ухожу, мистер Холмс, ухожу. извините. до встреч. выпью горькой настойки, согреюсь, усну как сумею. у меня начинается жар и мерещится бред… не забыть бы купить свежих зерен на ужин семейный.
3. В этом сыскном бюро не берут аванса, в этом сыскном бюро не предложат чаю. темная комнатушка с одним диваном, и секретарь у выхода не встречает, запах, как на болоте из чащи леса, стертый паркет давно не знавал уборки. бледный и тощий тип в серебристом кресле с трех до пяти сидит за своей конторкой. рядом — собака, что-то по типу дога, мирно читает утреннюю газету…
это крыльцо гостей повидало много, много созданий тьмы и созданий света.
в дырку под дверью порой проползают змеи, тихо шипят учтиво: «проссстите, можно?». раз за декаду приходят стальные феи, просят найти половинку ржавелых ножниц. разные звери, кентавры, бродяги, франты, духи, что чем-то звякают или стонут, дама с пучком крапивы (искала брата), парень в помятой шляпе (искал котенка). люди в плащах — появляются лишь под вечер, школьники, профессора, колдуны погоды…
в этом сыскном бюро не дают осечек. рано иль поздно находится что угодно.
я расспросить пытался — они ни слова, как ни упрашивай, глупо и бесполезно. бледный смеется: все существа из крови, или — что то же самое — из железа. кровь говорит с тобою, но ты не слышишь, только порой под ребрами что-то тянет — бегать, хватать, метаться, залезть на крышу, ветер ловить, звеня серебром в кармане… пес добавляет, нос почесавши лапой: это не тема, в общем-то, для беседы, каждая вещь на свете имеет запах, просто закрой глаза и шагай по следу. можно найти ключи, адреса и мысли; вора, убийцу, налетчиков даже банду…
в этом сыскном бюро не берут расписок, ценных залогов, чеков любого банка. Вывески нет, и в офисе грязновато — а без рекламы клиентов, конечно, мало.
я предлагал им названье: «Судьба». Иль: «Фатум».
нет, не хотят.
говорят, что и так нормально.
Элеонора РаткевичУбийце требуется сыщик
Патрик Шенахан был всем ирландцам ирландец. Но не тот, что знаком любому доброму англичанину по слухам: буян, горлан, задира и хвастун, оглашающий округу громогласным пением в любое время суток, всегда хмельной и всегда готовый разразиться стихами или врезать в челюсть ближнему своему, великолепный бездельник, занятый лишь поисками приключений, завзятый мот и записной враль с пылким воображением, непременно рыжий и желательно синеглазый. Нет, если мистер Шенахан кого и напоминал, то не выходца из анекдотов, а персонажа старых сказок про его тезку, мудрого крестьянина Темного Патрика, — если, конечно, такое и вообще можно сказать о джентльмене, идущем в ногу с временем. Волосы у Шенахана, как и у его сказочного собрата, были черные, глаза — темно-серые. Нравом он отличался спокойным и сдержанным, был трудягой, каких мало, упорным и несколько прижимистым, стихов не слагал, пел редко и мало, пил и того реже и вдобавок не хмелел ничуть. Драк и приключений он не искал никогда — они сами его находили, и разглагольствовать о них, да и вообще о себе, Шенахан не умел и не любил. А буйную свою ирландскую фантазию он использовал, чтобы представить себе возможный ход мысли преступника — ибо Патрик Шенахан был частным сыщиком. Обычно это срабатывало.
Но даже самое ирландское на свете воображение не могло ему помочь понять, чей больной рассудок породил настолько дикий розыгрыш. Разумеется, если это было розыгрышем. Колонка объявлений в «Дейли телеграф» — не место для шуток… но, во имя Всевышнего, чем это еще может быть?
«Опытному убийце срочно требуется частный сыщик. Вознаграждение превзойдет ваши самые смелые ожидания. Писать до востребования в почтовое отделение Леднхолл-стрит для Дж. Т.»
Конечно же, шутка. Глупый мерзкий розыгрыш.
Именно так и подумал Патрик Шенахан, откладывая газету. Спустя полторы недели он уже не был в этом уверен. Объявление повторялось изо дня в день — слишком много для шутки, пусть и сомнительной. Было в этом настойчивом повторении нечто безумное. А безумие может оказаться опасным…
Мистер Шенахан несколько раз повторил себе, что это совершенно не его дело. А потом вздохнул, обозвал себя ирландским болваном, сующим нос, куда не просят, и направился в редакцию «Дейли телеграф».
Как ни странно, там никто не помнил человека, подавшего объявление, хотя времени прошло не так уж и много. Когда Патрик неосторожно позволил себе удивиться, ему не слишком любезно объяснили, что объявления в редакцию дают ежедневно во множестве, среди них попадается отборнейшая дичь, и упомнить всех, кто размещает на газетных страницах отменный вздор, не в силах человеческих. Как Патрик ни старался, ни грана информации, кроме вороха сплетен о том, какие невообразимые объявления случаются на белом свете, он из этого источника не почерпнул.
Почтовое отделение на Леднхолл-стрит Патрик Шенахан посетил исключительно для очистки совести. Однако совесть упрямо отказывалась считать себя незапятнанной. Мысль о безумце, бродящем по Лондону, преследовала Шенахана неотвязно. Вполне вероятно, что дело не стоило и выеденного яйца… но кто может за это поручиться? Как понять, безобиден ли сумасшедший, если ты его и в глаза не видел? Хорошо, если его мания ограничивается идиотскими объявлениями в «Дейли телеграф», — а если нет? В конце концов, всего одиннадцать лет прошло с тех пор, как в Уайтчепеле бесчинствовал Джек-потрошитель. Убийце требуется сыщик. Отмахнуться? Забыть? С легкостью. Но что ты скажешь себе, Патрик Шенахан, если Лондон еще раз содрогнется от новой резни?
Патрик отлично знал, что он себе скажет, — и не имел ни малейшего намерения выслушивать от себя что-либо подобное. Поэтому он еще раз назвал себя болваном и написал неведомому Дж. Т. до востребования, назначив ему день и время встречи.
— Добрый день, мистер Шенахан. Поверьте, я крайне вам признателен за то, что вы откликнулись на мое объявление.
При первых же звуках спокойного, уверенного голоса, при виде пока еще незнакомого человека с инициалами Дж. Т. все инстинкты сыщика и все дурные предчувствия, мучившие Патрика, взвыли в унисон, да так слаженно, словно готовились к этой минуте долго и старательно. Если раньше Шенахан еще мог сомневаться, то теперь у него не оставалось и тени сомнений: Дж. Т. был крайне опасен.
На безумца он не походил нимало, но это еще ничего не значило: иное безумие подолгу не выказывает себя. Если бы в любом сумасшедшем всегда можно было опознать сумасшедшего, да еще и определить его с первого взгляда, жизнь была бы значительно проще. Беда не в том, что Патрик не мог определить в своем посетителе безумца, а в том, что он и вообще не мог его определить сколько-нибудь толково.
Шенахан всегда гордился тем, что может по выговору с легкостью распознать уроженца любого уголка Британии. Но речь странного посетителя ничем не выдавала его происхождения. Родился он в Йоркшире или Уэльсе, в семье сельского сквайра или лондонского клерка, выбился из низов или с детства жил в холе и достатке… ничего, как есть ничего! Патрику попадались лица, лишенные особых примет, но лишенная примет речь встретилась ему впервые. Учтивые интонации человека воспитанного и образованного — но каким было это образование и воспитание, можно только гадать.
И если бы только речь! Внешность гостя тоже не поддавалась определениям. Отлично сшитый темно-серый костюм говорил о том, что его владелец не лишен вкуса и не стеснен в деньгах, — но и только. Обычно одежда куда как более разговорчива. Колени и края брюк, локоть и обшлаг рукава, манжеты и галстук могут рассказать о человеке очень многое. Привычные складки, едва заметные потертости, пятна или следы чистки могут сообщить внимательному взгляду столько о профессии, привычках и образе жизни, что хватило бы на целую книгу. Костюм Дж. Т., хоть и не с иголочки новый, оказался несообщителен на редкость. Никаких следов привычных действий, никаких признаков профессии. Однако и на бездельника посетитель не походил ничуть.
Лицо его покрывал золотистый и крепкий, как коньяк, колониальный загар. С таким загаром военная выправка сочетается столь же естественно, как трубка с табаком. Однако Дж. Т. с его непринужденной осанкой походил на военного не больше, чем кот на бульдога. Он не был военным, даже и отставным. А кем он был? Бесспорно, отличным спортсменом — этого не скроешь. Однако любой спорта накладывает на тело свой отпечаток. Невозможно спутать боксера с пловцом или гребца с бегуном. А сложение странного посетителя не выдавало приверженности к какому-то одному виду спортивных занятий.
Кто же он? Если молчат рукава и манжеты, может, руки и пальцы проболтаются? И вновь — почти ничего. Пальцы… да — курильщик, и предпочитает папиросы трубке. Не музыкант. Не шулер. Не занимается и не занимался тяжелым физическим трудом. Не клерк. Не… Сколько их еще, этих «не»? Эти руки охотно говорят о том, кем Дж. Т. не может быть — а кем он быть может? Кто он, черт побери, такой? Откуда он вообще взялся?
— Добрый день. Как вижу, вы недавно из колоний, — произнес Шенахан, отлично понимая, что невольно подражает своему кумиру Холмсу, да вдобавок совершенно дурацким образом, и злясь на себя за это. — Индия, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — кивнул посетитель. — Я бывал в Индии. И не только. В Афганистане, в Северной Африке, в Канаде. Не говоря уже о Европе, разумеется. Приходилось по роду занятий.
Ответ его прямо-таки вынуждал Патрика приступить к расспросам об упомянутом роде занятий, однако упрямый ирландец не любил делать то, что его заставляют, и ограничился вопросительно-выжидающим взглядом.
— Ах да, — улыбнулся посетитель. — Совсем забыл. Прошу вас…
Он протянул Патрику визитную карточку. На ней значилось: «Джеймс Тэлбот. Истребитель вампиров».
Имя, как и все остальное, не сообщало о нем ровным счетом ничего. Он мог с равной вероятностью оказаться кем угодно — от аристократа до сына владельца трактира с названием вроде «Пес и сокол».