— Надо же, — протянула Паула.
Она не могла представить Эрлинга и Вивиан вместе. Такую странную пару еще поискать. Хотя ее мама с Бертилем тоже были весьма странной парой, и это не мешало им прекрасно жить вместе. Никогда раньше она не видела маму такой счастливой, а это самое главное. И от этого ей было еще сложнее рассказать им новости о них с Юханной.
— Как здорово видеть дома вас обеих, — сказала Рита, ставя на стол кастрюлю с дымящимся супом.
— Да, мы вас редко видим вместе в последнее время. — Мелльберг показал Лео язык, и мальчик тут же зашелся смехом.
— Осторожно, он подавится, — сказала Рита, и Бертиль тут же прекратил. Он безумно боялся, что что-то случится с его драгоценным внуком.
— Хорошенько жуй, Лео, — сказал Мелльберг.
Паула невольно улыбнулась. Хоть Бертиль и был бесполезным типом, он обожал ее сына, а это много значило для нее. Паула понимала: то, что она собиралась сказать, будет иметь эффект разорвавшейся бомбы.
— Да, у нас были проблемы. Но вчера нам наконец удалось поговорить…
— Вы же не собираетесь расстаться? — спросил Мелльберг. — Тут у нас не так много лесбиянок, так что вам будет сложно найти себе новую партнершу.
Паула подняла глаза к потолку. Боже, дай ей терпение. Сосчитав про себя от одного до десяти, она начала:
— Мы не расстаемся. Но мы… — Она бросила взгляд на Юханну.
— Но мы больше не можем жить здесь, — закончила та.
— Не можете жить здесь? — всхлипнула Рита, переводя глаза на Лео. — Но куда вы поедете? И как же Лео? — От волнения она путалась в словах. — Вы же не можете уехать обратно в Стокгольм? И как же Лео?
— Ему будет плохо в большом городе, — вставил Мелльберг. — Он станет хулиганом или наркоманом.
Паула не стала напоминать, что они с Юханной выросли в городе, и ничего плохого с ними не случилось. Мелльбергу возражать бессмысленно.
— Нет, мы не уезжаем в Стокгольм, — поспешила ответить Юханна. — Нам нравится здесь. Но поскольку квартиру тут найти трудно, нам, наверное, придется поискать и в Греббестаде, и в Фьельбаке. Конечно, в идеале было бы найти квартиру по соседству. Но…
— Но мы должны переехать, — решительно заявила Паула. — Вы нам очень помогли. И Лео вас обожает, но нам нужен собственный дом.
Она сжала руку Юханны под столом.
— Но мальчику же нужно встречаться с бабушкой и дедушкой! Он же к нам привык…
У Мелльберга был такой вид, словно он готов вытащить ребенка из детского стульчика, прижать к себе и никогда не отпускать.
— Мы постараемся найти квартиру поближе, но переедем как можно скорее.
На кухне воцарилась тишина. Только один Лео ничего не заметил.
Рита с Бертилем в отчаянии смотрели друг на друга. Что делать? Девушки уедут и заберут с собой мальчика… Казалось, наступил конец света.
Она не могла забыть красную кровь на белых простынях. Никогда Энни не испытывала такого страха. И это несмотря на то, что она много лет жила в страхе — Фредрик был очень тяжелым человеком. На острове Энни попыталась забыть прошлое и сосредоточиться на Сэме, но это было нелегко.
В ту ночь она не могла отвести глаз от крови. Но затем ее охватила жажда деятельности. Сумки уже были упакованы. Энни сняла ночную сорочку и надела джинсы и кофту. Сэм поехал в пижаме. Она отнесла его в машину на руках. Он не спал, но не издавал ни звука. В доме тоже было тихо. И на дороге. Слышно было только шум двигателя и ветра. Ей не хотелось думать о том, что видел Сэм и как это повлияло на него. Раньше он был таким разговорчивым. Но с той ночи не издал ни звука.
Энни подтянула колени к груди и обхватила их руками. Она сидела на мостках. Странно, но за две недели на острове ей ни разу не стало скучно. Наоборот, время летело с бешеной скоростью. Пока она не решила, что им с Сэмом делать дальше. И есть ли у них вообще это будущее. Ей неизвестно было, какую ценность они представляли для друзей Фредрика. Не знала она и то, сколько они смогут прятаться на острове. Больше всего Энни хотелось остаться здесь. Но зимой это было бы слишком тяжело. К тому же Сэму нужно общаться с друзьями, с настоящими живыми людьми. Сэму нужно поправиться. Солнце и море ему помогут. Здесь они в безопасности. Все остальное пока может подождать. Со временем воспоминания о крови поблекнут.
— Как ты себя чувствуешь, любимая? — Дан обнял Анну сзади. Ей пришлось подавить импульсивное желание отодвинуться. Хотя ей удалось выбраться из темноты, вернуться к детям, все равно она пока не могла отвечать на чувства Дана.
— Все хорошо, — ответила она, мягко отстраняясь. — Только немного устала. Но я пока не ложусь. Хочу вернуть мышцам тонус.
— Каким мышцам?
Анна попыталась улыбнуться, но получилась только гримаса.
— Можешь забрать детей? — спросила она, наклоняясь, чтобы поднять с пола игрушечный автомобиль.
— Я возьму, — выхватил у нее из рук игрушку Дан.
— Не надо, я справлюсь, — отрезала Анна, но тут же пожалела, увидев выражение лица мужа.
Что с ней? Почему она перестала испытывать нежность по отношению к Дану? Ведь раньше она так его любила.
— Я не хочу, чтобы ты перенапрягалась, — погладил он ее по щеке.
Рука была холодной. И Анна подавила желание отбросить ее.
Как может она поступать так с Даном, который, как она знала, любит ее и которого она любит? Ведь он отец ее ребенка, которого они так ждали… Неужели со смертью сына умерли и ее чувства к Дану? Внезапно она ощутила усталость. Ей не хотелось думать сейчас о проблемах. Ей хотелось в тишине и покое ждать, пока дети вернутся домой.
— Заберешь детей? — повторила она.
Дан кивнул. Анна боялась поднять глаза на мужа, боялась увидеть в них боль.
— Тогда я прилягу отдохнуть, — сказала она, поднимаясь наверх.
— Я люблю тебя, Анна! — крикнул Дан ей вслед.
Она не ответила.
— Эй! — крикнула Мадлен, войдя в дом.
В квартире было неожиданно тихо. Они что, легли спать? Это было бы логично. Вчера они приехали поздно и все равно встали рано, чтобы пообщаться с бабушкой и дедушкой.
— Мама? Папа? — шепотом позвала Мадлен.
Она сняла туфли и пальто и на мгновенье остановилась перед зеркалом. Родители не должны видеть, что она плакала. Они и так из-за нее переживают. Как же Мадлен рада была снова увидеть родителей! Вчера они открыли дверь в пижамах, но, увидев, кто это, обрадовались. Дома было так хорошо, хоть Мадлен и знала, что это ненадолго. Она нигде не могла быть в безопасности. Особенно сейчас, когда Матте мертв. Втайне она надеялась, что когда-нибудь они смогут быть вместе.
Мадлен убрала волосы за уши и попыталась увидеть в своем отражении в зеркале то, что Матте видел в ней. Он говорил, что Мадлен красива. И она знала, что он действительно считает ее красивой. Это было видно по восхищению, с которым он смотрел на нее. У них было столько планов на будущее. И, несмотря на то что Мадлен сама приняла решение об отъезде, в глубине души она надеялась, что этим планам суждено сбыться…
Слезы подступили к глазам, и Мадлен подняла глаза к потолку, чтобы не разрыдаться. Сделав глубокий вдох, она смахнула слезы и пошла в кухню. Ради детей ей надо держать себя в руках. О Матте она будет горевать позже.
В кухне родители проводили больше всего времени. Мама вязала, папа решал кроссворды или судоку, на которые перешел в последнее время.
— Мама? — позвала она, входя в комнату, и замерла на пороге.
— Привет, любимая…
Этот голос, полный презрения и издевки. Никогда ей не удастся избавиться от него.
Страх в глазах матери. К ее правому виску прижато дуло пистолета. Вязанье — на коленях. Отец сидел на своем обычном месте. Но его шею сдавливала мускулистая рука, не позволяя двинуться с места.
— Мы тут обсуждали с тестем старое доброе прошлое, — сообщил Стефан и еще крепче прижал дуло пистолета к виску матери. — Мы так давно не виделись…
— Дети… — Голос Мадлен был больше похож на хрип. Во рту пересохло.
— Они в безопасности. Бедные дети. Какую травму они получили, оказавшись в руках психически больной женщины, которая не давала им видеться с отцом… Ну, ничего. У нас будет время наверстать упущенное, — ухмыльнулся он, сверкнув зубами.
— Где они? — Мадлен словно забыла, как сильно она его ненавидела и как сильно боялась.
— В безопасности, я же сказал. — Он ткнул пистолетом в висок матери, и ее лицо исказилось от боли.
— Я собиралась к тебе прийти. Поэтому мы и вернулись, — Мадлен слышала мольбу в своем голосе. — Я поняла, что совершила ошибку. Я хочу все исправить.
— Ты получила открытку?
Стефан ее не слушал. И как Мадлен могла когда-то находить его красивым? Она была влюблена и думала, что он со своими светлыми волосами и голубыми глазами похож на кинозвезду. Мадлен была так польщена тем, что он выбрал ее. Ведь Стефан мог заполучить любую. Ей тогда было семнадцать лет. Что она знала о жизни? Стефан ухаживал за ней, осыпал комплиментами. Насилие началось позже. А с ними — ревность и желание постоянно ее контролировать. Но тогда она уже была беременна и полностью зависима от перепадов настроения Стефана.
— Получила, — спокойно ответила она.
Ей больше не было семнадцать лет. Теперь она знала, что такое настоящая любовь. Перед глазами у нее возникло лицо Матте. Ради него она должна была быть сильной.
— Я пойду с тобой. Оставь родителей в покое. — Она посмотрела на папу, который попытался встать, и отрицательно покачала головой. — Я все исправлю. Мне не надо было уезжать. Это была ошибка. Теперь мы будем семьей.
Стефан внезапно сделал шаг вперед и ударил ее по лицу пистолетом. Мадлен упала на колени. Краем глаза она видела, как папа пытался встать, но громила Стефан удержал его на месте. Как ей было жаль, что родители вынуждены это видеть…
— Посмотрим, шлюха, — сказал Стефан и, схватив ее за волосы, потащил в коридор.
Это было чертовски больно. Казалось, он сорвет с нее скальп. Мадлен пыталась встать на ноги, но не могла. Не выпуская ее волос из руки, Стефан обернулся и направил пистолет на родителей.