— Я, как и мексиканцы, отчасти верю, что апачи могут становиться невидимыми, но уж очень сомнительно, что им под силу просачиваться сквозь камень.
— Господь заставил Красное море расступиться перед Моисеем, — улыбнулся Цезарь. — Может, ради нас он проделает то же самое и со скалой?
А что, если на выходе из каньона их не встретят с распростертыми объятиями? Друзья даже не хотели обсуждать подобный вариант развития событий. Грянул гром, и на землю обрушился ливень, словно разверзлись хляби небесные.
Да, шум дождя заглушал все звуки, и сигнала дозорных могли просто не услышать, и все же, когда никто не вышел встречать отряд, вернувшийся за стариками, Лозен поняла: что-то не так. Это дошло и до Кайтенная, Чато, Крадущего Любовь, Мух-в-Похлебке, Большеухого и Вызывающего Смех. Они спешились, а их подручные взяли коней под уздцы. Все застыли в молчании, а Лозен смежила веки и обратилась к Дарителю Жизни с беззвучной мольбой дать ей знак, если враги рядом. Наконец она открыла глаза и жестом показала, что опасности нет.
Дождь стал тише. Ветер швырнул в лица членов отряда еще несколько влажных струй, после чего гроза, рокоча, двинулась за горы, оставляя за собой мокрые деревья, с листьев которых струилась вода. Кайтеннай приказал всем разойтись в разных направлениях.
Лозен с Вызывающим Смех ползком преодолели луг, где когда-то паслись лошади. Не успели они добраться до окраины деревни, как ветер принес запах мокрой золы, горелого дерева и собачий лай. Затем они увидели в полумраке обугленные жилища стойбища Одинокой. Посреди сгоревшей деревни под тусклым серым небом застыли две лошади, мул и двое мужчин в блестящих черных пончо. Собака яростно лаяла в сторону Кайтенная и Чато, которые подкрадывались с наветренной стороны. Мужчины повернулись в том же направлении и развели руки в стороны, показывая, что безоружны. Лозен и Вызывающий Смех не видели их лиц, но узнали лошадей.
— Волосатая Нога и Дядя, — прошептал Вызывающий Смех. — Чато их убьет.
Будто в подтверждении его слов раздался щелчок затвора. Лозен по звуку догадалась, что это новенькая блестящая винтовка Чато, которую он назвал Многострельной. Дядя с Волосатой Ногой тоже услышали щелчок затвора, но даже не попытались спрятаться в укрытии или броситься наутек.
Лозен встала и направилась к ним, демонстрируя тем самым Чато и остальным воинам, что бледнолицые не представляют угрозы. Вызывающий Смех двинулся за ней, шлепая по лужам, которые на глазах становились меньше по мере того, как вода впитывалась в землю.
Собака крутанулась на месте. Вздыбив шерсть и приг нув голову, она медленно двинулась навстречу Лозен. Обернулись и мужчины. Лозен увидела в их глазах скорбь и облегчение оттого, что перед ними предстала именно она, а не другой апач, скорее всего возжелавший бы их убить. При этом девушка не разглядела в их взглядах ни страха, ни чувства вины, ни намерения обмануть ее.
Волосатая Нога что-то гаркнул собаке, и та тут же села, прижав уши и оскалив пасть, полную острых зубов. Затем Волосатая Нога, медленно стянув через голову пончо, отбросил его в сторону. Распутав узел платка на шее, он вытер с лица пот. Лозен показалось, что на щеках бледнолицего были и слезы.
— Но ло исимос, — промолвил он. — Это сделали не мы.
— Йо сэ, — отозвалась Лозен. — Я знаю.
Кайтеннай, Чато и прочие воины, держа на изготовке ружья и наложив на луки стрелы, двинулись к бледнолицым через площадку для танцев.
— Это они привели сюда синемундирников. — Чато направил дуло винчестера в лицо Рафи. — Сожжем их на медленном огне: так они будут умирать подольше.
— Ты их и пальцем не тронешь. — Лозен встала у него на пути. — Они братья Одинокой.
Вызывающий Смех, не обращая ни на кого внимания, со всех ног кинулся в стойбище бабушки и дедушки. Вскоре оттуда раздался его скорбный вой, к которому, откинув голову, присоединилась и Пачи. Лозен бросилась в сторону тропы, что вела в пещеру. Дождь кончился, и в небе над утесом кружили стервятники.
Цепляясь за камни и кустарник, девушка со скоростью ветра взлетела по крутому склону. Перепрыгнув через валун, преграждавший ей путь, она едва не наступила на руку Ворчливого. Он был мертв. Кто-то успел снять с его головы скальп. Рядом лежал Койот, конь Викторио.
Все то время, пока Лозен карабкалась по склону, она то молилась Дарителю Жизни, то торговалась с ним. Девушка не обращала внимания на ссадины и царапины, которые оставляли у нее на руках и ногах острые камни и шипы кустарника. Стоило ей добраться до самого верха, как в ноздри ударил смрад. Солнце пробилось сквозь тучи, высветив тела, распростертые в пещере. У большинства на головах вместо волос зияли кровавые раны.
Зачерпнув из очага золу, Лозен принялась посыпать ею тела, медленно смещаясь в глубь пещеры. Бабушку она отыскала вместе с ее подругой Черепахой. Старухи лежали обнявшись, будто погрузились в крепкий сон. С них тоже сняли скальпы. Лозен уселась рядом с Бабушкой и принялась раскачиваться взад-вперед, силясь сдержать скорбь, но тщетно. Вскинув голову к небу, скрытому от нее потолком пещеры, она зажмурилась и завыла.
Рафи пытался не отставать от Лозен и остальных, но вскоре апачи пропали за очередным изгибом тропы, что вела в гору, предоставив бледнолицего самому себе — мол, карабкайся вверх сам, как знаешь. Прошло не так уж много времени, прежде чем он услышал, как заголосила Лозен. Девушка, должно быть, обнаружила нечто ужасное. Кого убили охотники за скальпами? Ее мать? Отца? Бабушку? Новоявленную родню Цезаря?
Вскоре к завываниям Лозен присоединились и мужские голоса, что озадачило Рафи. Он даже не думал, что мужчины-апачи способны подобным образом выражать свои чувства.
Коллинз почти добрался до самой вершины гребня, когда путь ему преградил Чато. Уперев руки в боки и поставив ногу на валуи, апач, полыхнув взглядом, посмотрел вниз, на Рафи, и произнес на испанском:
— Тетушка Лозен велела оставить тебя в живых. Она сказала так: «Уходи, Волосатая Нога. Уходи. Пронто[96]».
Развернувшись, Рафи начал спускаться. Чтобы удержать равновесие, ему приходилось откланяться назад, а пальцы ног из-за крутизны склона больно упирались в кончики сапог. Волосы на затылке стояли дыбом. Коллинз решил, что Чато не станет тратить на него пулю; скорее всего, воин бросится на него сверху и проломит голову грозной дубинкой, которую Рафи приметил у него на поясе.
Добравшись до подножия склона, Рафи с облегчением вздохнул. Вскоре он отыскал Цезаря и Вызывающего Смех. Они завернули тела в одеяла и закрепили их на спине мула. Для этого пришлось снять груз с подарками, который теперь лежал прямо посередине площадки для танцев, прикрытый непромокаемым пончо.
— Это дед и бабка моего зятя, — кивнул Цезарь на трупы. — Думаю, тут орудовали подонки, обосновавшиеся неподалеку от форта. Зять говорит, они перебили и стариков наверху в пещере. А еще он сказал, что там укрывалась бабушка Лозен.
— Нам надо ехать, — глухо промолвил Рафи.
— Я помогу с похоронами.
— Пойми, нас могут убить, когда остальные спустятся с утеса и увидят, что мы еще здесь.
Вызывающий Смех пристально вслушивался в их беседу, силясь понять, о чем говорят бледнолицые.
— Он мне родня, — кивнул Цезарь на апача. — Я не могу его вот так здесь бросить. — Негр взял под уздцы мула и свою серую лошадь.
Поняв, что Цезарь решил остаться, Вызывающий Смех вырвал у него из руки поводья.
— Вайя![97] — Он показал на тропу, что вела к утесу. — Вайя! — повторил апач и провел ребром ладони по горлу — жест, во все времена и во всех культурах означающий неминуемую смерть.
Рафи сунул руку в карман и, вытащив оттуда крошечные носочки, протянул их Вызывающему Смех со словами:
— Пара ла нинъя де Мария Мендес[98].
Щенков придется забрать с собой. Не время оставлять апачам в подарок животных, которые, по их поверью, приносят несчастье.
Вызывающий Смех взял носки, сунул их за отворот мокасина, а затем, резко повернувшись, повел мула прочь.
ГЛАВА 43ВЕРОЛОМНЫЕ ТВАРИ
Рафи застыл перед дверью кабинета сержанта-интенданта. Коллинз был взбешен, но знал, что предстоящий разговор его изрядно повеселит. Порой ему начинало казаться, что Всевышний не лишен чувства юмора.
Рафи постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь и переступил порог. Как он и ожидал, владелец ранчо «Тучные луга» вместе со своим бригадиром обстряпывали грязные делишки с интендантом, искренне полагая, что им все сойдет с рук. Рафи намеревался их сильно разочаровать.
— Привет, Коллинз. — Сержант оторвал взгляд от трех экземпляров контракта на поставку говядины, что сейчас лежали перед ним на столе.
— Казенный скот из Месильи доставлен, — доложил Рафи. — Мои ребята сейчас ставят его в загон.
— Сколько голов?
— Сколько заказывали, — чуть пожал плечами Рафи.
— Тридцать?
— У меня хоть раз была недостача?
— Нет, но все когда-нибудь случается в первый раз. Апачи устроили налет на караван, направлявшийся в форт Каммингс. Угнали лошадей и мулов.
Когда до владельца ранчо и его бригадира дошло, что Рафи пригнал все стадо, они его не разочаровали. На гнусных харях обоих быстро сменилось сразу несколько выражений: сперва удивление, потом злоба и наконец досада. Сержант оказался орешком покрепче: он не изменился в лице и не выдал себя даже взглядом. «Может, он ни при чем? — подумалось Рафи. — Впрочем, вряд ли». Коллинз ни в чем не был уверен и потому старался не бросаться обвинениями зря. Когда заказчиком выступает армия, сам черт ногу сломит, пытаясь разобраться, кто с кем в сговоре и в какой момент ждать подвоха.
Рафи достал из кармана куртки накладную, положил ее на стол и наклонился, чтобы разгладить листок ладонями. Одновременно он кинул взгляд на контракт владельца ранчо «Тучные луга». Хотя документ лежал вверх ногами, Коллинзу удалось разглядеть прописанную в нем дату и количес