- “Они видели нас, - сказал Моисей.
Спрятаться было негде. Утес был их единственным пристанищем для защиты. Тео пробежал несколько шагов к углублению в скале, где небольшой навес обеспечивал хоть какую-то безопасность. Он распластался на поверхности утеса. Он был в ловушке. Если он спустится вниз, то подставит себя под огонь солдат наверху. Если он попытается идти дальше по тропинке, то попадет под залп свинца.
Внизу рейнджеры начали оживленную перестрелку. Некоторые из них нашли скалы или утесы, чтобы укрыться за ними, откуда они могли бы прицелиться во французских защитников. Но слишком многие находились на открытом месте, где их единственной надеждой была неточность французских мушкетов. Некоторые выжили. Еще больше погибло.
- “Мы не можем здесь оставаться!- Крикнул Тео Моисею, втиснувшемуся в ложбинку рядом с ним.
Моисей поднял бровь. - “Неужели ястреб Сиумо думает, что может летать?”
- “Я могу подняться.”
Тео повернулся, отчаянно прижимаясь к камню. Он потянулся вверх, нащупывая места, где можно было бы ухватиться. Одна его рука сомкнулась вокруг каменного набалдашника, пальцы скользнули в трещину. Он пошарил ногой и нашел твердую опору.
Моисей удивленно посмотрел на него. - “Когда ты встретишься с предками, скажи им, что я сказал, что ты сумасшедший.”
Абенаки вынырнул из-за ложбины, опустился на колено и быстро выстрелил, чтобы прикрыть подъем Тео. Раздался крик, но Тео его не услышал. Он уже начал подниматься. Скала была твердой и почти отвесной. Но целая эпоха зим взяла свое. Лед растрескал ее; талая вода создала крошечные, почти незаметные углубления. Этого было достаточно, чтобы его отчаянные пальцы вцепились в нее.
Он чувствовал бесконечную пустоту внизу, словно тяжесть вокруг его лодыжек. Скала в этом месте выступала из склона горы, нависая над тропинкой. Если он упадет, то это будет долгое падение до самого берега. Он закрыл свой разум от опасности. Он не заметил, как мимо пролетели пули. Все его внимание было сосредоточено на подъеме, на четырех маленьких точках, где его руки и ноги соприкасались со скалой. Они были всем, что привязывало его к этому миру. Ветер дергал его за волосы. Пустота, казалось, засасывала его назад, как будто сама гравитация была оскорблена его самонадеянностью. Каждое движение грозило катастрофой, каждое решение было актом веры. Он не мог сказать, выдержит ли захват его вес, пока не брался за него.
Он не знал, как далеко забрался. Он знал, что огонь рейнджеров ослабел, но не мог сказать, было ли это потому, что они побеждали или умирали. - Он поднял голову. То, что он увидел, вселило в его сердце больше страха, чем пули, скала или что-либо еще в ту ночь. Небо начало светлеть. Оно превратилось из черного в пурпурное, а над горой появилась темно-синяя полоса. Начинался рассвет.
Пушки на гребне холма открыли огонь. Тео почувствовал вибрацию сквозь камень, прежде чем звук покатился вниз с высоты. Он был прав насчет пушек, насчет опасности, насчет ловушки, которую генерал Корбейль расставил для наступающей британской армии. Но он опоздал. Его охватило отчаяние. Он представил себе пушечные ядра, которые были выпущены, дугу, по которой они спускались к своим целям. Сколько времени им понадобится, чтобы нанести ответный удар? Десять секунд? - Двадцать? Они нанесут удар по упорядоченным рядам британских войск, когда те выйдут из-за деревьев на поле боя вокруг форта. Прямое попадание размозжит человеку голову. Даже подпрыгивая на земле, ядро могло разбить тело пополам.
Эти ужасы промелькнули в его сознании лишь на долю секунды. Но его сосредоточенность ослабла. Его хватка ослабла. Его нога выскользнула из щели, в которую он ее засунул, как раз в тот момент, когда он потянулся к следующей опоре. Он попытался ухватиться за нее, но пальцы его сомкнулись в воздухе.
•••
В форте генерал Корбейль обозревал поле боя с вершины восьмиугольной башни. Он не слышал первой стычки, когда Тео и рейнджеры высадились на берег, но видел вспышки перестрелки на утесах. Но его это не волновало. Нападавшие не подошли близко к вершине, и пять человек могли бы удержать этот путь против пятисот.
С горы донесся еще более глубокий рев. Огромные орудия открыли огонь. Это было то, чего он ждал, месяцы усилий, ведущих к этому моменту. Он приказал поднять орудия в самый разгар зимы, вопреки советам своих инженеров. Пятьдесят человек погибли в этой битве, раздавленные, когда орудие соскользнуло на лед, или замерзшие от холода на открытой горной вершине. Каждая потерянная жизнь стоила этого. Цель оправдывала средства, как и во всех войнах. Победа - это все.
Он повернулся к Констанс. Он приказал ей присоединиться к нему, стать свидетелем разрушения и наказать ее за колеблющуюся преданность. Позади нее стояли два солдата с приказом арестовать ее, если она нападет на мужа. Корбейль заметил выражение ее глаз. Они тлели от ненависти, как у загнанного в угол животного.
Он знал, что не должен провоцировать ее еще больше, но не мог удержаться, чтобы не вывернуть нож. - Ты выпьешь за мою победу? - спросил он. - План, который ты придумала вместе со своим любовником Берчени, провалился. Победа и слава будут принадлежать мне.- Корбейль был вне себя от ярости, но сдерживал ее с самоконтролем прирожденного убийцы.
На расчищенной площадке перед фортом, где снова начинался лес, он увидел красные вспышки среди деревьев. Он не знал, как британскому авангарду удалось так быстро прорваться через расставленные им в лесу ловушки и траншеи, но это не имело значения. Теперь они остановились, сбитые с толку пушечным огнем на своем фланге. Он не ожидал, что ему придется так скоро пустить в ход оружие, но пока его люди продолжали вести огонь, враг был загнан в угол.
Сосна взорвалась в брызгах дерева, когда в нее ударило пушечное ядро. Британские солдаты вокруг него рассыпались в разные стороны, некоторые хватались за лица там, где осколки разорвали им глаза. Дерево пошатнулось, а затем упало, раздавив полдюжины под собой. Корбейль почувствовал, как по его венам разливается эйфория.
Скоро победа будет полной.
•••
Тео уже падал. Утес стал удаляться. Он выбросил вперед руки, пытаясь схватить его. Его пальцы скребли по гладкому камню, царапая каждый дюйм, когда он набирал темп. Внезапно он остановился так резко, что толчок чуть не вырвал его руку из сустава. Ему удалось ухватиться за выступ в скале. Это была ненадежная хватка. Весь его вес навалился на руку, пытаясь ослабить хватку. Он сжал ее еще крепче, держась изо всех сил.
Напряжение было невыносимым. Пушки выстрелили снова. В отчаянии он представил себе Констанцию, Абигейл, Калеба и всех солдат под этими ружьями. Он не мог их подвести. Черпая силу, о существовании которой он даже не подозревал, он подтянулся на одной руке. Его мышцы кричали от боли. Его тело казалось тяжелым, как камень. Пот обжигал кожу и болезненно стекал в глаза. Его рука не выдержала напряжения. Он почувствовал, как она начала сползать.
С последним рывком он рванулся вверх. Его левая рука схватилась за выступ, а правая уже не выдерживала.
Теперь он висел на двух руках. Он почувствовал некоторое облегчение, но это ненадолго. Единственным выходом было подняться наверх. Он поднял левую руку и нащупал в камне узелок размером не больше крабового яблока. Это было все, что ему было нужно. Он нашел точку опоры, потом еще одну. Его сердце билось так сильно, что сотрясалась вся гора. Все, чего он хотел, - это отдохнуть и восстановить силы, но инерция была необходима. Он продолжал карабкаться, не обращая внимания на ружья и мушкеты, стреляющие внизу, и грохот огромных орудий. Гора поддалась. Его руки потянулись к выступу, и он наконец почувствовал ровную землю. Он перелез через нее и с облегчением растянулся на земле. Его руки и ноги болели так, словно их растянули на дыбе.
Времени на отдых не было. Он вышел на другой участок тропы, гораздо выше того места, откуда начал, выше французских солдат. Он наблюдал за ними внизу, как они рассыпались по склону горы в своих лисьих норах и шкурах. Они не видели, как он карабкался, и не заметили, как он навалился на них сзади. Пережив подъем, Тео обрел новые силы. Одного он убил, перебив ему позвоночник томагавком, а второго - ножом между ребер. Третьего он сбросил со скалы. Солдат только что зарядил свое ружье. Тео взял его, навел на другого стрелка, которого видел в десяти ярдах от себя, и выстрелил. Он издал боевой клич абенаки, глубокий вой, который эхом отражался от скал и замораживал сердца всех, кто его слышал.
Моисей знал, что это значит. Он выскочил из своего укрытия и бросился вверх по склону, стреляя на бегу из пистолетов. Уцелевшие рейнджеры радостно закричали и подошли сзади, в то время как французы на верхних высотах, сбитые с толку нападением Тео на их тыл, колебались.
Тео выстрелил еще раз. И еще раз. Французы не знали, куда целиться, и их нерешительность была всем, что требовалось рейнджерам. Они обрушились на французские позиции, убивая их остриями своих ножей и штыков. Французские резервы увидели эту бойню и запаниковали. Они повернулись и побежали обратно вверх по утесу.
- “Не дайте им перегруппироваться!" - крикнул Тео. К этому времени Моисей уже добрался до него. Они бежали вместе, гоня своих врагов к вершине. Дорогу им преградил неуклюжий француз, хромая из-за раны в ноге. Тео схватил его за плечи и сбросил с обрыва.
За следующим поворотом он достиг вершины утеса. Он молился, чтобы не опоздать.
•••
Англичане несли ужасные потери. Они попытались сделать вылазку из леса и заплатили за это высокую цену. Выжженная земля перед фортом была заполнена искалеченными трупами и криками умирающих людей. Оказавшись между пушками из форта и пушками на утесе, они были превращены в пыль. Те, кто выжил, прятались в лесу, ожидая передышки, которая никогда не наступит. Скоро они сломаются.