Он с криком проснулся и вскочил с постели. Что-то ударило его в лицо и обвилось вокруг головы. Он нащупал выключатель и включил свет. Затем он сорвал повязку, которая ослепляла его, и обнаружил, что это была масса шелковистых нитей, похожих на паутину, которую мог сплести гигантский паук. И когда он сорвал ее с глаз, то увидел, как по стенам пробежали и исчезли огромные тени. Они выросли с тех пор, как он впервые увидел их на ковре; теперь они были размером с футбольный мяч.
Ефрем был потрясен этим ужасом. Беспокойный сон и постоянные кошмары были достаточно плохи, но здесь было кое-что похуже. Шелковистые пряди, которые все еще цеплялись за его голову, не были тем материалом, из которого сделаны сны. Он подумал, не сходит ли он с ума. Было ли все это галлюцинацией? Сможет ли он взять себя в руки и стряхнуть ее? Он попытался, но клочья паутины, свисавшие с его пальцев и лица, были вполне реальны. Ни один паук из сна не смог бы соткать их; простое воображение не могло бы создать их. Более того, он не был человеком воображения. Совсем наоборот. Он имел дело с реальностью: недвижимость была той ценной бумагой, которую он предпочитал.
Полный стакан бренди с содовой привел его в чувство. Он не был зависим от стимуляторов, — это не приветствовалось в его профессии, — но этот случай требовал особых мер. Он стряхнул с себя наваждение и подумал, что в предложении поиграть в гольф все-таки что-то есть. А когда утром позвонил клиент, чтобы договориться о небольшой ссуде, Ефрем заключил хитроумную сделку, которая удивила даже его самого.
Следующий инцидент, вызвавший немалое беспокойство у джентльмена удачи, произошел, по-видимому, примерно месяц спустя. Он не любил животных, но терпел присутствие шотландского терьера в доме. Иногда случалось, что у него бывали большие суммы денег, — не часто, но иногда, и с этим ничего не поделаешь, — и бдительная маленькая собачка служила хорошей защитой от возможного грабителя. Поэтому он обращался с животным как с доверенным слугой и был, по своему обыкновению, привязан к нему. Если он и не любил ее, то, во всяком случае, ценил. Он даже обращался к ветеринару, когда собачка болела.
По ночам терьер бегал по дому, но обычно спал на циновке перед дверью Ефрема. В этот раз Ефрему приснилось, что он наступил на собаку, и та громко взвизгнула от боли. Впечатление было настолько живым, что он проснулся, и визг животного, казалось, все еще звучал у него в ушах, словно терьер за дверью действительно завизжал. Он прислушался, но все было тихо, за исключением странных щелчков и чмокания, которые он слышал время от времени. Казалось, они доносятся прямо из-за двери; но этого не могло быть, потому что собака была бы разбужена и подняла бы тревогу, если бы что-то случилось.
Вскоре он снова заснул и проснулся только в обычное время. Когда он одевался, ему показалось странным, что он не слышал собаку, которая привыкла встречать первые звуки его движения приветственным лаем. Когда он открыл дверь, терьер лежал мертвый на коврике.
Ефрем сначала был потрясен, потом опечален, а затем встревожен. Он был потрясен, потому что это было естественно в таких обстоятельствах; он был огорчен, потому что только сейчас до него дошло, что он любил животное больше, чем мог себе представить; и он был встревожен, потому что знал, — таинственная смерть сторожевого пса часто предшествует ограблению.
Он поспешил вниз и торопливо осмотрел двери и окна, и особенно сейф, спрятанный в стене за чем-то, что выглядело как солидный предмет мебели. Но все было в полном порядке, и никаких признаков покушения на проникновение в помещение не было. Затем он поднялся наверх, чтобы забрать тело собаки, размышляя, стоит ли тратить деньги на вскрытие. Ефрем не любил загадок, особенно когда они случались в доме.
Он поднял мертвого терьера и испытал сильный шок. То, что он держал в руках, весило едва ли половину от того, что должно было весить! Это был не более чем скелет, болтающийся в мешке из кожи. Его просто высосали досуха!
Он в ужасе выронил его и обнаружил, что к его рукам прилипли шелковистые нити. В воздухе также колыхались нити, потому что одна из них обвилась вокруг его головы и прилипла к лицу. А потом что-то с мягким стуком упало на пол позади него, и он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как тень метнулась к стене и исчезла. Он уже видел эту тень раньше, но теперь она казалась менее призрачной и более осязаемой.
Примерно в это же время в Мейда-Вейле распространился слух, что из Зоологического сада в Риджентс-парке сбежала обезьяна и была замечена взбирающейся на дом Ефрема.
Первым ее увидел рано утром молочник, который рассказал о ней полицейскому, а вскоре после этого горничная, мывшая ступеньки дома напротив. Утро было довольно темное и туманное, что, несомненно, объясняет некоторую неопределенность в описаниях животного. Но, насколько они могли судить, все описания совпадали.
Обезьяна была описана как очень толстый экземпляр, почти с футбольный мяч по размеру и округлости, с очень длинными руками. Она была покрыта густой, блестящей черной шерстью, и было видно, как она поднялась по фасаду дома и влезла в открытое окно. Молочник, любивший читать, сказал, что, по его мнению, это была паукообразная обезьяна, но единственной причиной этого, по-видимому, было какое-то воображаемое сходство с очень большим пауком.
Позже утром полисмен зашел к Ефрему, чтобы рассказать о случившемся и спросить, здесь ли обезьяна. Прием ему был оказан невежливый, и он удалился, раздосадованный. Затем он позвонил в Зоологический сад, но ему сообщили, что обезьяны нет. Инцидент был должным образом зафиксирован в полицейском участке, и на этом закончился, так как больше о нем ничего не было слышно.
Но еще одно происшествие на следующей неделе вызвало гораздо больше разговоров, особенно среди местных дам. Пустая шкурка ценной персидской кошки была найдена в кустах дома рядом с домом Ефрема — пустая, если не считать костей животного. Шкурка была совсем свежая, что вполне могло быть правдой, так как накануне вечером кошку видели живой. Эта тайна была чудом девяти дней и не была раскрыта до тех пор, пока не появилась еще более шокирующая тайна. Кошачья шкурка была высосана досуха, и местная теория заключалась в том, что горностай или другой хищный зверь сбежал из зоопарка и совершил ужасное деяние. Но было доказано, что такого побега не было, и на этом дело пришлось прекратить.
Хотя это, по-видимому, не имеет никакого значения, было бы неплохо отметить незначительный инцидент, случившийся неделю или две спустя. Попечитель какого-то благотворительного учреждения обратился к Ефрему, ошибочно полагая, что тот захочет внести свою лепту. Он пробыл в доме всего несколько минут, быстро убедившись, что это не так. Но потом он сказал жене, что мистер Голдштейн, очевидно, большой любитель кошек, потому что заметил в доме несколько прекрасных черных персов, свернувшихся калачиком и спящих. Любопытно, что все они находились в самых темных углах, где их нельзя было разглядеть вполне отчетливо. Он мимоходом упомянул о них мистеру Голдштейну, который, казалось, не понял его. И в самом деле, он уставился на него так, словно считал, что тот выпивши!
Еще один случай в это время стал предметом обсуждения среди соседей Ефрема. По причинам, известным только ему самому, он давно привык спать с заряженным револьвером у постели, и однажды утром, на рассвете, раздался выстрел. Полицейские быстро прибыли на место и настояли на том, чтобы войти в дом. Ефрем заверил их, что оружие выстрелило случайно, из-за того, что его уронили на пол, и, попросив показать лицензию на оружие, полиция удалилась.
Но то, что произошло на самом деле, было гораздо интереснее. Ефрем проснулся без видимой причины, но со смутным чувством опасности; и как раз вовремя, чтобы увидеть круглое черное тело, покрытое густой шерстью, вскарабкавшееся в ногах его кровати и осторожно пробиравшееся к его лицу. Это был гигантский паук, и его восемь глаз сверкали ярким зеленым светом, как гроздь зловещих опалов.
Он был парализован ужасом; затем, собрав всю свою силу воли, он схватил револьвер и выстрелил. Вспышка и шум выстрела на мгновение ошеломили его, а когда он снова взглянул на паука, тот исчез. Должно быть, он попал в него, потому что стрелял в упор, но тот не оставил никаких следов. Это было даже к лучшему, иначе его рассказ не прошел бы проверку в полиции. Но позже, утром, он обнаружил след шелковистых нитей, тянущихся по ковру от кровати к стене.
Впрочем, конец был уже совсем близок. Через несколько дней полиция снова была в доме. На этот раз их позвал садовник, который сказал, что мистер Голдштейн не открывает, когда он стучит в его дверь, и что он думает, — тот, должно быть, болен. Дверь была заперта, и ее пришлось взломать.
То, что обнаружила полиция, лучше не описывать. На похоронах, несшие гроб сказали, что они никогда не несли человека, который весил так мало для своего размера.
Шаги на лестнице
Холтон-сквер в Олдчестере был совсем не тем местом, которое ассоциировалось бы с чем-то романтическим или необычным. На самом деле, оно было в высшей степени банально и обыденно. Хотя дома в нем были не совсем новыми, они ни в коем случае не были старыми, и ни один из них, казалось, не обладал ни малейшей интересной особенностью. До недавнего времени они были жилыми, но теперь, за редким исключением, превращены в коммерческие.
Номер 15, расположенный на северной стороне, можно было бы назвать только наполовину преобразованным. Теперь это был деловой дом, но он по-прежнему оставался жилым. Когда Томас Бостон, торговец, перенес свое место работы в дом N 15, он также сам переехал сюда вместе со своей семьей. Нижние помещения дома предназначались для хозяйственных целей, а верхние — для его домашних.
Последние состояли из миссис Бостон и служанки, которую звали Анжелиной и по этой причине называли Сарой. В чем состояли его занятия, сказать не так-то просто. Дело обычного торговца подобно благотворительности в том, что оно