— Когда-то я мог бы все отдать, чтобы получить твое имя, — произнес Мерис, обхватив голову отца руками. — Я сделал бы все, чтобы быть достойным — все, чтобы ты полюбил меня.
Он отпустил голову и встал, отступив от тела. Юноша снял кольцо и стал его рассматривать.
— Но, оказалось, чтобы получить твое имя, — продолжил юноша, — нужно всего-навсего убить тебя.
Он развернулся и пошел к двери.
И остановился, заметив в кольце кое-что новое, чего не замечал прежде. Мерис чуть прищурился, чтобы рассмотреть находку. На внутренней стороне изящными эльфийскими буквами была выгравирована крохотная надпись.
— Проще уничтожить, чем сотворить, — прочел он вслух и потёр свой небритый подбородок, будто задумавшись. — Глупые сантименты. Зачем создавать, когда за тебя это могут делать другие?
С ехидным смешком, эхом разнесшимся по помещениям особняка, Мерис отошел от тела отца к двери из кабинета. Он открыл дверь и надел кольцо на палец, затем вышел.
Из тени вырвался клинок, пронзил кожаные доспехи и вошел юноше в живот.
В темноте своей камеры Арья заметила приближавшийся по коридору темницы свет и почувствовала недоброе. Итак, великий и могучий лорд Грейт наконец-то приказал её убить. Девушку почти радовала перспектива смерти, которая освободит её от боли воспоминаний об убийстве Путнике, от знания, что она обрекла на смерть своих лучших друзей, от того, что тот злобный безумец, каким является Грейт, вскоре станет самым почитаемым героем в этих краях.
Почти радовала.
Связывающие её рыцарские обеты, так или иначе, не могли позволить Арье сдаться. Даже если надежды не было — даже если ничего уже не осталось — она могла хотя бы попытаться.
Рыцарь выругалась. Этот извращенный мир, даже если Грейт его установит, неминуемо падет. Лорд Певец — не друг Аластриэли или Серебристым Пустошам. Восстание Куэрварра повлечет за собой войну, и невинные будут страдать и погибать ни за что, чтобы его героизм мог казаться правдой, его версия героизма, которую он сам признал лживой!
Полная решимости, Арья натянула кандалы. Её разум отчаянно старался придумать план побега. Девушка попыталась позвать Барса и Дерста, но те крепко спали, и на её оклик ответили только приглушенные всхрапы. Арья знала, что сейчас она одна. Может быть, когда тюремщики приблизятся, она сможет схватить одного и накинуть цепь ему на шею…
Тут она услышала испуганные возгласы дальше по коридору, и свет пропал. Арья напрягла зрение, но все равно не увидела ничего, кроме темноты. Девушке показалось, хотя она и не могла точно сказать почему, что там был бой, пусть и короткий, но ни криков, ни звона стали слышно не донеслось.
— Иллинтас, шара‘тем, — раздался шепот, и внутри её камеры засиял небольшой, размером с пламя факела, свет, на расстоянии среднего человеческого роста от нее.
Это было сверхъестественное, сине-зеленое сияние, излучаемое сверху кристаллом. Арья подняла к нему взгляд, затем скользнула глазами вниз, вдоль длинного посоха из черного дерева, и дальше по тонкой руке, которая его держала. Рука принадлежала худой, закутанной в чёрное фигуре, чей зеленый взгляд, казалось, видел девушку насквозь.
Темный незнакомец взмахнул рукой, но это не было нападением: кандалы разомкнулись и упали, и исчезли, не коснувшись земли.
— Я предлагаю свободу, Соловей, — произнес маг. — И предупреждение: ты — его единственная надежда.
Арья нахмурилась.
— Что? Что ты имеешь в виду? Кто ты такой? — спросила она.
— Я некто, совершающий то, что должен был сделать уже давно, — ответил маг. Он протянул руку, как будто собираясь помочь ей.
Все еще опасаясь гостя, Арья схватилась за протянутую ладонь и при помощи волшебника поднялась на ноги.
— Что… — начала девушка, но таинственный спаситель уже исчез. Вместо его ладони, которую она сжимала, остался меч: её меч.
Рыцарь недоуменно огляделась, но маг испарился так же внезапно, как и появился, и не оставил никаких признаков своего существования; только открытую решетку.
И еще пугающее пророчество: «Ты его единственная надежда».
С колотящимся сердцем, сжимая меч, Арья бросилась освобождать товарищей.
В другом коридоре, неподалеку от этого, Мерис перевел взгляд с пронзившего его кинжала на руки, сжимающие оружие. По рукам взгляд скользнул к лицу нападавшего, чтобы встретиться с яростными сапфировыми глазами, пылавшими всей злобой и ненавистью девяти адских кругов.
Но это были не глаза Путника.
С текущими по щекам слезами гнева Льета со всей силы давила на кинжал, погружая лезвие сквозь белую кожу доспехов в жесткую плоть под ними. Она попала близко к ране, которую нанес Грейт, но её клинок вонзился под другим углом и вошел глубоко во внутренности юноши.
Их взгляды на мгновение пересеклись, и тогда эти двое разделили между собой ужасный момент понимания. В красивых глазах Льеты Мерис увидел последний акт насилия, последнее преступление, направленное против нее.
Он увидел смерть её любви.
Прежде Мериса ничего не пугало так, как ярость в этих глазах.
— За моего мужа, — сказала она со сталью в голосе. — И за моего сына.
В ответ Мерис лишь моргнул.
Только когда тьма в дальнем конце помещения взметнулась вихрем и появился Путник, Мерис осознал, где он и что только что произошло. Он схватился за рукоять кромсателя.
— Нет! — закричал Путник, бросаясь к ним.
Было слишком поздно, Мерис выхватил меч, перерубая Льету наискосок через грудь. Брызги крови разлетелись во все стороны. Медленно, как будто застыло само время, прекрасная полуэльфийка упала прямо в руки подоспевшего Путника. Призрачный воин с отчаяньем и ужасной болью на лице вгляделся в её глаза.
В ошеломляющей тишине Мерис, который прежде никогда не видел, чтобы Путник проявлял эмоции, сощурился. Глубина этой скорби отозвалась болью в его сердце, и он даже не подумал нападать, хотя его противник был беззащитен.
Льета смотрела на Путника, не узнавая, испустив долгий, полный боли вздох. Затем её черты разгладились, и там, где прежде была гримаса боли, появилась мягкая улыбка. Она взяла его руку с неожиданной силой, как будто наконец разгадала тайну, известную лишь им двоим. Мерис смотрел, как Льета умирала в руках Путника. Наконец, она перевела взгляд повыше плеча Путника, и её губы шевельнулись.
— Рада снова тебя видеть, Тарм, — сказала она.
И после этого с умиротворенной улыбкой на лице умерла.
И хотя Мерис знал, что должен ударить, должен послать свой клинок в голову Путника, пока тот уязвим, он не мог. Какая-то часть юноши заметила нечто важнее, чем он сам — впервые в жизни — и это останавливало его руку. А может быть, то был страх неизвестного. Он не понимал, не мог осознать эмоциональной глубины развернувшейся перед ним сцены, и оттого чувствовал смущение и, вместе с тем, страх.
Мерис впервые познал своего противника, и он был напуган.
Увидев, как дух женщины покидает тело и, обнявшись с духом Тарма Тардейна, меркнет, Путник бережно опустил свою мёртвую мать на пышный ковер и выпрямился, лицом к Мерису, который стоял неподвижно — видимо, от потрясения. Потянувшись к поясу, Путник медленно достал позаимствованный у стражника меч и выставил его перед собой, на небольшом пространстве, отделявшем его от юноши. Следопыт ответил тем, что поднял собственное оружие — кромсатель Путника — и указал им на призрачного воина. Кончики клинков почти соприкасались.
Мерис спокойно вытащил кинжал из своего живота, поморщившись, когда из раны хлынула кровь. Не отрывая взгляда от противника, юноша опустил руку к поясу, снял флягу с зельем и осушил её.
Путник видел, как стекавшая по белой коже кровь превратилась в тоненькую струйку, а затем полностью остановилась. Его взгляд скользнул за Мериса, в кабинет, и заметил труп Грейта. Даже знание того, что месть свершилась, не успокоило клокочущую в сердце ярость.
— Это будет наш последний поединок, — заверил Путник. — Ты заплатишь за все.
— Несомненно, — ответил Мерис. — Ты и я — мы оба ждали этого боя.
Он вознес меч, и мифриловая поверхность засияла почти золотым блеском в свете факелов.
— Но у меня есть преимущество, друг мой.
В ответ Путник приподнял свою перемотанную левую руку, на четвертом пальце которой сияло серебряное волчье кольцо. Сверкнул сапфировый глаз волка.
Мерис пожал плечами, признавая такой довод.
— В этот раз надо будет убедиться, что я отрубил тебе руку перед тем, как убить, — ухмыльнулся он.
Пришла очередь Путника пожимать плечами, но он не пошевелил ни единым мускулом. Он сконцентрировался на Мерисе, человеке, забравшем все, что было дорого Путнику — те вещи, которых он никогда не знал, и то, что он считал давно потерянным, но действительно утратил лишь сейчас.
Концентрация была настолько глубокой, что, когда позади вздрогнула от удара дверь и из-за нее раздались приглушенные возгласы, Путник был захвачен врасплох. От неожиданности он ударил, но Мерис отбил его клинок и скользнул в сторону.
Следопыт ответил контратакой, от которой Путник уклонился, и едва заметно поморщился, дав понять, что лечебное зелье пока не возымело полного эффекта. Путник воспользовался этим преимуществом, с лязгом обрушив свой меч на лезвие кромсателя. Мифриловая кромка, взвизгнув, перерубила длинный клинок, но тот выполнил свою задачу. С проклятием Мерис выронил кромсатель из дрожащих пальцев. Юноша нагнулся за ним, и Путник швырнул свой сломанный меч, зарывшийся в ковер рядом с рукой Мериса. Отдернувшись, следопыт бросился бежать, призывая охрану.
Путник схватил один из метательных ножей и занес руку для броска, но его отвлёк новый удар в дверь, и нож воткнулся в стену в футе60 от головы бегущего Мериса. Прежде чем Путник смог выхватить новый кинжал, его противник исчез за углом, направляясь к выходу из особняка.