Я сложила руки у себя на коленях, прокашлялась, затем, наконец, сказала.
— Ну, чего ты хочешь?
В ответ ни звука. Призрак сидел молча, блестел в темноте своими глазами.
Притих и стоявший на приставном столике череп, лишь тонкая зеленоватая дымка говорила о том, что он по-прежнему сидит за стеклом и наблюдает за нами.
Без защитного железного барьера из цепей излучаемый призраком холод накатывал на меня все сильнее. Температура упала до семи градусов, возле кресла с призраком она должна быть еще ниже. Но градусы температуры отнюдь не главный показатель, и не главная проблема, когда имеешь дело с призраком. Гораздо важнее тип призрака. Да, призрачный сухой холод ужасен, он словно высасывает из тебя жизнь и энергию, но я терпела его. Я сидела совершенно неподвижно и просто внимательно наблюдала за призраком старика.
— Если у тебя есть какая-то цель, — сказала я, — ты можешь сказать об этом мне.
В ответ только молчание, только блеск глаз, похожий на свет далеких звезд в темноте.
На самом деле, удивляться здесь было нечему. Дедушка явно не был призраком Третьего типа, вряд ли даже Второго, следовательно, не мог ни говорить, ни общаться каким-то другим способом.
Но даже при всем при этом…
— Никто, кроме меня, не станет тебя слушать, — сказала я. — Лучше воспользуйся выпавшим тебе шансом.
Я раскрыла свое сознание, постаралась очистить мозг от каких-либо эмоций, и посмотреть, не удастся ли мне хоть что-нибудь обнаружить. Хотя бы слабое эмоциональное эхо, как это произошло с тем Чейнджером в «Лавандовом домике» — там даже секундного контакта хватило, чтобы я оказалась на правильном пути…
Со стороны кресла долетел шорох — пик-пик-пик — будто кто-то царапает и теребит ткань ногтями пальцев. У меня по телу побежали мурашки.
Я не могла оторвать глаз от сидящего в кресле призрака — а он не просто сидел, он теперь улыбался! Царапающий звук возник снова, приглушенный, но раздававшийся очень близко.
— Что? — спросила я. — Ты мне именно это хочешь сказать?
В углу раздался грохот. Я испуганно вскочила, вскинула вверх свою рапиру. Призрак исчез. Кресло стояло пустым — продавленное сиденье, вытертое пятно на спинке — все, как прежде. Все, кроме трости, это она опрокинулась и с грохотом ударилась о камин.
Я взглянула на часы, сначала мельком, потом с тревогой. Двадцать два часа двадцать минут? Невероятно! Призрак находился здесь более получаса, и не сделал даже попытки причинить мне хоть какой-то вред…
— Усекла? — голос черепа вывел меня из оцепенения. В банке вновь появилось лицо, смотрело на меня, раздувая ноздри. — Готов поспорить, что нет. А я усек. Знаю, но не скажу, знаю, но не скажу…
— Что с тобой? — спросила я. — Ведешь себя как дошкольник. Успокойся, конечно, я все у… поняла.
Я встала, подошла к двери и включила свет, не обращая внимания на протестующие завывания черепа. Зловещая атмосфера в комнате разрядилась, исчезла. В свете люстры стала еще заметнее убогость устаревшей мебели, ее выцветшие оранжевые и коричневые тона. Я взглянула на сложенные стопкой детские игры: «Эрудит», «Монополия», «Охотник за призраками из агентства Ротвелл» — знаете, та самая, где вы должны убирать с доски пластиковые кости и комочки эктоплазмы так, чтобы не сработала сигнализация. Потертые коробки, дешевые игры. Дом самой обычной семьи с маленьким достатком.
Он был трудный человек. Скупой на деньги…
Я подошла к креслу.
— Не знаешь, что нужно сделать? — ехидно спросил череп. — А я тебе так скажу. Выпусти меня из этой банки, и я с удовольствием объясню тебе, в чем загвоздка. Ну, давай же, Люси. Сделай, как я говорю, и не надо спорить.
— А ты не пытайся мне строить глазки. С пустыми глазницами это не смотрится.
Я наклонилась над креслом, рассматривая ближайший ко мне подлокотник. На его конце была посажена заплатка из кусочка какой-то искусственной кожи, очень пластичной. Заплатка была грубо пришита поверх обивочной ткани.
Местами стежки разошлись, и один уголок заплатки вступал вверх, как край засохшего бутерброда. Я запустила свои пальцы под оторвавшийся край, приподняла его. Внутри оказалась прокладка из пенопласта, которая легко вынулась. После этого стали видны свернутые в тугую трубочку банкноты, втиснутые в тесное пустое пространство под пенопластом.
Я через плечо ухмыльнулась черепу, и сказала.
— Прости, но твоя помощь мне сегодня не понадобится.
Лицо в банке недовольно перекосилось и исчезло в искрах взвихрившейся плазмы.
— Это тебе просто повезло, — неохотно протянул затихающий голос. — Слепая удача, как новичку в картах.
На следующий день у меня начался отпуск, и я уехала на север, в городок, где родилась на свет. Повидалась с мамой, с сестрами, побыла с ними несколько дней. Честно говоря, это возвращение на родину оказалось не самым радостным и легким. Никто из моих родных никогда в жизни не уезжал дальше тридцати миль от своего дома, не говоря уже о том, чтобы побывать «в самом Лондоне». Они с подозрением косились на мою одежду, на сверкающую рапиру, хмурились, когда улавливали изменения в моем произношении или манере говорить, им не нравилось, когда я рассказывала о местах или людях, о которых они даже не слышали. Теперь я для них была «столичной штучкой». А мне они казались какими-то заторможенными, закосневшими, слишком боявшимися всего на свете. Даже в хорошую погоду они боялись выходить из дома — вечер еще не скоро, а они уже сидят тесной кучкой у камина. Я становилась все более раздражительной, все чаще огрызалась, а они грубили мне в ответ. От их замшелой провинциальности мне хотелось завыть. Что за жизнь у них, Боже ты мой! Все время сидеть взаперти и дрожать от страха. Да не лучше ли набраться смелости, выйти и посмотреть этому страху в лицо?
Короче говоря, я уехала из дома на день раньше, чем планировала. Мне не терпелось поскорее оказаться в ставшем мне родным Лондоне.
Я уехала на поезде, который уходил рано утром. Села у окна, и любовалась проплывающими мимо пейзажами — полями, лесами, шпилями церквей в скрытых от глаз за деревьями деревушках, дымовыми трубами и призрак-лампами в портовых и шахтерских городках, через которые следовал наш поезд. Повсюду, куда ни взгляни, над Англией невидимо нависла Проблема. Новые кладбища на перекрестках дорог и заброшенных, диких местах, крематории в пригородах, отбивающие комендантский час набатные колокола на рыночных площадях. И поверх всего этого — отраженное в оконном стекле мое лицо.
Под стук колес я вспоминала о том, какой наивной девочкой была, когда впервые приехала в Лондон, и кем стала за эти полтора года — опытным агентом, который умеет разговаривать с призраками. Больше, чем разговаривать. Я стала оперативницей, которая способна понимать желания Гостей.
Очень многое в моей жизни изменила та встреча с призраком скряги. Когда я после этого разговора возвращалась пешком по Уайтчепел, с так и не вынутыми из рюкзака инструментами, с неиспользованными солевыми бомбочками и канистрами железных опилок на своем рабочем поясе, у меня в голове вдруг мелькнула странная мысль. Я вдруг подумала, что ничего этого мне больше не нужно. Оказывается, я могу управляться с Гостями без оружия и даже без защитных средств. Никакой соли, никакой лаванды, ни грамма железных опилок. Часто ли в карьере любого оперативника бывали случаи, когда ему удавалось так аккуратно, быстро и чисто завершить расследование?
Старик в кресле был при жизни человеком очень неприятным, это чувствовалось и в его призраке, который по-прежнему отражал черствость и черноту души его владельца. Но при этом, однако, он явился с четкой целью — показать своим наследникам, где спрятаны его деньги. Мои спокойные расспросы дали ему возможность сделать это. Если бы я сожгла призрака, как это у нас принято, такой результат расследования был бы невозможен. А мне удалось это сделать благодаря тому, что я полностью доверилась своему Дару.
Совершенно очевидно, что такой новый подход к делу опасен, но он при этом имеет и массу преимуществ. Обо всем этом я размышляла, глядя в окно, и передо мной начинали вырисовываться невероятные перспективы.
Череп в банке пока что был примером исключительным, это редкий Гость Третьего типа, с которым можно установить полноценное общение. Но я начинала верить в то, что существуют различные способы, чтобы навести мосты через пропасть между миром живых и миром мертвых.
Строя свои догадки, я исходила, во-первых, из того, что большинство Гостей являются в наш мир с какой-то конкретной целью. И, во-вторых, если спокойно выяснять у них эту цель, призраки оставят тебя в живых как минимум до того момента, когда ты поможешь им достичь ее. Первая часть моей теории в доказательствах не нуждалась, причины появления призраков в нашем мире хорошо известны еще с тех времен, когда свои первые парапсихологические расследования полвека тому назад проводили основатели нашей профессии, Марисса Фиттис и Том Ротвелл. А вот вторая часть моей теории подрывала устои привычных представлений о работе с призраками. Каждое современное агентство своей главной задачей считает заблокировать Гостя. Затем, когда призрак обезврежен, следует найти и уничтожить Источник. После этого Гость исчезает навсегда. Считается аксиомой, что призрак при этом будет негодовать, сопротивляться, искать способы избежать блокировки.
А поскольку разозленный Гость очень опасен, и легко может убить тебя, оперативники с ним никогда не церемонятся.
В некоторых случаях оружие действительно необходимо. Можно ли было, скажем, урезонить каким-то невооруженным способом ту тварь, что поселилась на чердаке «Лавандового домика»? Почти наверняка нет. Но есть и другие призраки, например, печальные Тени в том же пансионе, или сидевший в стекле Спектр в вуали, которые отчаянно искали общения, жаждали его.
И я смогла предоставить им такую возможность, хотя и недостаточно хорошо это сделала.