети?
— Да, думаю, есть. — Рафи чувствовал себя идиотом оттого, что приходится беседовать с дохлым скунсом, но остальных членов отряда происходящее донельзя веселило. Впрочем, положа руку на сердце, надо было признать, что скунс, говорящий на языке апачей, выглядел забавно.
— И где же они живут?
— Месяц пути на восток отсюда.
— Что ж, тогда они, должно быть, очень довольны. Ведь им не приходится каждый день общаться с Косоглазым!
Под смех спутников молодой человек взял под уздцы обоих мулов и повел к своей лошади.
Насколько Рафи понял, встреча подошла к концу. Слова доктора Стека переданы, подарки вручены.
— Хотите через меня отправить весточку Отцу Стеку?
— Ты поедешь с нами, — отрезал Викторио.
Здоровяк на кофейного цвета лошади недовольно захрипел, словно решение Викторио отвезти двух бледнолицых в родную деревню обратилось застрявшей в горле костью. Лицо здоровяка исказилось, он силился что-то сказать. Викторио полыхнул взглядом в его сторону.
Ах да, Кит Карсон говорил, что Волчара заикается. А еще Карсон упоминал, что логово Волчары находится в Сьерра-Мадресе, то бишь почти в двухстах километрах к югу от границы с Мексикой. Что ж, коли так, это нисколько не мешало ему совершать набеги на юг Аризоны и Нью-Мексико. Интересно, что завело его так далеко на север? Судя по тому, какими взглядами они обмениваются с Викторио, явно не братская любовь.
Вождь нетерпеливо махнул рукой и что-то отрывисто произнес. Потом он дал знак Лозен, которая протянула Цезарю широкую длинную ленту из мешковины.
— Чтобы вы дороги не видели, — пояснила мексиканка.
Цезарь кинул на Рафи вопросительный взгляд, и Коллинз кивнул в ответ. Цезарь сложил ленту в несколько раз и крепко завязал себе глаза. Когда Лозен протянула ленту Рафи, она подняла взгляд, увидела у него на шляпе свой амулет и улыбнулась. Коллинз с трудом справился с порывом протянуть руку и погладить ее по волосам.