— В девять вечера? Солнце? Тимур, да что с тобой⁈ Куда ты так бежишь?
Изольда смотрела на меня уже с тревогой. А я понял, что прибавил шагу. И что на самом деле почти бегу.
— Остановись! — Изольда схватила меня за руку. Я остановился. — В чём дело?
Глава 18
Изольда смотрела на меня с недоумением и тревогой.
— Да не знаю я, в чём дело!
Я понял, что раздосадован. Изольда мне мешала. Я не должен был останавливаться. Я… слышал? Нет. Скорее, чувствовал. Происходило что-то очень важное. Меня кто-то звал. Отчаянно, жалобно, изо всех сил пытаясь докричаться.
— Ты знаешь, что там? — Изольда ткнула пальцем. Я повернул голову.
Вдали, за монастырём, торчал остов семиэтажного кирпичного здания.
— Знаю, конечно. Дом-коммуна. Жильё для тех, кто будет жить при коммунизме. Общая кухня, общая столовая, душевые, и так далее. Заброшено ещё в перестроечные времена. Сносить нельзя, реставрировать — дорого. А что?
— Это здание три года назад заняли пожиратели! А ты почему-то со всех ног бежишь именно туда.
— Да я не ту…
Я замолчал, как будто влетел в шлагбаум на полном ходу. Тот таинственный зов, что я слышал, то ли не слышал, не то головой, не то сердцем — оборвался. Я присвистнул, внезапно поняв, какое расстояние мы с Изольдой прошли… Да чего там — фактически пробежали. И как она меня раньше не тормознула! Вот это — женщина, вот это серьёзно!
— Соваться туда вдвоём — самоубийство, — сказала Изольда и взяла меня за локоть. — Уйдём. Пусть с этим разбираются обходчики. Наша работа — ду́ши.
— Подожди. Меня кто-то звал!
— Звал? — Изольда уставилась на меня, прищурившись.
— Я слышал. Или не слышал… Скорее, чувствовал. Кто-то меня тянул.
— Тимур, если что-то тянет тебя в этот дом — ничего хорошего. Какие-то шуточки Маэстро.
— Думаешь?..
— Уверена. Ты перешёл ему дорогу, он совершенно точно не упустит случая отомстить. Пойдём.
Я позволил себя увести, но ещё обернулся, пока дом-коммуна не скрылся из виду.
— А как много пожирателей вообще? — спросил я.
— Много… Меньше, чем пустышек, конечно. Кондратий как-то озвучивал примерные цифры. Если ему верить, то восемьдесят пять процентов всегда — пустышки. Один процент — просветлённые, которым не нужны наши услуги. Тринадцать процентов — наши клиенты. И один — пожиратели.
— Как будто бы звучит не слишком страшно…
— Ну, смотри. Ежегодно в Смоленске умирает порядка четырёх тысяч человек. Из них около сорока пожирателей.
Я сбился с шага. Вспомнил, как столкнулся с четырьмя пожирателями. Представил сорок. И это — только за год…
— Как правило, пожиратели всё равно не живут долго, — продолжала Изольда. — Они быстро теряют человеческий облик. Жрут пустышек. Настоящие души попадаются им редко, а на пустышках они могут протянуть от силы месяц. Жрут друг друга. Кидаются на обходчиков — и погибают. В девяностые, конечно, их стало гораздо больше, они заполонили улицы. Но с тех пор ситуация нормализовалась. А потом — потом появился Маэстро. И навёл порядок. Последние три года мы про них почти не слышали…
— И успокоились, — хмыкнул я.
— Увы, да. — Изольда помрачнела. — Работы хватает всегда. И если какая-то проблема вдруг исчезает…
— Это было затишье перед бурей.
Изольда лишь кивнула. Потом попыталась улыбнуться.
— Ну… Мы хотели приятно провести вечер. Как думаешь, он ещё не совсем испорчен? Давай отметим твоё присоединение к нашей команде.
Самый простой и дешёвый способ отпраздновать мой официальный переход в новую жизнь находился в баре отеля. Однако Изольда не горела желанием светиться на работе в нерабочее время. И я её полностью понимал.
— На шестом году работы я даже такую практику завёл. В выходной день просыпаюсь — и сразу выпиваю стопарь крепкого. Чтобы как Никита позвонит — с чистым сердцем сказать ему, что уже выпил. А иначе — дохлый номер. «Тимур, никто, кроме тебя! Отступать некуда, позади — Москва! Да там запуск аквариума на десять минут, туда и обратно!». Знаю я это их «туда и обратно». К ночи дай бог чуть живой домой приползёшь, и даже сдохнуть сил не останется. Ну, за знакомство.
Изольда подняла бокал, я протянул свой. Звякнули, выпили.
Мы зашли в один из немногих баров, что я знал — на Николаева. Маленький, но уютный, без излишнего пафоса, секьюритей на входе и всякого вот такого.
— Я могу ошибаться, — сказала Изольда, промокнув губы салфеткой, — но телефон ведь можно отключить?
— Да… не вопрос, — удивился я и полез рукой в карман джинсов.
— Нет-нет, ты не понял, — засмеялась Изольда. — Я про выходной. Про Никиту и «туда и обратно».
— А! — Я тоже усмехнулся. — Дошло.
— Это ведь не столь радикально, как начать напиваться с утра из-за давления социума.
— Согласен. Но, видишь ли, моя философия состоит в том, что это — фигня.
— Что именно?
— Давление социума, вот это вот всё. Если человек пьёт, то основная и, по сути, единственная причина тому — он хочет пить. Такая же ерунда с курящими. Все постоянно заливают, что у них тяжёлая жизнь, трудная работа, полная стрессов, и нужно как-то расслабляться… У меня, знаешь, одногруппница была. Такая, прикольная, красилась в чёрный цвет, пирсинг, косуха, ошейник с шипами, макияж а-ля Мэрилин Мэнсон. Курила, как паровоз. Стресс у неё был из-за учёбы и непростой подростковой жизни.
— И что дальше?
Изольда слушала меня с живейшим интересом, такого не подделать. Это меня немного смутило, но я довёл историю до конца.
— Ну, пару лет назад я её встретил… Как «встретил». На вызов приехал. Хата в два этажа, полный фарш, аквариум — на полтонны. Замуж удачно вышла. Уже ни макияжа, ничего. И волосы русые. Двое детей, с ними нянька возится. Сама сидит на диване перед телевизором, вздыхает. И каждые полчаса на балкон с сигаретой бегает. Видать, до сих пор вся в стрессах.
Я думал, Изольда начнёт задавать вопросы об одногруппнице. Типа, узнала ли меня, что сказала, всё такое. Но эта девушка оказалась не из тех, кого легко утащить от какой-либо темы.
— И почему же ты хотел пить?
Прежде чем ответить, я выпил и вздохнул, глядя в сторону входной двери.
— Наверное, просто не хотел думать. Когда работаешь, думать особо не получается. А в выходной — другое дело. Просидишь полдня дома — и взвоешь. И ноги сами на работу несут. Как пустышка.
Изольда молчала. Я выпил ещё и добавил:
— По сценарию ты сейчас должна была сказать: «Никакая ты не пустышка, Тимур!» — и взять меня за руку. Переснимаем, сцена в баре, дубль два, камера, мотор…
— Пустышками не рождаются, — сказала Изольда. — Вернее… Нет, это я вру. Рождаются как раз пустышками. А уже потом — каждый делает свой выбор. Множество маленьких выборов в течение жизни. И у тех, кто чаще всего выбирал «не думать», к концу жизни ничего не остаётся. Тогда ты превращался в пустышку. Но потом что-то изменилось. Сейчас ты совсем другой.
— Что ж, я… ценю импровизацию на съёмочной площадке…
Изольда протянула руку и коснулась моей ладони, лежащей рядом с опустевшим бокалом.
Момент жестоко убил бармен. Он возник из ниоткуда, забрал пустой бокал и поставил новый, такой же, но хороший, правильный, с содержимым.
— Спасибо, Дим, — сказал я.
— Обращайся, Тим, — огрызнулся он и скрылся.
— Вы знакомы? — Изольда отняла руку.
— Да, я одно время часто сюда захаживал.
— По выходным?
— Не. Мои доходы не позволяли регулярно использовать подобные заведения по прямому назначению.
Я повернул голову и большим пальцем указал себе за спину. Изольда всмотрелась туда и рассмеялась. С краю на стойке стоял небольшой круглый аквариум с золотой рыбкой.
— Димка хороший парень. Разговорились. Он считал, что у меня идеальная работа: переливай из пустого в порожнее и горя не знаешь. А я считал, что идеальная работа у него: наливай людям выпивку, да повторяй банальности из голливудских фильмов. В общем, смотрели на жизнь совершенно по-разному. Но по итогу в главном всё-таки сошлись.
— А что же главное?
— Что лучшими в карьере битлов были первые пять альбомов.
Дима поглядывал в нашу сторону с неудовлетворённым любопытством. Картинка, которую он видел, никак не билась с логикой. Внешний вид Изольды не соответствовал тому, что можно было от меня ожидать. В чём подвох? Где перевернулся самосвал с везением, если простые чистильщики аквариумов могут себе позволить сидеть в баре с такими красотками?
Тут в дверь бара вошёл мужчина. Лет тридцати, в спортивном костюме, но выглядел — краше в гроб кладут. Лицо жёлтое, глаза ввалившиеся. А хуже всего было то, что вошёл он сквозь дверь.
— Да блин, — вздохнул я. — Слушай, а вот эти вот амулеты от пустышек — они сильно дорогие, да?
Изольда, разумеется, тоже заметила пустышку, но совсем не расстроилась. Даже наоборот, как-то подозрительно воспряла духом.
— Амулет достать непросто, но он тебе не нужен. Ты можешь справляться с ними сам. Помнишь ту женщину, в отеле?
— Которая сейчас постанывает под сильными, но нежными руками Дениса? Нет, не помню.
— Помнишь, как она закричала на пустышку, и та отступила?
— Угу. Я ещё подумал, что…
— Да? — Изольда пристально смотрела на меня. — Что ты подумал?
— Что она — тоже пустышка. И поэтому…
— Нет, Тимур, всё работает не так. Пустышки слабы. Даже самые сильные из них не имеют, по сути, своей воли. Они легко поддаются влияниям, внушениям. Если кто-то с уверенностью им что-то говорит — они подчиняются. Это как… ну, как с животными. Нужно не просто показать, что ты доминируешь, нужно самому в это верить — и тогда они отступят. Достаточно им приказать — и они подчинятся.
— Ф-ф-фух… — Я откинулся на спинку стула. — Что-то уже голова кругом. Сначала я думал, что пустышками становятся те, кто не занимаются развитием духа. Потом оказалось, что те, кто не думают. Теперь речь о воле. Так как же не стать пустышкой?