Он и находился. Судя по тому, что над дверью горел красный огонёк, Денис работал с клиентом. То есть, стучать в дверь сейчас бесполезно. Если не пожар, даже слушать не станет. А пожара нет. Ну, за исключением того, что бушует у меня в душе. Значит, остается только набраться терпения и ждать.
Дверь открылась минут через двадцать. Вышла, как ни странно, не прекрасная дама. И даже вообще не дама. Вышел крепкий, спортивного сложения парень.
— Сейчас отдыхай, — напутствовал Денис. — Вечером — тёплая ванна. Или, если не лень, можешь в сауну сходить. Тогда к утру как новенький будешь. И заканчивай уже дерьмо всякое жрать! Желудок посадишь, серьёзно говорю.
Парень прогудел «спасибо», пожал Денису руку и ушёл. Денис посмотрел на меня. Протянул:
— У-у-у… Идём.
Мотнул головой в сторону кабинета.
До сих пор я сюда не заглядывал. «Дома» у Дениса, то есть в его номере, бывал не раз, а на работу он гостей обычно не приглашал. Разделял профессиональное и личное. Но сейчас, видимо, я выглядел так, что оставить за дверью рука не поднялась.
Посреди просторного кабинета стоял массажный стол, по углам громоздились лампы и какие-то приборы. Возле стены — кушетка, чтобы раздеваться, вешалка для одежды. У окна приткнулся стол с двумя стульями: один для врача, другой для пациента. Как в любом медицинском кабинете.
— Что? — плюхнувшись на стул для клиентов, спросил Денис. Мне махнул рукой на кушетку — присаживайся, мол.
Я рассказал.
Денис переварил. Высказался — долго, изысканно-матерно. За двести лет жизни словарный запас накопил немалый. Проницательно посмотрел на меня.
— Сперва решил, что это кто-то из нас, да? Не знал, на кого и думать?
— Откуда ты…
— Давно на свете живу. Не переживай, ты не один. Со всеми такое хоть раз, да случалось, закрадывалась тень сомнения. Особенно по первости. Когда корнями врастёшь, уже, конечно, по-другому всё… Но Алинка-то, а! — Денис помотал головой. — Какова сучка! Не просто так, выходит, она тогда там же, где мы, оказалась. Следила за нами.
— А почему спалилась так по-глупому? Мы ведь её не замечали.
— Потому что не все люди — умные, друг мой. Алинка и была-то — не великого ума девица. А уж после того, как Маэстро мозги промыл, видать, вовсе фляга свистанула.
— Странно. Я думал, Маэстро тех, кого подчиняет, как-то огораживает, что ли…
— Смеёшься? — Денис приподнял брови. — Для него люди — одноразовая посуда. Попользовал — выкинул. Ему важно, чтобы люди делали то, что ему нужно, побочки не колышат. Сам говоришь, мента этого Маэстро заставил напарника убить. И плевать, что посреди улицы, что выстрел два квартала слышали. Что машину кровью залило и сиденье продырявило. Что тело нашли уже через сутки и никаких сомнений в том, кто парня убил, ни у кого бы не было… Маэстро плевать хотел на всех, кого использует. Так что ничего удивительного нет. Вопрос, что нам с этой тварью дальше делать.
Я развёл руками. Мол, кабы знал, к тебе не пришёл бы.
Денис кивнул и продолжил рассуждения:
— Самое удобное — позвать сюда, на массаж. Алинка на меня давно заглядывается. Больше всего возни будет, если на камеры попадёт. А так — ничего сложного. Пережму аккуратно сосуды в паре мест; следов не останется, ни одна экспертиза не докопается. Тело Ван к ней домой отвезёт. Он это умеет — невидимкой становиться. А там уж, когда найдут её, тогда и найдут. Инсульты в последнее время молодеют, известный факт.
— Ты… с ума сошёл? — осторожно спросил я.
— А что не так? — удивился Денис. — Несчастный случай сработать тоже можно, конечно. Но возни больше будет. Ещё как вариант — разбойное нападение изобразить…
Он перебирал способы умерщвления Алины так спокойно, как будто собирался в дальнюю поездку и разрабатывал оптимальный маршрут.
— Правильно понимаю, что вариант «не убивать» ты вообще не рассматриваешь?
— Вот оно что. — Взгляд Дениса похолодел. — Нет. Не рассматриваю. Не в моих привычках оставлять в живых предателей. Но тебя к этому привлекать не буду, не волнуйся. Руки не запачкаешь. Мы с Вано сами всё сделаем.
— Да я не из-за этого, блин! Не потому, что хочу чистеньким остаться. Просто, во-первых, ничего пока не доказано. То, что Алина — предательница, наше с тобой предположение, не больше. А во-вторых, мы ведь понятия не имеем, что ей там Маэстро внушил. Может, что мы тут все на ЦРУ работаем. И что следить за нами и докладывать о каждом шаге — святой долг каждого уважающего себя патриота.
— Не была бы она изначально гнилой — ничего бы он ей не внушил! Сколько тебе говорить?
— Ну, блин. Не всем же рождаться просветленными… Давай поговорим с ней хотя бы. Как там, кстати, у Вана дела?
Денис пожал плечами.
— Раз до сих пор не прибежал, значит, никак.
— Вот. А Алина, если крыса действительно она — вдруг чего-то знает? Вдруг сможет подсказать, где он души держит?
— Одноразовая пустышка? Сомневаюсь, что Маэстро с ней откровенничал.
— В этом я тоже сомневаюсь. Но глаза у неё есть, уши тоже. Вдруг запомнила что-то.
Денис скривился и покачал головой.
— Слушай, — вдруг с неожиданной злостью посмотрел он на меня. — Вот почему мы столько лет жили спокойно, если не считать всяких стихийных вспышек, но вот появляешься ты — и мы с головой в каком-то шпионском сериале, в полушаге от полномасштабной войны?
— Ну, с войной уже проехали. Глава вражеского войска у нас.
— Что никак не отменяет существования вражеского войска! Да, тупого, да, неорганизованного. Но даже самый тупой член этого войска понимает, что без Маэстро ему грозит лишь постепенное угасание. Ради своего пророка они могут взять себя в руки и перестать быть тупыми.
— Так говоришь, как будто тупость — это выбор…
— А ты сомневался? Тупость, друг мой, это именно что выбор. Страх выходить за рамки своего мировоззрения. Нежелание допустить, что ты можешь быть не прав, или что другие могут быть правы. Человек, который понимает, что он глуп, тупым уже быть не может. Потому что он сомневается. А сомнения — всегда путь к познанию истины.
Я внимательно выслушал и обдумал этот поток мудрости, потом проанализировал финал диалога в целом и поинтересовался:
— Ты пытаешься намекнуть, что крыса — это я, что ли?
Тут стало очевидно, что такая мысль на самом деле в голову Денису не приходила. Но вдруг он с интересом посмотрел на меня, глубоко задумался, хмыкнул…
— Нет, ну нормально! — воскликнул я. — Я, значит, не щадя живота своего тут жопу рву…
Денис заржал, как долбанутый, оборвав меня.
— Отлично, пятёрка! Слушай, фраза — огонь, я запишу себе, если не возражаешь, буду использовать в диалогах с Мстиславой. Ладно-ладно, расслабься, я ни в чём тебя не обвиняю. Но просто действительно, как-то всё совпало, что с твоим появлением наша спокойная жизнь приказала долго жить.
— Когда цветёт черёмуха — это к заморозкам. Но если ты вырубишь всю черёмуху — от заморозков это тебя не избавит.
— Тонко, прекрасно, поэтично. Вообще, это у нас Ван любит в подобном ключе изъясняться. Ну, когда он в принципе склонен к разговору.
— Ван-то у себя, в прачечной? Можно к нему?
— Можно. Только сделай одолжение, не удивляйся тому, что можешь там увидеть. И не вмешивайся.
Кивнув, я слез с кушетки и двинул к двери.
— С Алиной пока ничего не предпринимаем, — сказал я напоследок. — Пока Маэстро занят, стучать ей всё равно некому.
— Есть, — кивнул Денис.
А когда я взялся за ручку двери, добавил:
— Кстати, насчёт черёмухи.
Я повернул голову.
— Аналогия прекрасная, только никто никогда не пробовал вырубить всю, если я не ошибаюсь.
В ответ на мой красноречивый взгляд, Денис развёл руками.
— Что? Круглая Земля когда-то тоже казалась бредом свихнувшегося фанатика. И до сих пор у некоторых есть сомнения.
Комментировать это я, понятно, не стал. Просто вышел.
В прачечную отправился сразу в призрачном мире. Во-первых, так проще, не надо заморачиваться с дверьми и свидетелями. А во-вторых, если Ван пытает Маэстро, то делает это в призрачном мире. Тут вообще без вариантов. Физического воплощения у Маэстро нет.
И, как показала практика, я не ошибся.
Здесь, в призрачном мире, обстановка оставалась такой же, как в реальном, но ни одна машина не работала, стояла тишина, нарушаемая лишь голосами. Спокойными голосами. Если не вслушиваться, могло показаться, будто общаются старые друзья.
Я остановился, выглядывая из-за угла, и оценил обстановку.
Маэстро стоял на коленях в цепях. Кандалы сковывали его руки, соединяли их с цепью, вьющейся по полу. Ноги также были прикованы за лодыжки. Фактически, Маэстро коленями стоял на цепи и, судя по всему, не имел возможности подняться. Для человека это была бы жёсткая пытка, но Маэстро продолжал смотреть со своей фирменной улыбочкой.
Ван, впрочем, тоже не выглядел смущённым. На этом поле сошлись двое достойных соперников.
— Мы можем провести тут сколько угодно времени, друг мой, — говорил Маэстро. — Это ничего не изменит.
— Изменит, — возразил Ван. — Души умлут. И ты станешь не нужен.
— О, это интересная игра. Значит, чтобы убить меня, вам нужно убедиться, что вы ничем не сумеете помочь душам, которые я держу в плену. Время идёт. Души умирают из-за вас. И вы в гневе убиваете меня. Но с чем вы останетесь? С сознанием, что души уничтожены именно вами. Потому что я предлагал другой вариант.
— Никаких сделок с тобой, тваль.
У Вана было четыре режима общения. Первый — молчание. Второй — два-три слова, произносимые порой вообще не к месту. Третий — складное лопотание с сильным акцентом. И четвёртый — практически идеальное владение русским языком. Ну, разве что казалось, что русский немного картавит.
Сейчас Ван выбрал третий режим. Мне показалось — а в призрачном мире интуиции и озарениям лучше доверять — что это был психологический момент. Ксенофобия всё же — какое-то глубинное чувство, в той или иной мере присущее каждому человеку. Когда тебя пытает земляк — это одно. С земляком можно договориться, убедить. А когда китаец, который повторяет русские слова, как автомат, и вообще, скорее всего, не понимает, что ты ему говоришь — другое.