Но то было ещё полбеды. Самая мякотка оказалась в том, что девчонки из телефона пели ровно так же. Вчера, включая на своём смарте, я разбирал отдельные слова, сейчас слышал только какую-то хрень.
Вывод напрашивался сам собой: языка Даша не знала, текстов «поцелуйчиков» не понимала. Сейчас, собственно, телефон пел ей всё так, как она запомнила, не больше и не меньше. И Дашу это устраивало, судя по прыжкам, на все четыреста процентов.
Скакала она, кстати, в халате. Переоделась, и то хлеб.
— Блин, — выпалила Даша, заметив меня, когда закончилась песня. — Ты чё не постучался⁈ Офигел, что ли?
— Ну… да.
— В смысле?
— В прямом. Как жи… Как ты в целом?
— Да фигово, блин. — Даша шлёпнулась на кровать пятой точкой. — Нета нет, сижу как в танке, дура дурой. Слушай, а может, ты мне свой смартфон оставишь, а?
— Нет.
— А чего ты, ну?
— Потому что это моя личная вещь, Даша. А у тебя нет никакой экстренной необходимости. Если тебе скучно — могу принести очень хорошую книжку.
— Книжку! — надула губы Даша. — Кто вообще книги читает?
— Шахматисты, — пожал я плечами. — Ладно, шутки в сторону. Я тут кое-что раздобыл, думаю, тебе понравится.
Я протянул Даше конверт с билетами. С подозрением глянув на меня, она схватила конверт и вытряхнула на скомканное покрывало билеты.
Даша замерла, глядя на них. Я затаил дыхание. Ну же, ну! Слёзы счастья, луч света, вознесение… Давайте откровенно: мне просто хочется поскорее от неё избавиться. Вернуть себе зону психологического комфорта. Наверное, можно договориться с ребятами, чтобы мне больше не давали никого моложе двадцати пяти, скажем. Впрочем, я надеюсь, что такие клиенты в принципе редкое явление. Когда в городе не орудует маньяк, конечно.
— Ну и нахрена они мне? — Даша резко отвернулась и упала ухом на подушку. — Я же мёртвая.
— Ещё вчера тебя это как будто не волновало!
— И чё?
— Эм… Слушай, я не понимаю, как с тобой вообще работать.
— Говоришь, как мой папа. Тоже будешь насчёт института зудить?
— Не. Зачем институт? Сегодня курьеры получают больше, чем люди с вышкой.
— Вот вообще-то да! — Даша приподнялась, с вызовом глядя на меня. — Все кругом долбят про образование, а нафиг оно нужно уже?
— Ну, видишь, в чём дело… — Я переместил стул в удобную позицию и сел. — Родители хотят для своих детей счастья. А как это — счастье? Никто не знает, в школе этому никого не учили. В то время как деньги — предмет простой, подлежащий измерению. И чем этих денег больше, тем больше возможностей и меньше неудовлетворённых потребностей. Поэтому, чтобы не заморачиваться с непонятным счастьем, родители желают детям денег. Когда-то хорошее образование считалось синонимом хорошо оплачиваемой работы. Поэтому твой папа и зудит насчёт института.
— Бумерский бред, — заявила Даша и перевернулась на спину.
— Плюс-минус да. Но вот тебе немножечко миллениальского бреда. Ты хочешь работать курьером?
— В смысле?
— Ну, в прямом. Тебе нравится эта работа?
Даша меня явно не понимала.
— Окей, поясню. Сколько бы тебе ни платили на твоей работе, очень скоро неизбежно произойдёт одна ужасная вещь: твоя жизнь превратится в твою работу. И ты либо уйдёшь в неё с головой, либо начнёшь саботировать. Проверять на прочность. Ну, выпивать перед сменой, хамить клиентам, прогуливать. Так вот, скажи мне: работа курьера — это правда то, во что ты хотела бы погрузиться с головой, без остатка, отдать всю себя?
— Я не такая идиотка, чтобы упарываться в тупую работу. Это чисто для денег…
— Да-да, я понимаю. Только те, кто говорят о заработках курьеров, умалчивают об одном нюансе: они действительно много работают. Сможешь ты абстрагироваться от того, чем тебе приходится заниматься десять-двенадцать часов в сутки? Добавим восемь часов на сон и получим в сухом остатке максимум шесть часов. Но это не те шесть часов, когда тебе хочется прыгать под музыку. Это шесть часов после двенадцати, проведённых на ногах, с увесистым коробом за спиной. Сможешь уместить в эти шесть часов всю свою уникальную личность, ничего от неё не отрезая?
Даша отвернулась. Её мрачный взгляд был направлен куда-то в стену.
— Если бы я работал переводчиком с родительского на русский, то нытьё насчёт института я бы перевёл примерно так: «Определись, чего ты хочешь от жизни, кем ты себя видишь — и иди этой дорогой. Не бойся ошибиться. Поймёшь, что ошиблась — возьмёшь новый курс, начнёшь с начала, ведь ты уже будешь это уметь. А если прямо сейчас ты позволишь себе плыть по течению, то ничему больше не научишься».
— Очень познавательно, ага. Только нафига мне весь этот бред, если я умерла?
— Тебе — ни к чему. А мне этот бред нужен. Я пытаюсь тебя понять.
— Зачем?
И тут я едва не совершил профессионального косяка. Потому что первым порывом было сказать: «Потому что мне нужно довести тебя до вознесения».
Самое худшее, что можно сказать человеку — дать ему понять, что он для тебя лишь строчка в таблице, пункт в списке дел, один из множества. Даже если формально это уже не человек.
— Иди сюда, — сказал я и подошёл к окну.
Заинтересовавшаяся Даша сползла с кровати, встала рядом со мной.
— Видишь все эти толпы людей на улице?
— Ну.
— Помнишь, быть может, тех, которые кидались на пожирателей, когда мы от них сбегали?
— Ну. И чё?
— Да ничего. Просто это не люди. Это то, что остаётся от большинства после смерти. Тень не тень… Тающее воспоминание. Инерция. Они слоняются без толку по улицам. Ни цели, ни мысли. Их можно частично оживить, поделившись своей энергией, и они начнут бездумно делать то же, что делали при жизни, доводя бред до абсурда. А ты не такая. Ты стоишь здесь, со мной, смотришь на них с высоты. И я хочу понять, что делает тебя особенной.
У себя в номере я запустил ноутбук, про который в последнее время совсем позабыл. Когда через день сражаешься с пожирателями, видишь призраков и работаешь Хароном смоленского разлива, даже в сериалы тупить перед сном не очень хочется. Жизнь, как говорится, закрывает все потребности. Наверное, это хорошо.
Я лёг на кровать, плюхнул ноут на живот, дождался загрузки системы и подцепился к местному вай-фаю. Быстро нашёл фан-сообщество, где Даша победила в конкурсе, и закопался в материал.
Меня интересовали не «поцелуйчики», а Даша. На её личной странице не было ничего интересного. Ванильная цитатка, суши за репост, ноготочки на Ново-Киевской, пицца за репост, концептуально несфокусированное селфи, абонемент в спортзал за репост… Истинная жизнь Даши протекала, видимо, в чатах, доступа к которым у меня не было. И ещё — в фан-группе Dirty Kisses!!, которая в перечне её подписок находилась на первом месте.
Я целый час, как прилежный маньяк-убийца, изучал фотографии школьниц и студенток, косящих под азиаток, читал комментарии, пытаясь заменить свой устаревший разум коллективным. Что отличало Дашу от остальных претенденток? Чем она была лучше Евы, например?
Сообщество было невероятно активным, количество комментариев, если издать их под обложкой, переплюнуло бы «Войну и мир». Объёмом, конечно. И, тем не менее, я старался охватить всё.
Когда послышался щелчок замка. В номер кто-то вошёл.
Глава 4
— Изольда, ты? — крикнул я. — Можешь войти, я одетый. Спасибо, что постучала.
Вошёл Ван. Последовала трёхсекундная немая сцена, в ходе которой мы смотрели друг на друга. После чего Ван поставил на тумбочку шкатулку, о которой я расспрашивал в кафетерии, и удалился, не сказав ни слова. Хлопнула входная дверь.
— Блин… — Я посмотрел на шкатулку. — Вот никогда мне не понять загадочную китайскую душу… Что вообще здесь забыл китаец? Где Китай, а где Смоленск…
Ладно, подумаю об этом позже. Не до шкатулки пока. Бормоча, я вернулся к ноутбуку и прищурился. В глаза бросился один комментарий от какой-то гипервосторженной… Я даже не знаю, как это назвать. Фанатка фанатки?..
«Удачи, Дашенька! Ты точно победишь. Я вижу в твоих глазах ту же жажду свободы, как у Минджи».
Я вернулся на личную страницу Даши и пристально вгляделся в глаза, смотрящие на меня с аватарки. Тщетно. Это зеркало души не хотело показывать ровным счётом ничего.
— Жажда свободы, — пробормотал я.
Переключился на призрачное зрение и присвистнул.
Вот оно чё! Видимо, подростки, фанаты и прочие неуравновешенные товарищи по определению были гораздо более чувствительными, чем я. Однако у меня был чит-код, я его применил, и он сработал. Фотография в призрачном мире изменилась неуловимо, но радикально. Глаза девушки теперь и вправду будто светились. Я смотрел в них и видел готовность сражаться за… Да хоть за что-нибудь, неважно. За убеждения, которых нет. Но завести убеждение — это вообще не проблема, главное ведь — готовность их отстаивать. Главное — вера в то, что корейская девчонка поёт в микрофон о том, чем живёт твоё сердце.
Нет, передо мной была определённо не пустышка. В пустышках пустота ненасытима. А Даша была готова наполнить свою душу. Сейчас там живут «грязные поцелуи», а спустя годы их сменило бы что-то другое, более серьёзное. Однако сама способность жить и верить пробудилась благодаря пятерым юным кореянкам.
И тут мой призрачный взгляд как будто кто-то схватил и потянул вниз, к списку друзей и подписчиков. Последним среди них я увидел чёрный кружок аватарки с ником: «Nero». Знать не знаю, почему, но мне от него сделалось просто физически нехорошо. Как будто кто-то ледяной рукой сдавил сердце. Ненадолго, едва ощутимо, но всё же…
Нахмурившись, я кликнул на кружок. Пустой профиль, ровным счётом ничего интересного. Кроме, может быть, раздела «Подписки». Там значилось всего три аккаунта, ни один из которых не добавил Nero в друзья.
Дарья Орлова.
Ева Василевская.
И… Елизавета Кохина.
Лиза. Моя первая. В смысле, первый призрак, которому я помог вознестись.