— «Фристад» — уникальный проект, — продолжила она после паузы. — Обычно в подобных организациях работают только женщины. Это табу — иметь в штате мужчин. Но мы с самого начала стремились к равноправию. Когда Матте работал с нами, у нас было полное равноправие: по двое мужчин и женщин в штате. Именно к этому идеалу я и стремилась, создавая «Фристад», но это далось мне нелегко.
— В каком смысле? — поинтересовалась Паула. Она никогда раньше не задавалась вопросом, могут ли мужчины работать в организациях, помогающих женщинам — жертвам насилия со стороны мужчин.
— Это довольно чувствительный вопрос. У равноправия есть как сторонники, так и противники. Последние заявляют, что мужчины должны держаться подальше от женских приютов, что женщинам нужно место, свободное от мужчин, чтобы прийти в себя. Сторонники, к которым отношусь я, считают, что это мужчины обязательно должны работать в женских приютах. Невозможно создать мир без мужчин. Поэтому не стоит создавать в приютах искусственные условия. Важнее показать женщинам, что не все мужчины одинаковые, что существуют другие мужчины, не похожие на тех монстров, кто издевался над ними, что есть добрые и хорошие мужчины. Вот почему я решила пойти против течения. Я была первой, кто принял на работу мужчину в женский приют. — Лейла сделала паузу. — Но, разумеется, мы берем только надежных и проверенных мужчин, которым можно доверять.
— Матсу вы доверяли? — спросил Патрик.
— Он друг моего племянника. Они дружили пару лет, и я часто его встречала. Матс рассказывал, что он недоволен своей работой, что ему кажется бессмысленным то, чем он занимается. Услышав про «Фристад», он загорелся идеей работать у нас. И ему удалось убедить меня в том, что он идеальный кандидат. Матте хотел помогать людям. И мы дали ему такую возможность.
— Почему он уволился? — обратился Патрик к Лейле. Что-то промелькнуло у нее в глазах, но тут же исчезло.
— Он хотел развиваться дальше. А после избиения в нем проснулась тоска по дому. Что неудивительно, учитывая, как сильно он пострадал. Вы же в курсе?
— Да, мы были в больнице, — ответил Патрик.
Набрав в грудь воздуха, Лейла отважилась задать вопрос:
— Почему вы спрашиваете о Матте? Он же больше у нас не работает. Он уволился несколько месяцев назад.
— Когда вы с ним в последний раз общались? — ответил Патрик вопросом на вопрос.
— Мы общались только на работе. Но сейчас я хотела бы услышать ответ на мой вопрос. Зачем вы сюда приехали? Почему спрашиваете о Матте? — В ее голосе появились истерические нотки. Лейла уперлась кулаками в крышку стола.
— Матса позавчера нашли мертвым в своей квартире. Его застрелили.
Лейла ахнула.
— Не может быть.
— Увы, — произнес Патрик.
Лейла побелела. Хедстрём хотел уже было идти за водой для нее, как женщина сглотнула и, собравшись с силами, спросила дрожащим голосом:
— Почему? Кто его убил?
— Убийца неизвестен.
Патрик ненавидел себя за этот полицейский канцеляризм, но ситуация грозила выйти из-под контроля — нужно было снять эмоциональную напряженность. Видно было, что известие ее потрясло.
— Это как-то связано с… — Фразу она не закончила.
— Мы пока не знаем, — ответила Паула. — Вот, пытаемся побольше узнать о жизни Матса и тех, кто мог желать ему зла.
— Вы занимаетесь довольно специфической деятельностью, — произнес Патрик. — Наверняка привыкли получать угрозы…
— Вообще-то нет, — ответила Лейла. — Обычно угрозы получают наши подопечные. Кроме того, Матте занимался только бухгалтерией и вплотную работал лишь с парой женщин. И, как я уже сказала, он ушел от нас три месяца назад… Я не вижу никакой связи…
— Что вы можете сказать о его работе здесь? Может, вам запомнилась какая-нибудь особая ситуация, конфликт? Ему кто-нибудь угрожал?
И снова Патрику показалось, что что-то промелькнуло в ее взгляде.
— Нет, ничего такого не припомню. Матте занимался бухгалтерией. Дебит и кредит.
— Он общался с женщинами-подопечными?
— Крайне мало. В основном он занимался административной работой, — ответила Лейла. Видно было, что она еще не оправилась от шока.
— Тогда у нас пока больше нет вопросов, — сказал Патрик, поднимаясь. Он положил визитку Лейле на стол: — Если вы или ваши коллеги что-то вспомните, позвоните, пожалуйста.
Лейла кивнула:
— Разумеется.
— Что думаешь? — спросил Патрик, когда тяжелая дверь захлопнулась за ними.
— Мне кажется, она что-то скрывает, — ответила Паула.
— Мне тоже.
Патрику было не по себе. Придется им побольше узнать о «Фристаде».
Фьельбака, 1871 год
Весь день в доме была странная атмосфера. Юлиан с Карлом занимались маяком и старались держаться от нее подальше. Если же им доводилось столкнуться, старались не смотреть Эмели в глаза. Духи тоже чувствовали эту напряженность в воздухе. Они явно волновались. То появлялись, то исчезали, хлопая дверьми. Наверху раздавались шаги, но стоило ей подняться, как они затихали. Они хотели ей что-то сказать. Но что? Несколько раз она чувствовала дыхание на своей щеке и прикосновение к руке и плечу. Легкое, как перышко. Все исчезало так же быстро, как появлялось. Это могло бы быть плодом воображения, но Эмели знала, что это происходит в реальности. То был знак. Может быть, знак, что ей нужно бежать?.. Эмели с тоской взглянула на лед. Может, все-таки стоило отважиться выйти на него?
Стоило ей об этом подумать, как она почувствовала руку на спине, словно подталкивающую ее к двери. Что они пытаются ей сказать? Что нужно сойти на лед, пока есть такая возможность? Но Эмели не хватало мужества. Она беспокойно крутилась по дому — убиралась, перекладывала вещи с места на место, пытаясь отвлечься от тревожных мыслей. Тот факт, что мужчины не поднимали на нее глаз, пугал не меньше злобных взглядов.
Духи продолжали волноваться. Они явно пытались что-то сказать ей, но как бы Эмели ни напрягала слух, разобрать смысла не могла. Она чувствовала прикосновения, слышала шаги, следовавшие за ней по дому, улавливала шорохи, которые лишь усиливали ее тревогу. Под вечер ее начало трясти. Нужно было успеть приготовить ужин до начала смены Карла на маяке. Эмели автоматически приготовила салаку и сварила картошку. Когда она сливала воду руки ее так дрожали, что она чуть не обварилась.
Наконец все сели за стол — и тут легкие шаги наверху превратились в громкий топот. Карл с Юлианом ничего не слышали, но все равно нервно заерзали на диване.
— Достань самогон, — хрипло велел Карл, кивая в сторону шкафа со спиртным.
Эмели не знала, слушаться его или нет. Они хоть и часто возвращались домой навеселе из деревни, но дома пили редко.
— Самогон, я сказал! — повторил приказ Карл, и Эмели вскочила его исполнять. Из шкафа она достала почти полную бутылку и поставила ее на стол вместе с двумя стаканами.
— Ты тоже будешь, — сказал Юлиан. От его взгляда у нее холодные мурашки побежали по спине.
— Я не думаю… — пробормотала она. Эмели плохо переносила спиртное. К тому же ей не нравился вкус самогона.
Карл встал, раздраженный, достал из шкафа еще один стакан и, поставив его перед Эмели, налил до краев.
— Я не хочу, — дрожащим голосом произнесла та.
К еде никто так и не притронулся. Она медленно поднесла стакан ко рту и пригубила.
— До дна! — велел Карл, наливая полные стаканы себе с Юлианом. — Я сказал — до дна.
Топот наверху усилился. Эмели думала о льде, простиравшемся до самой Фьельбаки, льде, который выдержал бы ее вес, если бы она только отважилась отправиться в деревню. Но в такой темноте бежать было опасно.
Внезапно Эмели ощутила руку на плече. Она была не одна. Женщина опустошила свой стакан — выбора у нее не было. Она понимала, что лучше не возражать. Карл с Юлианом тоже опустошили свои стаканы, потом снова налили самогон до краев. Им даже не нужно было ничего говорить — по глазам понятно было, чего от нее ждут. Под их пристальным взглядом Эмели опустошала стакан за стаканом. Вскоре комната начала вращаться вокруг нее. Мужчины начали раздевать ее. Эмели не сопротивлялась. Отяжелевшие от спиртного члены ее не слушались. Самогон лишил ее силы воли. Топот наверху становился громче и громче, наполняя ее сознание и вытесняя все другие звуки. Она помнила только, как Карл лег на нее сверху, а потом были только боль и темнота. Юлиан крепко держал ее за руки. Глаза его были полны ненависти.
Было солнечное утро пятницы. Эрика прижалась к Патрику в постели, обняв его за талию. Вчера вечером он вернулся поздно, Эрика уже легла. И все, на что ее хватило, было сонное «привет»! Но теперь, проснувшись, она чувствовала, как сильно скучала по мужу. Как же ей не хватало его тела и их особенной близости, которую они так редко испытывали в последние месяцы, занятые заботой о детях. Эрике хотелось вернуть прошлое. Все развивалось слишком быстро. Родные и знакомые говорили ей, что маленькие дети — это большая работа, что они отнимают у родителей все время и что это негативно сказывается на супружеских отношениях. Но Эрика не хотела в это верить. Конечно, с Майей было нелегко, но отношения Эрики с Патриком от этого не испортились. Не ухудшило их и появление близнецов. Напротив, несчастье, предшествовавшее этому, сблизило супругов еще больше. Ничто никогда не сможет их разлучить. Но все равно ей не хватало близости. Того, на что у них не оставалось времени после всех этих пеленок, кормлений, прогулок и забираний из садика.
Эрика еще крепче прижалась к Патрику. Это, наверное, было первое утро, когда она проснулась сама, а не от детского крика. Патрик лежал к ней спиной. Обняв его одной рукой, Эрика другой рукой провела по его телу вниз, к чреслам. Нежно погладила поверх ткани. Реакция последовала незамедлительно. Муж лежал неподвижно, но дыхание его участилось. Эрика поняла, что он проснулся. По телу разлилось приятное тепло. Патрик повернулся, и их глаза встретились. В животе запорхали бабочки. Патрик начал медленно целовать ее в шею. Легкий стон сорвался с ее губ. Эрика вытянула шею, помогая ему достичь самого чувствительного местечка. Руки ласкали, трогали, искали. Патрик был уже без трусов. Эрика быстро стянула футболку и трусики.