– Мне хочется на свободу, – жалобно пробормотала та. Стефания тихо вздохнула. Это нормальное человеческое желание – вернуться к привычной жизни после стольких испытаний. Особенно после того, что пришлось пережить Анфисе.
– Да, конечно, – нарочито бодро ответила она, стараясь справиться с полынной горечью. – Выход близко. Настоящий выход.
– А ты?
– А я… А я иду искать.
– Ты из-за рыжего решила остаться? – прямо спросила Анфиса. Стефания хотела возмутиться, фальшиво рассмеяться или разразиться притворным негодованием, но в ситуации, когда стоишь на границе двух миров, когда прощаешься со ставшим тебе близким человеком, не врут.
– Да, и из-за него тоже.
Этим «тоже» она все же слукавила – не перед Анфисой, а перед собой. Перед собой же можно?
– Ну? – поторопила Стефания, потому что ненавидела прощания. Глаза привыкли к сумраку, и ей стала хорошо видна Анфиса. Та топталась в нерешительности на месте, дергала себя за край майки и кусала губы. – Пусть все у тебя будет даже не хорошо, а отлично! И не верь ты этим, они наврали! Ты прекрасно поешь! Дай бог, приду когда-нибудь к тебе на концерт…
– Ты на меня не сердишься? Понимаешь…
– Я все понимаю! – нарочито добрым тоном произнесла Стефания. Понимает. Но привкус горечи не уходил. Она порывисто обняла Анфису, напомнила, что следует идти прямо, и развернулась. В глазах отчего-то щипало. Было не столько тревожно, сколько грустно. Каждый имеет право на выбор, это не считается за малодушие.
– Стефания! – услышала она. И следом за этим раздались шаги нагоняющей ее Анфисы.
– Ты почему не ушла?
– Я… не могу.
– Там… никого нет, – ответила Стефания, боясь обрадоваться. Анфиса не обязана идти с нею!
– Я иду с тобой.
– Зачем? Ты не обязана…
– Я не из обязательств! И мне пофиг, что бы ты подумала, если бы я ушла! Нет, если честно, не пофиг. Но я иду с тобой не из-за этого.
– Ты понимаешь, что мы рискуем не выйти отсюда никогда? И это реальный шанс наконец-то покинуть остров! Эти твари могли наврать тебе про потерю голоса!
– Я все понимаю. И я не из-за голоса.
– Тогда из-за чего? – прямо спросила Стефания. Марина осталась из-за Макса. Она сама… А Анфиса?
– У меня никогда не было друзей. Настоящих. Которые бы рисковали из-за меня, как вы. Идем! А то я передумаю!
С этими словами Анфиса первой пошла дальше по коридору. Стефания нагнала ее и взяла за руку.
Они шли долго, не зная, куда выведет их путь. Иногда им встречались перекрестки, но по наитию они продолжали идти вперед. Стефания предупредила Анфису, что им могут попасться трупы, но пока дорога оказывалась без препятствий. Возможно, этими туннелями пользовались твари и расчистили их для себя.
– Ты слышала? – внезапно остановилась Анфиса и дернула Стефанию за руку.
– Слышала что?
– Голоса! Они что-то шепчут! Тихо, жалобно, будто о чем-то просят!
Только этого не хватало. Кто им еще может встретиться в темном коридоре, в котором они пробираются едва не на ощупь? Но Анфиса уже вертела головой, будто пыталась поймать волну, на которой раздавались голоса. А потом тихонько вскрикнула и указала рукой куда-то вперед:
– Там они… Стоят.
– Кто?!
Как ни всматривалась в темноту, Стефания никого и не увидела. И шепота тоже не услышала.
– Фигуры! Они будто немного светятся. Белые и полупрозрачные, похожи на детей.
Стефания похолодела. С трупами в туннелях уже встречались, с ожившими мертвецами – тоже. Только призраков детей не хватало! Отчего-то самыми страшными из всех фильмов ужасов ей казались те, в которых героями были дети. Анфиса же, наоборот, была спокойна, только немного удивлена.
– Они мне говорят… Я различаю, что они говорят!
Если бы Стефания собственными глазами не видела призраков в зеркале и не стала бы свидетельницей «оживления» мертвецов на кладбище, решила бы, что Анфиса от пережитого теряет рассудок. Но именно пережитое и заставило ее поверить в то, что у Анфисы не галлюцинации.
– Что говорят?
– Говорят, что они – бездушники, – тихо сказала девушка, вглядываясь в темноту, будто действительно кого-то там видела. – Они просят нас о помощи. Обещают помочь нам в ответ.
Так, одну сделку с нечистью они уже заключили. Теперь вторую? Но что остается еще в их ситуации?
– Что они хотят?
– Вернуться в общину и соединиться со своими матерями. Они очень грустны, одиноки, напуганы и плачут. Они потерялись, ищут проход за стену, но не находят. Бродят по этой части острова, пытаются воззвать к людям, которые тут иногда появляются, но их никто не слышит.
– Тогда почему ты слышишь?
– Не знаю! – испугалась Анфиса, с опозданием поняв, что ситуация не выглядит обычной. – Я что, теперь буду видеть и слышать призраков?!
– С этим разберемся потом! Значит, говоришь, бездушники хотят попасть на другую часть острова?
– Да. Они знают, что где-то должен был проход, но туннелей так много. Они дети, Стефания! Это призраки детей, которые плачут и мечтают вернуться к своим матерям. Какое же страшное преступление совершали те, кто считал их бездушными и виновными во всех бедах! Это были обычные дети!
– Говоришь, они нам помогут, если мы их проведем за стену?
– Да. Но что могут для нас сделать – не знаю. Погоди…
Анфиса замолчала, прислушиваясь, а затем вновь вполголоса заговорила:
– Они просят отвести их к каким-то камням…
– Я знаю, где это!
– Отлично! – обрадовалась Анфиса. – Тогда веди.
Идти, зная, что за тобой следуют призраки, было неуютно. Стефания старалась не оглядываться, тогда как Анфиса, наоборот, смотрела назад часто. Иногда она рассказывала то, что ей удалось узнать:
– Они говорят, что все те, которые им встречались, не слышали их просьб. Был только один человек, которого от остальных отличало то, что он принадлежал двум мирам – этому и обычному. Он и услышал их, и увидел, только не захотел помочь.
– Погоди! Получается, ты тоже такой… пограничник? – воскликнула Стефания.
– Не знаю! – запаниковала Анфиса. – Я живая! Не покойница, как эти, которые похитили наших!
– Верю, верю! – успокаивающе пробормотала Стефания и погладила ее по руке. – Потом с этим разберемся. Главное сейчас – успеть! Надеюсь, нам помогут бездушники, потому что другого плана у меня нет.
Рассказ Анфисы вызвал у нее воспоминания о том дне, когда она пришла в себя на берегу. Ее разбудил шепот и еле осязаемые прикосновения. Пытались ли разбудить ее бездушники? Скорей всего. Она их услышала, пусть и ненадолго, потому что только пересекла тогда границу между одним миром и другим.
– Что? – спросила Анфиса, услышав, как Стефания тихонько хмыкнула.
– Нет, ничего. Впрочем… Поняла, почему мы не могли долго вспомнить момент, как оказались тут. Это из-за перехода в другую параллель. Мы вроде как умерли, но на самом деле не умерли. Провалились в мир мертвых. Смотри, впереди свет! Мы куда-то вышли! Хотелось бы, чтобы сразу за стеной.
Но когда они поднялись из туннеля по лестнице, увидели, что попали совсем не туда, куда хотели.
Мертвое убить нельзя – по крайней мере им, пока еще живым. Сидоренко наглядно, дабы у Данилы не возникло сомнений, продемонстрировал это: вернул ему нож и, глумясь, велел напасть. А потом – им с Максом вдвоем на одного. Данила, вопреки заявленной им же на катере позиции не выступать с нечистью в игру, поддался, как раззадоренный щенок – и, конечно же, проиграл. Сидоренко, ухмыляясь страшной улыбкой от уха до уха, продемонстрировал бескровные порезы, которые нанес ему Данила – будто порезана была не плоть, а дерматиновый диван. А потом отвел его к валяющемуся в лугу мертвому, уже по-настоящему мертвому Артему. У «дизайнера визиток» была растерзана грудь, словно на него напал крупный зверь. А лицо, до этого привлекательное, после второй смерти обрело истинные черты: Артем пялился в небо мутными глазами и скалил острые зубы в жуткой усмешке, кожа посерела и покрылась пятнами. Данила с трудом сдержал рвотный рефлекс: желудок у него был крепкий, но вид отвратительного мертвеца вызвал тошноту. Он поспешно отвел глаза, чем вызвал у Сидоренко хохот – противный, резкий, громкий, будто в ухо закричала чайка.
Попытки к бегству им тоже пресекли сразу. Помощник Сидоренко крепко держал Марину и ухмылялся: одна попытка к бегству, и ее убьют на их глазах первой. А еще Сидоренко сказал, что в случае непослушания не пощадят и Стефанию. И то, что один из них все не возвращался, убеждало в том, что угрозы мертвяков не напрасны. Третий остался караулить Стефанию и Анфису. Все просто: его, Данилы, покорность, в обмен на ее жизнь и свободу. И эти угрозы связали по рукам и ногам надежнее пут. Даниле оставалось надеяться, что жертва не напрасна, и Стефания с Анфисой выйдут с острова. Сейчас он даже радовался тому, что Стеф его возненавидела: не станет совершать глупости и геройствовать. Пожелала же она ему куда-нибудь исчезнуть! Так пусть сама… исчезнет. Уйдет в тот мир, где и должна быть.
Твари объяснили, что им захотелось наружу – в обычную жизнь, прочь с проклятого острова. Нежить тоже хочет жить обычной человеческой жизнью. Существование в рамках острова стало невыносимым. Раньше не было недостатка в «пище»: к невидимому простым обывателям острову то и дело приплывали неосторожные пловцы, прогулочные катера с туристами и лодки. Но с некоторых пор аномальную зону избегают и суда, и рыбаки, и купальщики. Приходилось действовать хитростью и через помощника. Рассказ нежити лишь подтвердил то, что их группу заманили в ловушку.
Изголодавшиеся твари умеют открывать проход, могут выбраться наружу, только существовать там уже не могут. Прошло слишком много времени после случившегося, их тела в обычном мире мгновенно станут такими, какими и должны быть спустя двадцать лет после смерти. Но идею, как выйти с острова, подал Артем. Правда, ослушник и дезертир, как его охарактеризовал Сидоренко, действовал за спиной своих командиров – решил, что в одиночку у него больше шансов осуществить задуманное. Только ему постоянно кто-то препятствовал: то свои же, то Данила, то собака.