ию. Когда они добрались до скального выступа, шивойе присела отдохнуть, а Лозен начала оттаскивать камни от входа в маленькую пещерку, служившую складом провизии и вещей. Все, кроме больных, собирали лапник для постелей. Старикам предстояло питаться вяленым мясом мулов и обжаренной мукой с ягодами.
Когда старики перебрались на новое место, они принялись обнимать детей и внуков, твердя: «Да будем мы живы, братья, чтобы встретиться снова» и «Я буду каждый день молить Дарителя Жизни, чтобы он сберег тебя». Затем они долго смотрели, как их родня гуськом спускается вниз по склону. Лозен покуда осталась со стариками — подсобить им обустроиться.
К вечеру не без помощи Лозен пещеру удалось превратить в уютное жилище. В дальнем ее углу девушка устроила еще один очаг — можно было не беспокоится, что разведенный в нем огонь увидят снаружи. Устало вздохнув, Бабушка улеглась в темноте рядом с Черепахой, поправив на подруге одеяло. Лозен уселась у выхода в пещеру, разглядывая скальные выступы и утесы, превращенные ветром, дождями и причудливой игрой лунного света и тени в сказочные призрачные фигуры. С самого раннего детства, с тех пор как Лозен едва научилась понимать человеческую речь, Бабушка с другими стариками учили ее именам этих утесов, объясняя, почему так назван каждый из них.
Старики негромко переговаривались друг с другом в пещере, покуда их не сморил сон. Постепенно, один за другим, голоса стихли. Рядом с утесом, почти на уровне глаз Лозен, промелькнула тень и раздалось знакомое совиное уханье. В страхе перед Призрачным Филином Лозен, попятившись, скрылась в пещере и залезла к Бабушке под одеяло.
— Ступай к остальным, — прошептала ей старуха. — Им нужен твой дар видения.
— Нагоню их завтра. Я заранее чувствую приближение врагов, так что могу отправиться в путь и днем, покуда остальные прячутся в Месте-Где-Вдовы-Перестали-Плакать.
— Ты знаешь, почему оно так зовется?
Лозен надолго задумалась над тем, какой ответ хочет получить Бабушка и на что пытается намекнуть.
— Из-за Дыр-в-Земле, — наконец произнесла девушка. Так называли прииски Санта-Риты. Именно туда бледнолицые с мексиканцами пригласили Красных Красок на пир, где убили и сняли скальп с мужа Бабушки и их дочери, матери Лозен. В Дырах-в-Земле Бабушка стала одной из тех вдов, которые перестали плакать по дороге обратно в Теплые Ключи.
Называя имена тех или иных мест, отождествляя их с событиями, которые там произошли, Бабушка будто бы перемещала Лозен во времени и пространстве. События, связанные с каждым из этих мест, напоминали о том, что в прошлом апачи уже знавали тяжелые времена. На Пире Смерти они пострадали от вероломства бледнолицых, которых считали своими друзьями. Да, ©ни потеряли близких и любимых, н© ведь выжили! Жизнь продолжалась.
— Люди снова станут собирать почки агавы, — произнесла Черепаха.
— Люди снова станут смотреть, как танцуют их дети, — подал кто-то голос во тьме пещеры.
— Кругом мир и покой, — раздался третий голос.
— Кругом одна лишь радость, — произнес четвертый.
Воцарилась тишина, но Лозен чувствовала, что настроение у людей в пещере изменилось, стало лучше. Благодаря Бабушке старики мысленно перенеслись в иные места, взглянули на них внутренним взором, и родной край напомнил им о необходимости быть стойкими, ведь время всегда лечит.
Лозен прижалась грудью к костистой спине Бабушки и, обхватив шивойе рукой, теснее придвинулась к ней. Ночью похолодало, а в пещере было влажно. Бабушка в последнее время так похудела, что мерзла сильнее обычного. Прижавшись щекой к ее волосам, Лозен закрыла глаза.
Перед отъездом Текучая Вода поделилась с Лозен тревожным предчувствием: супруга Викторио опасалась, что, когда они вернутся, Бабушки уже не будет в живых. Лозен озказы-валась в это верить. Когда она приедет за Бабушкой, та, как обычно, одарит внучку хитрой озорной улыбкой, прижмсз Лозен к груди и начнет рассказывать о том, что произошло в лагере во время ее отсутствия.
ГЛАВА 42КОРМЛЕНИЕ КУСАЮЩЕЙ РУКИ
У сейбовой рощи Рафи с Цезарем спешились, чтобы размять ноги. Пока негр поил груженного поклажей мула, Рафи достал щенков из висевшей возле стремени корзины и пустил их поиграть в траве. К ним тут же подскочила Пачи, чтобы осмотреть, обнюхать и вылизать своих детей.
Рафи понимал: когда придет пора возвращаться, он будет очень скучать по щенкам, но что поделать, он ведь вез их в подарок названым племянникам Цезаря. Один предназначался Освобождающему, другой — Уа-син-тону, а третий — Лозен, если она, конечно, захочет завести собаку. Кроме того, Рафи связал крошечные носочки дочке Марии, но и этим не ограничился: Коллинз с Цезарем везли подарки и взрослым.
Из слов Лозен Рафи заключил, что ей хотелось бы иметь собаку, что несколько удивляло. Коллинз знал, что апачи испытывают перед псами суеверный страх, однако у мескалеро, живущих в Боске-Редондо, отношение к собакам постепенно менялось: некоторые стали держать их у себя, да и с солдатскими дворнягами, забредавшим в лагерь, держались спокойнее.
Окатив головы холодной водой, Рафи с Цезарем принялись плескаться, брызгаясь друг в друга. От тяжелых свинцовых грозовых туч, надвигавших с запада, июльская духота сделалась невыносимой — каждый вздох давался с огромным трудом. Накупавшись, друзья улеглись в траву и, заложив руки за голову, принялись ждать, когда дозорный закричит ястребом, оповещая об их прибытии. Лошади щипали траву, а трое щенков возились, покуда их не сморило от усталости. Рафи глубоко вздохнул. Как же ему сейчас было хорошо!
В последнее время они с Цезарем редко могли позволить себе поваляться в блаженной праздности. Департаменты по управлению Нью-Мексико и Аризоной перевели в Калифорнию, отчего на местах началась бюрократическая неразбериха и бесконечная чехарда. Открывались, расширялись, сокращались, переименовывались и закрывались ведомства, учреждались и отменялись новые должности. Рафи с Цезарем не успевали скучать. Они возили строительные материалы: известку из Месильи, пиломатериалы из Пинос-Альтоса, уголь из Санта-Риты. Рафи отчаянно не хотелось погибать, обороняя фургон с известкой, но что поделать: платили за извоз очень недурно.
Одним из новых пунктов назначения стал форт Бэском. Будто бы насмехаясь над здравым смыслом, вашингтонские чинуши решили назвать укрепление в честь лейтенанта Джорджа Бэскома, напавшего десять лет назад во время переговоров на Кочиса и заварившего таким образом кашу, которую до сих пор так и не удалось расхлебать.
«С другой стороны, — подумалось Рафи, — Бэскома увековечили не зря. Ведь именно благодаря ему тысячи солдат не скучают без дела, хотя многие из них найдут здесь свою смерть».
Бюрократические проволочки, разворовывание провианта, предназначенного индейцам в Боске-Редондо, и самодурство Джорджа Карлтона довели Стека до белого каления, и он подал в отставку. На самом деле доктору стоило поднабраться терпения и чуть-чуть подождать. Карлтона в итоге сняли с должности, но его отъезд мало что изменил. Генералы чередой сменяли друг друга на его посту. Они то грызлись из-за пустяков, то сидели в бездействии, не зная, что предпринять, тогда как апачи продолжали нападать и на солдат, и на мирных жителей.
— Забавно, — задумчиво произнес Рафи.
— Что именно? — поинтересовался Цезарь.
— Большая часть белых в этих краях зарабатывает себе на жизнь тем, что обслуживает армию, так?
— Так.
— Если апачей перебьют, а войска выведут, то добропорядочные граждане останутся с пустыми карманами.
— Хочешь сказать, что белые сами заинтересованы в том, чтобы индейцы бесчинствовали, а они могли и дальше заколачивать правительственный денежки?
— Именно. Но самое забавное заключается в другом. Думаешь, благодаря рейдам солдат в горы индейцев станет меньше?
— Конечно же нет, — расхохотался Цезарь. — Апачи кружат у фортов и трактов, словно стая стервятников. Только на прошлой неделе увели из форта Каммингс шесть мулов, семь лошадей и трех волов.
— Точно! — щелкнул пальцами Рафи. — Апачам теперь без армии тоже никуда.
— Получается, правительство кормит руку, которая ее кусает.
— Получается, что так, — засмеялся Рафи.
Некоторое время они по очереди читали вслух Шекспира, передавая друг другу книгу. Постепенно небо затянули тучи, листья сейбы затрепетали на ветру. Давно перевалило за полдень, но ничего похожего на условный сигнал апачей так и не прозвучало. Никто не пришел встретить друзей. С неба начали падать первые капли.
— Поехали. — Рафи поднялся и усадил щенков обратно в корзину.
Друзья надели покрытые гуттаперчей пончо, которые всегда брали с собой в дорогу в июле и августе, когда наступал сезон дождей. Пончо Рафи было столь внушительных размеров, что шатром укрывало седельные сумки и корзину со щенками. Хотя Цезарь мог похвастаться таким же пончо, его едва хватало, чтобы прикрыть исполинскую фигуру негра.
Возвращаемся в Аламосу?
— Не-а.
— У нас с собой последние подарки доктора Стека для Викторио и его племени, и мы их довезем во чтобы то ни стало.
— И как мы отыщем апачей? — Цезарь недоуменно глянул на друга. — Нам же в прошлый раз завязали глаза.
— Доверюсь ушам.
— Ушам?
— Помнишь, мы несколько раз пересекали речушки? — спросил Рафи.
— Ну да, и что?
— Речушка была одна и та же, и сейчас ты на нее смотришь.
Цезарь уставился на струящуюся воду, а потом поднял взгляд на скалы, находящиеся на расстоянии полутора километров от них:
— Хочешь сказать, нас возили кругами?
— Ничего другого мне просто не приходит в голову. Твой новоявленный зять Вызывающий Смех специально отвлекал нас байками, чтобы не дать нам прислушаться к происходящему. — Рафи сам не знал, удивляться ему или оскорбляться тем, что апачи сочли их набитыми дураками. — Помнишь, как на одном из участков пути слышалось эхо, словно мы ехали через узкий каньон?
— Думаешь, в скалах есть проход?