— Да, — признался тот, — но здесь у нас тоже важные дела.
— Знаешь, почему Патрик взял с собой Паулу? — спросила Анника.
— Неважно. Патрик сам выбирает, с кем ему ехать.
Ответ показался не слишком правдоподобным. До появления Паулы Патрик всегда брал с собой Мартина. Конечно, в участке тогда и выбрать было не из кого, но все равно Мартину было обидно.
— Патрик видел, что Паула грустит, и решил, что поездка отвлечет ее от грустных мыслей.
— Да? А я ничего не замечал. — Мартину стало стыдно за свою невнимательность. — Что с ней случилось?
— Понятия не имею. Паула не любит рассказывать о своей жизни. Но я согласна с Патриком: она на себя не похожа.
— Я бы тоже был сам не свой, если бы мне пришлось жить с Мелльбергом в одном доме.
— Согласна, — рассмеялась Анника, но тут же помрачнела: — Но вряд ли мы что-то из нее вытянем. Придется ждать, пока Паула сама все не расскажет. По крайней мере, мы знаем, почему он позвал с собой ее, а не тебя.
— Спасибо, — Мартину все еще было стыдно за свою реакцию. В самом деле, так ли важно, кто какую работу делает… — Ну что, приступим? — сказал он, потягиваясь. — Хорошо бы накопать что-нибудь к их возвращению.
— Прекрасная идея, — ответила Анника, возвращаясь к компьютеру.
— Ты о нем вспоминаешь? — спросил Андерс, пригубив кофе. Они с Вивиан договорились вместе пообедать в «Лилла Берит», где можно было избежать суеты «Бадиса».
— О ком? — переспросила Вивиан, хотя и так понятно было, кого он имеет в виду. Костяшки пальцев, сжимавших кружку, побелели.
— Об Улофе.
Они всегда называли его по имени. Андерс настаивал на этом. Улоф был достоин такой памяти.
— Да, иногда, — ответила Вивиан, отводя взгляд. В окно было видно лужайку.
Деревня проснулась к жизни после долгой зимней спячки. Казалось, она расправляет спину, разминает плечи, выпускает людей на улицу, готовясь к летнему безумию, так резко контрастировавшему со спокойствием, царившим здесь весь остальной год.
— И о чем ты думаешь?
Вивиан резко повернулась к Андерсу.
— Почему ты вдруг о нем заговорил? Его больше нет. Все это не имеет значения.
— Не знаю. Это на меня так Фьельбака действует. Не знаю почему, но мне здесь спокойно. Настолько спокойно, что я снова о нем думаю.
— Не стоит привыкать к Фьельбаке. Мы здесь долго не задержимся, — прошипела Вивиан и тут же пожалела о своей реакции.
Она злилась не на Андерса, она злилась на Улофа. Зря Андерс о нем заговорил. Какая в этом польза? Сделав глубокий вдох, она собралась с мужеством и попыталась ответить брату. Все-таки Андерс всегда поддерживал ее, следовал за ней повсюду, защищал ее… он заслуживает ответа.
— Я думаю о том, как сильно его ненавижу, — сжала челюсти Вивиан. — Думаю о том, как много он у нас отнял, как сильно нам навредил. А ты? Разве ты думаешь не о том же?
Ей стало страшно. Ненависть к Улофу всегда объединяла их. Она подпитывала их союз энергией, заставляла их держаться вместе, помогала преодолевать все преграды.
— Не знаю, — сказал Андерс, обращая взгляд к морю. — Может, настала пора…
— Пора для чего?
— Пора простить его….
Вот они и прозвучали. Слова, которые ей не хотелось слышать. Разве можно простить Улофа? Это ведь он отнял у них детство, превратил их в несчастных и одиноких людей, цеплявшихся друг за друга, как утопающие за доску.
— Я много об этом думал, — продолжил Андерс. — Мы не можем так жить, Вивиан. Не можем постоянно бежать. Мы бежим от того, от чего нельзя убежать, — от самих себя. — Он ткнул себя в висок, взгляд его был полон решимости.
— И что ты пытаешься сказать? Ты передумал? — спросила Вивиан, чувствуя, как слезы набегают на глаза.
Неужели он ее бросит? Покинет? Предаст, как Улоф?
— Мне кажется, мы ищем сокровище, которого в реальности не существует, полные уверенности в том, что стоит нам его найти — и Улоф исчезнет.
Вивиан зажмурилась. Она хорошо помнила грязь, запахи, людей, Улофа, который ненавидел их с Андерсом. Он говорил, что им не стоило появляться на свет, что они — наказание за его грехи. Для него они были уродливыми, глупыми, отвратительными. И это они были причиной смерти их матери. Вивиан открыла глаза. Как может Андерс даже думать о прощении? Ведь это он защищал ее своим телом от гнева Улофа! Сколько раз ему доставались удары, предназначенные ей…
— Я не хочу говорить об Улофе, — дрожащим от волнения голосом заявила Вивиан. Ей было страшно. К чему приведут эти разговоры о прощении?
— Я люблю тебя, сестра! — Андерс погладил ее по щеке, но Вивиан, погруженная в мрачные воспоминания, даже не почувствовала этой ласки.
— Смотри-ка, кто пришел. Незваные гости! — Торд Педерсен смерил пришедших взглядом поверх очков.
— Мы решили, что лучше горе прийти к Магомеду, — улыбнулся Патрик, пожимая руку доктору. — Это моя коллега Паула Моралес. Мы тут наводили справки о Матсе Сверине и решили заглянуть к тебе, узнать, как дела.
— Вы рановато, — покачал головой Педерсен.
— У тебя ничего нет?
— Нет, я только успел его осмотреть.
— И что думаешь? — спросила Паула.
Педерсен усмехнулся.
— Я думал, с меня и одного Патрика предостаточно, а теперь еще и ты…
— Извини, — сказала Паула, но продолжала ждать ответа.
— Пройдемте в мой кабинет.
Педерсен открыл дверь в комнату слева. Они проследовали за ним и сели за стол. Торд присел напротив.
— На данный момент все, что я могу сказать, это что единственная видимая травма на теле — пулевое отверстие в затылке. Также я заметил несколько шрамов от недавних травм, полученных, судя по всему, в результате избиения.
Патрик кивнул:
— Мы как раз об этом и говорили с твоим коллегой по больнице. А уже можно определить время смерти?
— Труп пролежал там не больше недели. Но это покажет вскрытие.
— Какое оружие использовалось? — поинтересовалась Паула.
— Пуля застряла в затылке. Но как только я ее вытащу, сразу можно будет определить калибр. Если качество позволит, конечно.
— Понимаю, — не унималась Паула. — Но ты же видел столько пулевых ранений, можешь предположить?
Она специально не упоминала пустую гильзу, чтобы узнать мнение Педерсена.
— Какая настырная, — с восхищением отметил тот. — Ну, если вы хотите знать мое мнение, то все указывает на пистолет калибра девять миллиметров. Но это только мое предположение, — поднял в знак предупреждения палец Педерсен.
— Мы понимаем, — заверил его Патрик. — А когда планируется вскрытие?
— Посмотрим… — Эксперт повернулся к компьютеру. — Вскрытие назначено на понедельник следующей недели. Так что отчет у вас будет в среду.
— А пораньше нельзя?
— К сожалению, нет. У нас дел по горло. В последнее время люди мрут, как мухи. Да еще и двое моих сотрудников на больничном по причине стресса… У нас работа, как сами понимаете, вредная… Не у всех психика выдерживает.
Видно было, что к самому Педерсену это не относится.
— Ну, ничего не поделаешь. Позвони мне, когда у тебя появится для нас информация. Пуля, я полагаю, будет отправлена на экспертизу?
— Само собой разумеется, — обиженно ответил Педерсен. — Мы хорошо делаем свою работу. Даже в чрезвычайных обстоятельствах.
— Знаю, прости. — Патрик вскинул руки вверх в знак извинения. — Я от природы нетерпеливый. Позвони, когда закончишь. Обещаю не доставать тебя.
— Хорошо, — ответил Педерсен, поднимаясь.
Патрик вздохнул. Среда — это так не скоро.
— Так мы уже можем войти в квартиру? — обрадовался Йоста. — А результаты будут уже завтра? Замечательно. Хедстрём будет счастлив.
Он широко улыбнулся. Турбьёрн Руд только что сообщил, что криминалисты закончили работу и что полиция может осмотреть квартиру. Внезапно Йосту осенило. Нет смысла бить баклуши в участке в ожидании, пока вернутся Хедстрём и Паула. Бить баклуши Йосте, впрочем, нравилось, но при этом его раздражало, что Патрик все всегда решает, хотя у Йосты с Бертилем опыта побольше, чем у него. Желания работать без особой необходимости у Йосты, конечно, не было. Но зато было желание показать молодняку, где раки зимуют. Чтобы не зарывались. Быстро приняв решение, Йоста поспешил к Бертилю. В порыве чувств он забыл постучаться и, дернув на себя дверь, влетел в кабинет как раз в тот момент, когда Мелльберг дремал за рабочим столом.
— Какого черта? — Сонный Бертиль рассеянно озирался по сторонам, и даже Эрнест присел в корзинке и навострил уши.
— Извини, я только хотел…
— Что? — рявкнул Мелльберг, поправляя съехавшую на лоб накладку для лысины.
— Я только что разговаривал с Турбьёрном Рудом.
— И?
Эрнест улегся обратно в корзину.
— Он сказал, что уже можно входить в квартиру.
— Какую квартиру?
— Матса Сверина. Они закончили. Криминалисты то есть. И я подумал…
— Говори конкретней.
— Ну, Хедстрём все время требует, чтобы мы все делали сию же секунду. Ну, то есть лучше нам не ждать его возвращения, а приниматься за работу прямо сейчас.
Мелльберг немного успокоился. Он понял ход мысли Йосты, и эта идея пришлась ему по вкусу.
— Ты абсолютно прав. Не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Кто, кроме нас, сможет грамотно провести это расследование? — улыбнулся он.
— О том я и говорю, — улыбнулся в ответ Йоста. — Пора показать этим молокососам, на что способны старички.
— Ты просто гений.
Мелльберг поднялся из-за стола и поспешил в гараж. Пора ветеранам взять в руки оружие.
Энни снова купала ребенка. Поливала его прохладной соленой водой, стараясь не попасть в глаза, смачивала волосы. Сэм не выражал удовольствия, но и не препятствовал ей. Просто молча лежал у мамы на руках, позволяя себя купать. Рано или поздно он очнется от дремы. Просто его мозг продолжал обрабатывать случившееся. Никакой ребенок не в состоянии понять, почему его вдруг разлучили с папой. Но у Энни просто не было другого выхода. Бегство явилось единственным путем к спасению. И им с Сэмом придется заплатить за него высокую цену. Сын обожал Фредрика. Он не видел в нем то, что видела Энни. Ему не приходилось сталкиваться с темными сторонами его души, как Эн