Хозяин ранчо передвинул языком веточку, которую жевал, из одного уголка рта в другой.
— Да, я слышал, что где-то в этих краях у апачей есть здоровенный лагерь, к которому они сгоняют украденный скот. Похоже, его мы и нашли.
— Рванем вперед на всех парах, — отдал команду лейтенант. — Огонь ведем по мужчинам, но если кто другой возьмет вас на мушку, стреляйте не задумываясь. Женщин и детей изловить. Их потом отправят в Сан-Карлос.
Когда отряд добрался до лагеря и лейтенант скомандовал: «В атаку!», уже почти опустилась ночь. Приблизившись на полном скаку к внешнему краю стойбища, солдаты громко заулюлюкали. Цезарь так и не понял, кто именно первым открыл огонь, но солдаты палили, не жалея патронов, пока до них наконец не дошло, что никто не стреляет в ответ. Лагерь был брошен. Когда лошади проносились через него, они опрокинули плетеные подносы с кедровыми орехами и стойки, на которых вялилось мясо. Стоек оказалось очень много. Цезарь поднес к носу один из кусочков мяса и принюхался. Говядина. Что ж, теперь он мог побиться об заклад, что украденный скот им не сыскать.
Лошади разметали угли, тлевшие в очагах. Некоторые жилища уже занялись пламенем. В свете горящего лагеря солдаты принялись собирать сувениры на память: луки, стрелы, кожаные мешки и оловянные горшки. Обыскав окрестности, они пригнали жеребенка и кобылу с раной на спине — других животных обнаружить не удалось.
На этот раз благодарить за спасение следовало не только Лозен, но и Вызывающего Смех. Именно он пригласил всех к своему костру послушать байки, когда Лозен вдруг почувствовала знакомый рокот в ушах и поняла, что нужно как можно скорее уводить женщин и детей в безопасное место.
К вечеру следующего дня, после того как Лозен заверила всех, что синемундирники уже далеко, апачи вернулись в лагерь узнать, можно ли что-нибудь еще спасти. Викторио кипел от ярости, когда ходил среди сожженных жилищ, силясь приободрить и утешить тех, кто предпочел следовать за ним по тропе мира с бледнолицыми. Когда соплеменники спрашивали вождя, почему синемундирники на них напали, Викторио уходил от прямого ответа, но Лозен знала, что он все понимает. Вина за случившееся в равной степени лежала и на синемундирниках, и на Джеронимо с Длинношеим.
Джон Клам снова рвал и метал. Его вопли разносились на весь лагерь, который разбили сто десять полицейских-апачей, находящихся под его командованием. Здесь, в форте Боуи, их должны были ожидать восемь рот Девятого кавалерийского полка.
— В каком смысле «их здесь нет»? Что это значит?! А где этих сукиных детей черти полосатые носят?
Смертельный Выстрел кинул взгляд на домик коменданта, после чего снова принялся пришивать новую подошву к мокасину.
— Все в укрытие! — с важным, почти торжественным видом скомандовал он. — Индюк снова решил надуться.
Рафи рассмеялся, живо представив, как это ничтожество Клам вдруг начинает разбухать, раздаваясь в стороны, чтобы казаться больше. Вдруг до Коллинза внезапно дошло, что он без перевода понял реплику Смертельного Выстрела. Осознал это и сам Смертельный Выстрел. Воин расплылся в улыбке. Просияли и его товарищи — Грезящий, Малыш, Расплющенный. Член, Неженка и Большеротый. Они глядели на Рафи с таким довольным видом, словно он был слабоумным ребенком, внезапно освоившим дельный навык.
Когда Клам собирался в поход, он попросил Рафи взять на себя вьючных мулов, и Коллинз едва не отказался. Его не пугали недели изнуряющей жары, полные тягот, жажды, скуки и опасностей; Рафи знал, что сможет все это выдержать, а вот общество Джона Клама — вряд ли. За последние три года, проведенные в этом краю, Джон Клам раз за разом опротестовывал буквально каждый приказ, директиву и меморандум, которые получал от министерства внутренних дел и армейского начальства. Несмотря на это, он все же приступил к выполнению распоряжения правительства, полученного по телеграфу 20 марта 1877 года. Кламу предстояло арестовать апачей-отступников, отыскать украденных лошадей и вернуть их законным собственникам. Задержанных индейцев следовало эскортировать в Сан-Карлос, где и содержать под стражей вплоть до суда за убийства и грабежи.
Вся эта затея представлялась Рафи если не безумной, то идиотской, но Клам с воодушевлением взялся за ее воплощение в жизнь. В кои-то веки Рафи был согласен с редактором «Аризонского старателя», писавшего о Кламе, что «дерзость и наглость этого напыщенного юнца вызывают лишь гомерический хохот». И все-таки Рафи принял предложение. Работы в данный момент у него не было, а отряд направлялся к Теплым Ключам, а значит, имелся шанс повидаться с Лозен.
Стоило познакомиться с Кламом поближе, как Коллинз начал понимать, почему полицейские-апачи мирятся с наглецом. Клам при желании мог являть собой воплощенное обаяние. Его отличали честность, мужество и способность работать не покладая рук. Агент по делам индейцев мог вызывать как восхищение, так и ненависть, но при этом никого не оставлял равнодушным.
Рафи вспомнилась улыбка Джеронимо. Наверное, именно с таким выражением лица Калигула наслаждался зрелищем львов, пожирающих христиан. Перед мысленным взором предстал и Волчара на своей приземистой лошадке — величественный, словно римский кесарь.
«Господь тому свидетель, — подумалось Рафи, — апачи за долгие годы просто привыкли, что ими руководят надменные и заносчивые бледнолицые».
Главный плюс от поездки заключался в том, что Рафи свел знакомство с апачами из племени Белогорья, входившими в состав полицейской дружины. Рафи нравилось сидеть у их костров, делиться с ними табаком и слушать байки, посредством которых индейцы частенько подтрунивали друг над другом. Нынешним вечером они чинили мокасины, чистили новенькие винтовки «Спрингфилд» и делали патроны, заворачивая свинцовые пули и порох в квадратные кусочки бумаги.
Грезящий снял с огня заостренную палку с нанизанными на ней кусками шипящей оленины и протянул ее Рафи. Тот принялся дуть на мясо, чтобы оно быстрее остыло, но индейцы при виде этого неодобрительно заворчали.
— Будешь дуть на мясо — спугнешь оленя, когда пойдешь на охоту, — пояснил Грезящий.
Дожидаясь, когда мясо остынет, Рафи решился задать вопрос, который мучил его всю дорогу:
— А почему одного из ваших зовут Расплющенным Членом?
Грезящий пожал плечами — жест, который он перенял у белых за годы странствий.
— Не знаю. Просто имя такое.
Разговор потек дальше — речь шла в основном о бедах, которые приносили всем Джеронимо, Волчара и чирикауа-отщепенцы. Малыш заявил, что вожди сманивают молодежь в набеги, из-за чего страдают дети и старики.
Итог подвел Большеротый, высказав общее мнение об отступниках:
— Мы с ними покончим. Переловим и посадим под замок.
— Мба цозе индээ цоконэн, — добавил Смертельный Выстрел. — Эти чирикауа просто койоты.
Рафи уже собирался идти спать, когда Смертельный Выстрел начал рассказывать историю:
— Говорят, что как-то раз, давным-давно, Койот в прерии увидел, как девушки сидят кружком и играют в одну игру.
Расплющенный Член тут же встал и зашагал прочь от костра, а Рафи навострил уши. Он уже давно понял, что байки апачей сродни басням или притчам и суть каждой из них — преподать слушателям важный урок. Рафи уже достаточно хорошо освоил наречие апачей, чтобы ухватить общий смысл байки, но при этом понимал, что большую часть подтекста он не уловит, равно как тайной останутся для него и верования, скрытые за каждым рассказом.
Расплющенный Член ушел на редкость поспешно, и это навело Рафи на мысль о том, что в байке содержится намек, объясняющий происхождение прозвища апача. Коллинз также догадался, что Смертельный Выстрел слышал вопрос, заданный Грезящему, и просто ждал возможности дать на него ответ. Конечно же, всякий мог рассчитывать, что апачи немедленно ответят на заданный вопрос, причем ответят внятно, однако, как правило, задав вопрос, стоило запастись терпением. Апачи чем-то напоминали юлыю что изобретенный телеграф, передающий сообщения, зашифрованные в серию точек и тире. Чтобы их прочесть, следовало знать шифр.
Смертельный Выстрел поведал, как Койоз уговорил Суслика вырыть туннель к тому месту, на котором сидела самая красивая девушка, чтобы подобраться к ней снизу и вставить в нее член. Почувствовав прикосновение члена, красотка взяла валун и ударила им по члену со словами: «Лучше развратничай с этим камнем». Апачи отчего-то считали эту историю уморительно смешной.
Рафи задумался, на что намекал рассказчик своей байкой. Может, Расплющенный Член попытался овладеть некой женщиной и в итоге пострадал? Что ж, если это правда, получается, бедолага мучается до сих пор.
Рафи усмехнулся, вспомнив апачское прозвище Клама — Мягкая Висячая Шляпа. Пожалуй, Джону повезло, что ему не дали кличку Мягкий Висячий Член.
Джеронимо сидел у костра и с аппетитом поглощал тушеную оленину с бобами, одновременно любуясь видом на стойбище своего сводного брата Веселого. Больше всего внимание Джеронимо привлекала четырнадцатилетняя дочь Колченого Очень Красивая, которая приехала навестить жену Веселого. Очень Красивая кидала на Джеронимо взгляды поверх пламени, ранившие сердце воина, подобно острым стрелам, которые, вонзившись в цель, еще некоторое время дрожат, трепеща оперением.
Гонец прибыл на закате. Он сообщил, что Мягкая Висячая Шляпа прибыл в Теплые Ключи. С ним лишь его ручные псы из Белогорья. Со слов гонца, Мягкая Висячая Шляпа повелевал Джеронимо и его отряду прибыть к завтрашнему дню к Бюро по делам индейцев, чтобы держать там совет.
Когда гонец уехал, Джеронимо с усмешкой произнес, что предпочитает войну пустым разговорам, но тут к нему обратился Веселый, которому в голову пришла занятная мысль.
Бюро по делам индейцев Теплых Ключей располагалось в покрытой пылью долине, со всех сторон окруженной холмами. Когда к зданию подъехали Джеронимо, Веселый, его младший брат Ресница, Старый Жирдяй и прочие воины, еще даже не начало светать.