Филипп, который все это время держал за руку, шумно выдохнул и мягко привлек к себе, положив мою голову к себе на плечо. Его массивные ладони скользили по спине и плечам в успокаивающем жесте.
– Чего же ты натерпелась, Аннабель…
От его тона я улыбнулась и коснулась носом мужской шеи, вдыхая запах сена и табака. Филипп был помолвлен с Каталиной – дочерью местного кузнеца, которая славилась своим кротким характером. Она всегда молчала и исполняла любой приказ отца. Девушка следовала безмолвной тенью за Филиппом, который поначалу не обращал на нее никакого внимания, покуда кузнец не посватал за него свою дочь. Мужчине стало жалко Каталину, и он объявил о помолвке лишь потому, что она могла бы стать отличной женой: сидела бы дома, готовила и растила детей.
– Так много… так много натерпелась…
На следующее утро Филипп зашел проведать о моем здоровье и принес полевые цветы, которые я поставила в вазу.
– Вы так щедры с утра. С чего бы?
Наливая ему чай, я пододвинула чашку поближе и села напротив, пристально рассматривая мужчину, который смутился под моим взглядом. Он сделал глоток горячего напитка, после чего закашлялся. Встав и перегнувшись через небольшой стол, я постучала мужчину по спине, пока приступ не прошел. Услышала его учащенное дыхание и, опустив взгляд, заметила, как Филипп жадно рассматривает мою грудь. Облизнув нижнюю губу, он отвернулся и поблагодарил сквозь зубы. Молча допив свой чай, гость поклонился, затем покинул дом, оставляя в моей душе приятное волнение – тридцатилетний мужчина, и так засмущался девятнадцатилетней девушки.
На следующий день Филипп уехал на месяц по работе. Я знала, но при этом выискивала его взглядом среди толпы. Лето выдалось жарким – колодец почти иссушился от засухи, краска на фасадах потрескалась. Все мое нутро бунтовало, и я, недолго думая, купила в местном магазине недорогую баночку красной краски. Найдя в сарае стремянку, прислонила ее к деревянным балкам и начала яро орудовать мокрой тряпкой, избавляясь от старого потрескавшегося слоя, который летел во все стороны. Увлеклась так, что дернулась телом в сторону, напрочь забыв, что стою на высоте, и с криком полетела вниз. Но крепкие руки подхватили меня и удержали на весу.
Встретившись взглядом с Филиппом, на загорелом лице которого промелькнуло волнение, я улыбнулась и тихо произнесла:
– Вернулись…
– Вернулся, Аннабель, вернулся.
После этого случая мы больше не оставались наедине. Я боялась, что жители подумают, будто между нами что-то есть, опасалась, что своими словами и обвинениями подарят мне ложные надежды.
Чувствовала пристальные взгляды Филиппа на своем теле, видела, как сжимаются его челюсти, когда рядом оказывался кто-то из местных мужчин, желающих пригласить меня на день прощания с летом. Тридцатого августа каждого года жители устраивали своего рода праздник, на котором сжигали чучело, принося жертву для дождя, который так редко посещал наши края. Даже моя магия не помогала его призвать. Я была травницей, ведьмой, но не могла приручать стихии.
Накануне праздника, собираясь в комнате, напевала песню под нос, испытывая легкое волнение. Перед глазами стоял Филипп, который днем колол дрова в одних легких светлых штанах. По его коже стекал пот, суровое лицо вздрагивало при каждом отточенном ударе топора. Мотнув головой, прогнала морок, надела лиловое платье и, босая, вышла из дома. Неподалеку уже горел огонь, пожирая чучело. Повсюду слышались крики, радостный смех и песни. Жители Брэилы раз в год даровали себе возможность отпустить все заботы и просто насладиться праздником.
Я ступала босыми ногами по прохладной траве, улыбаясь каждому встретившемуся жителю. Они отвечали взаимностью, а затем вновь утопали в алкогольном веселье. Между лопаток засаднило. Обернувшись, увидела Филиппа, который прислонился плечом к березе. Рукава светлой рубашки были закатаны по локоть, темные штаны низко посажены на бедрах, голые ступни приминали траву. В его взгляде отражалось пламя, в котором догорало чучело, но и что-то еще таилось в них.
Мужчина, оттолкнувшись от березы, молча начал удаляться вглубь леса. Убедившись, что никто не следит, я пошла следом, боясь потерять силуэт Филиппа в сгущающемся сумраке. Он петлял, блуждал, уводя все дальше от поселения. Наконец вышел в поле, неподалеку от колодца, подошел к нему, вцепился пальцами в каменный выступ и подался всем телом вперед, пытаясь рассмотреть водную гладь на самом дне.
– Приворожила ты меня, что ли…
От сказанных слов по коже побежали мурашки – не то от волнения, не то от страха, что Филипп узнал мою истинную сущность. Молчала, сжав пальцами платье, сминая ткань.
– Как только ты оказалась в Брэиле, я потерял сон. В каждом из них только ты, Аннабель. Согласился на помолвку с Каталиной в надежде, что забуду тебя, но нет. Как бы ни старался, не получается. Тогда ты была совсем юна, но сейчас…
Подошла к Филиппу и положила дрожащие ладони на его массивную спину. Я была на три головы ниже мужчины, но чувство превосходства и слепого торжества заполнило мое нутро и вскружило голову – все три года он мечтал лишь обо мне.
– Филипп…
Прошептала, водя ладонями по мужской спине. Приподняв рубашку, коснулась в невесомом поцелуе его кожи, которая покрылась мурашками. Он резко развернулся и подхватил меня на руки, встретившись со мной взглядом.
– Аннабель, прошу, только не мучай меня…
Я провела ладонью по щеке, покрытой щетиной, и коснулась губ Филиппа своими в неловком поцелуе. Он судорожно выдохнул, крепче обхватив мое тело. Мужчина не стал углублять поцелуй, лишь оставлял невесомые прикосновения губ на шее и ключицах. Я застонала и чуть отстранилась, обхватив его лицо руками.
– Будь моим первым мужчиной… и покажи, как ты умеешь любить.
Филипп рвано выдохнул и посмотрел на меня с мольбой. В ответ я кивнула и улыбнулась, хотя у самой сердце от страха и предвкушения готово было выпрыгнуть из груди. Мужчина снял рубашку и постелил ее на траву, а затем плавно опустил меня на землю. Уложив на спину, Филипп облокотился на руки и навис надо мной, покрывая шею и ключицы поцелуями. Я откинула голову назад, позволяя ему касаться каждого дюйма кожи. Сквозь платье и ткань его штанов чувствовала возбуждение, которое исходило от мужчины жаркими волнами.
Одной рукой он продолжал удерживать свое тело на весу, пока другой медленно начал стаскивать лямки моего платья, оттягивая время, если вдруг передумаю. Но в ответ я раздвинула ноги, безмолвно говоря, что готова. В груди что-то мимолетно кольнуло – показалось, что за нами наблюдают, но, оглядевшись, я убедилась, что мы на поляне совершенно одни.
И в эту ночь, как и в последующие, Филипп доказывал, как сильно он желал и любил меня все эти годы.
Я сидела на краю стола, закинув ногу на плечо Филиппа, который доедал свою похлебку. Касалась пальцами ноги его тела, опускаясь вниз по груди к штанам, наблюдая за реакцией любовника. Уголки его губ дрогнули в улыбке, и лишь когда я провела ногой по тугой резинке штанов, Филипп схватил меня за лодыжку, одним резким движением привлекая к себе, усаживая на колени. Его лицо излучало неприкрытую страсть и нежность. Плавным движением откинув мою голову назад, он коснулся шеи в нежном поцелуе и осторожно обхватил за талию, приподняв и поставив меня на пол. Встав следом, Филипп поцеловал в уголок губ и провел большим пальцем по щеке, улыбнувшись.
– Какая же ты красивая, Аннабель…
– Сегодня ты первый, кто мне такое говорит.
Я старалась придать выражению лица серьезный вид, но не сдержалась и рассмеялась, когда он нахмурил брови. Пальцами разгладила складку и, приподнявшись на носочки, поцеловала мужчину в гладко выбритый подбородок.
– Завтра объявлю, что расторгаю помолвку. Нет больше смысла тянуть неизбежное. Перед ее отцом я чист. Никакие обязательства нас не связывают.
– Не боишься того, как отреагирует Каталина на это?
– Думаю, она поймет. Другое дело – ее отец, но я найду путь к его разуму. Главное, не лезь никуда сама. Я все решу.
В ответ кивнула и присела на край стола, поставив ноги на стул. Филипп вышел из дома, закрыв за собой дверь. Сегодня вечером он собирал у себя жителей Брэилы, чтобы отметить окончание осенних работ. Все пятьдесят человек согласились прийти и принести с собой лакомства к столу.
С утра до вечера я занималась приготовлениями: молола травы, фасовала их по мешочкам и подписывала ровным почерком, кому предназначалось снадобье. Складывала по разным полкам, чтобы сразу смогла найти необходимое для каждого пациента. Когда все было сделано, наполнила лохань горячей водой из местного источника и пролежала в ней какое-то время. Вымыла волосы лавандовой водой, втерла в кожу эфирное масло персика для мягкости и, обтерев тело, пошла в комнату. На кровати лежало изумрудное платье на тонких лямках и с разрезами по бокам, которое я хотела надеть на вечер к Филиппу.
Некоторые жители уже стали догадываться о нашей связи, но из-за уважения к кузнецу и его дочери и в благодарность мне держали язык за зубами.
Марта, местная повариха, в один из дней подошла и отвела меня в сторону, заговорщически прошептав:
– Аннабель, дитя мое, я хочу сказать, что не осуждаю тебя, а благословляю ваш союз. Филипп столько лет пытался найти к тебе подход, боялся осуждения со стороны жителей: как он начнет оказывать знаки внимания только прибывшей шестнадцатилетней девушке? Он ведь, – женщина схватила меня за запястье и потянула на себя, – ни к одной девушке не прикасался за последние три года. Даже муж мой, который работает с ним в одну смену, поговаривал, что все, пропал Филипп – после работы в душ и сразу спать. Ни разу даже в кабак не сходил. Вот что творит влечение, Аннабель. Филипп – мудрый мужчина, найдет подход к кузнецу, да и Каталине все объяснит, надо будет – жениха подыщет побогаче. Ты не принимай близко к сердцу слова моей внучки, Сентрии, она не желает тебе зла. Просто… она такая. Побесится немного, что в городе появилась девушка покрасивее, да успокоится. Не ведись на ее клевету.