Располагая свободным временем, Шэй спасалась на крышах, как ласточка. По крышам она гуляла, ела там, иногда спала, спускаясь только для сеансов гаданий. Она обитала в верхнем мире, а Бесподобный жил в нижнем. Он прятался в заброшенных чумных домах, окутанный дымом и дурными фантазиями.
Теперь они в основном встречались перед началом выступлений – «Итак, кого мы сегодня изображаем?», – и Бесподобный сочинял для нее роли, в которых она предавала его снова и снова. Их ссоры и поцелуи, страхи и страсти – все разыгрывалось на глазах множества незнакомых зрителей, с горящими зданиями в финале.
В городе осталось только два рода зрелищ. Призрачный театр играл драмы, но больше всего зрителей собрала чума. Лондон мог пасть по вине одного из них.
Шэй и Бесподобный шли по пустынным, как сельские дороги, улицам Куинхита, между стоявшими друг напротив друга домами клубился дымный туман, и, когда раздавался отдаленный бой церковных колоколов, Шэй представлялось, что эти жилища дрейфуют подобно дырявым лодкам. Они появились вместе на улице впервые за несколько месяцев – в эти чумные дни, не рискуя подцепить лихорадку и бубоны в подмышках, их никто не преследовал, поэтому они могли свободно прогуливаться по Тринити-лейн, изображая галантную парочку на «Променаде святого Павла». Шэй не осмелилась бы признаться в том, что Лондон во время чумы казался ей прекрасным. Ей нравились пылающие на каждом углу костры, где сжигались горы зараженной одежды и постельного белья, добавляя к городскому смогу дымовую завесу. Издали костры смотрелись как призрачные блуждающие огоньки, но по мере приближения вы слышали, как щелкали и шипели, умирая, блохи и клещи. Над погребальными кострами взлетали стайки огненных угольков, позже падавшие на землю хлопьями черного снега. Бесподобный перевел ее на другую сторону переулка. Шагах в десяти перед ними шли два чумных врача в длинных, до земли, черных плащах и металлических длинноклювых масках. Бесподобный следовал в шлейфе пахучего серого дыма, исходившего от трав – камфоры и гвоздики, опия и розовых лепестков, – тлевших в их металлических клювах. Подолы плащей этих докторов касались земли, и казалось, что они плавно скользят по неровностям дороги, и Шэй с Бесподобным двигались вслед за ароматом горящих лепестков и постукиванием их тростей. Тук тук тук тук тук тук тук… В этом туманном воздухе врачи напоминали сказочных персонажей.
Вдалеке вновь зазвонили колокола. Напоминая о том, что в богатых районах города жизнь продолжалась, как и прежде. Но здесь единственным уличным шумом оставались шелестевшие на ветру объявления, вывешенные на дверях близлежащих пораженных чумой домов. На более богатых домах вывешивались надписи «ДА ПРОСТИТ БОГ НАШИ ДУШИ», а на бедных просто ставили красный крест «Х», достаточно ясное предупреждение о том, что там можно найти свободные койки. Они прошли мимо обветшалого дома с таким крестом, начертанным всего лишь в футе от земли, и Шэй вздрогнула при мысли о том, сколько же лет могло быть ребенку, способному дотянуться лишь до такой высоты, – пять или шесть? Из-за этой двери раздался неистовый лай, и она остановилась, пронзенная мучительной тревогой. Тут же собачьи когти начали яростно царапать дверь, и она опять вздрогнула, но Бесподобный потянул ее дальше.
– Не отставай, ты же знаешь, что мы в безопасности, только следуя в кильватере дымных врачевателей.
Она побежала за ним, следя за дорогой. Без лошадей, раньше топтавшихся и испражнявшихся здесь целыми днями, земля стала такой же твердой, как булыжник.
– А знаешь, чума ведь открывает великолепные возможности! – воскликнул Бесподобный. – Все другие театры закрываются. Королевские войска ушли куда-то на север. Здание «Занавеса» окружено чумными домами, так что даже если актеры готовы играть, то зрителей туда не затащишь. Не имеет значения, что в Лондоне затишье. Блэкфрайерс ведь остался единственным действующим театром в городе.
Вытащив клинок из ножен, он сделал несколько выпадов, вырисовываясь впереди туманным силуэтом. А потом, развернувшись, взглянул на Шэй, спрятав за спиной одну руку.
– Лондон предоставлен наемным убийцам… – он дотронулся до кончика клинка и с поклоном добавил: – И глупцам, – и в то же мгновение клинок оказался у ее горла. Она отмахнулась от него.
Чумные доктора повернули направо, скрывшись в тумане, а Шэй и Бесподобный свернули налево. И тут же словно пробудились ото сна. В западном районе Лондона еще шла оживленная жизнь, туман там начал рассеиваться. Бесподобный указал на возчика, чья голова сонно покачивалась в ритме лошадиных копыт, и прошептал:
– Давай, живо, – он подсадил Шэй на задний край повозки и запрыгнул сам. Доски опустились под их весом, но кучер не повернулся, и Бесподобный, усмехнувшись, добавил: – Нам подали личный экипаж.
Шэй болтала ногами в воздухе, поглядывая, как мимо них, точно водный поток, проносится городская улица. Прилавки торговцев полнились чулками, носками и овощами, холодными кусками мяса и рулонами тканей. Подмастерья позевывали в дверных проемах, отступая в сторонку, чтобы пропустить закутанных в шали покупательниц, с круглыми гофрированными воротниками или в соболиных накидках. По булыжниках гремели колеса повозок, всадники плелись еле-еле из-за медленного движения телег. Зазывные вывески поскрипывали на своих консолях, а из окон третьих этажей сливались ведра нечистот. Глядя на столь бурные проявления жизни, Шэй вдруг почувствовала себя какой-то пылинкой; как одна улица может вмещать такое множество суеты? Причем вокруг множество подобных улиц. Безумный вихрь людей и животных, красок и звуков сливался в невиданного и разнородного мифологического зверя: ревущего тысячеголового монстра, способного оглушить своим ревом и ослепить оперением. И внезапно Шэй испытала трепетный собственнический восторг. Мой город. Мой народ. Все вокруг казалось великолепным, даже вонь и пот, грязь и камни.
– Очнись, блаженная! – Бесподобный ткнул ее локтем, когда они приблизились к ближайшему к театру перекрестку и ловко спрыгнули с повозки, только тогда кучер заметил их, хотя его протестующие крики бесследно поглотил безумный гвалт самого Лондона. У служебных дверей не топтались девушки. И перед входом не стояли в ожидании фургоны поставщиков, никто также не смывал грязь с булыжной мостовой. Поцеловав ее в макушку, Бесподобный сказал:
– Увидимся позже. Не делай того, чего не сделал бы я.
Он успел пройти полпути до угла, когда Шэй окликнула его. Дверные ручки театрального входа связывала веревка, а над ними висела кремовая бумага с приказом. Она развевалось на ветру, подобно чумным объявлениям, но распоряжение было написано убористым, витиеватым почерком. Увидев внизу подпись распорядителя празднеств, Шэй поняла, что произошло. Стоя за ее спиной, Бесподобный тоже прочитал приказ.
– Тебе не стоило искушать судьбу, – сказала она ему, – очевидно, мы тоже закрываемся. Из-за вспышки чумы на Крид-лейн.
Крид-лейн находилась всего в двух кварталах от театра.
– Хотя здесь ничего определенного не сказано, – заключила она.
Настроение Шэй испортилось. После ухода от лорда Элтема она жила лишь на доходы от гаданий по картам и предсказаний судьбы. Теперь ей оставалась лишь прежняя работа посыльного, но, учитывая, что половина города закрылась на карантин, среди посыльных возникла ожесточенная конкуренция. Дети в два раза младше ее бегали с поручениями, зарабатывая хоть на кусок хлеба. С уколом вины она осознала, что остальным стало еще хуже. Что могли мальчики из труппы Блэкфрайерс делать в этом городе без театра?
Шэй склонила голову на плечо Бесподобного, и они так и стояли у входа, не зная, что же делать дальше. И тогда сверху раздался голос.
– Так-так, уж не вижу ли я новоявленных безработных, – из окна над ними торчало вверх тормашками знакомое лицо. Черные волосы с жирным блеском и вздувшиеся вены: Эванс.
Он смотрел на них, не отрываясь, в нарастающем молчаливом напряжении.
– Поднимайтесь, вы оба, – наконец изрек он. – Может, я спасу вас от работного дома.
Только теперь Шэй поняла, в каком запустении пребывал театр последние месяцы. В воздухе витал запах плесени, вокруг громоздились сваленные в кучу костюмы и реквизит. Выветрилось и особое ощущение предвкушения, обычно переполнявшее все здание. Пока они поднимались по неосвещенной лестнице, Шэй наблюдала за лицом Бесподобного. На нем запечатлелась мрачная решимость.
– Ты разговаривал с Эвансом после… того дня? – спросила она. Бесподобный отрицательно качнул головой.
В театре было так же холодно, как на улице, их шаги по лестнице в унисон отражались эхом. «Топ, топ, топ», – как шаги по ступенькам на помост виселицы. Они нашли Эванса в чердачном гнездышке, где обычно гадала Шэй. Крыша начала протекать, и верхняя половина пейзажей на лесных декорациях покрылась грязными водянистыми подтеками. Сам воздух пропитался болотной сыростью. Ссутулившись на птичьем троне, Эванс потягивал бренди из фляжки.
– Итак, добро пожаловать в реальный призрачный театр. Зрители мертвы, но аренда, увы, реальна. А как дела у вашей призрачной труппы? Все еще пускаете шапку по кругу, как попрошайки? – он обращался непосредственно к Шэй, даже мельком не взглянув на Бесподобного.
Но ответил именно Бесподобный:
– У нас-то дела получше, чем здесь. Никому не под силу закрыть наши двери.
– Поживем – увидим, – Эванс покачал головой, – таверны ведь закрываются, к тому же ужесточают комендантский час. Посмотрим, насколько будут щедры ваши зрители на трезвую голову. И вы же понимаете, что распорядитель празднеств, покончив с остальными театрами, будет теперь особенно интересоваться вашими тощими задницами. Полагаю, его крайне заинтересует ваше новое представление.
Шэй уже беспокоилась об этом. До сих пор подручные распорядителя вылавливали более крупных рыб.
– Ну а вы что будете делать теперь, – спросила она его, – когда закрыли Блэкфрайерс?