– Как же они могут себе все это позволить? – спросила она. Потрясенная и подавленная как могуществом устроителей, так и жаром, и шумом. – Я понимаю, что толпа большая, но ведь за вход берут всего пенни.
Очевидно, Бесподобный думал о том же.
– Я уверен, что они получают солидный куш с азартных игр. И, может быть, – он вдруг схватил Шэй за руку, – смотри…
В толпе сновал паренек, еще ребенок, с деловитым, обеспокоенным лицом и связанными в «конский хвост» волосами, как и другая обслуга Кокейна. Он бубнил что-то себе под нос, проскальзывая между гуляками, а его рука – как заметила Шэй – ныряла незаметно и быстро, как кошачий язычок, в кошельки и сумки. Один шаг – один кошель; другой шаг – другая сумка. Шэй восхитилась его мастерством; он действовал виртуозно. Они смотрели на извилистый путь мальчика в толпе, и, когда он подошел ближе, Бесподобный глянул на Шэй и тихо сказал:
– Поговори со мной немного и не смотри на мальчишку. – Он упер руки в бока, так что открылся кошель на его поясе. Шэй быстро затараторила что-то, не сводя взгляда с лица Бесподобного. Мгновением позже было бы слишком поздно.
Мальчик задержался около них на пару мгновений. Едва он устремился дальше, Бесподобный резко отвел руку назад и схватил паренька за локоть. Мальчик согнулся и попытался вывернуться, но Бесподобный развернулся и схватил его другую руку.
– Ты знаешь, что на самом деле в приличных заведениях не принято грабить клиентов! – хорошо поставленным голосом произнес Бесподобный, достаточно громко, чтобы заинтересовать ближайших гуляк. – Добропорядочные люди не одобряют кражи. Да и грешники тоже, в общем.
Мальчик спокойно посмотрел на него, а затем дважды коротко свистнул. Ничего не произошло. Он не сводил глаз с земли, пока Бесподобный крепко держал его. Затем толпа расступилась, к ним приблизился Джаггер. Он оценил мизансцену: побелевшие суставы Бесподобного и ожидающие лица толпы. Он повернулся к ним.
– Дамы и господа, – его впечатляющий голос взывал к тишине. – Если вы все проверите свои карманы, то некоторые из вас обнаружат, что получили подарки.
Головы опускались, а потом по толпе прокатился смех. Одна за другой вверх тянулись руки, многие из них сжимали золотые монеты.
Тогда и Джаггер тоже рассмеялся.
– Это испанские полуангелы, спасенные после кораблекрушения и переданные вам, добрые люди, моим юным помощником, – паренек кротко кивнул. – Вот видите, теперь среди нас есть богачи, о которых мы еще не знаем. Лондон забирает ваши фунты и тратит их во дворцах, мы же берем ваши пенни и открываем вам этот волшебный мир. Вспомните об этом, когда к вам придут их сборщики налогов, – он бросил в толпу горсть золотых монет, – потратьте же их, как сочтете нужным.
Под ликующий хор он снял руку Бесподобного с локтя мальчика и наклонился к нему ближе. Его слова предназначались только для Бесподобного, но, говоря, он смотрел на Шэй.
– Не все иллюзии обманчивы, малыш.
После этого Бесподобный притих. Они бродили, ошеломленные и пьяные, день уже клонился к вечеру. Земля покрылась вязким месивом из эля, обглоданных костей и растоптанных памфлетов, и осмелевшие крысы начали выбегать из углов, чтобы поесть. Люди, пошатываясь, тащились по грязи; девушки и юноши исчезали в укромных темных уголках. Бланк покинул их, сказав, что повидал достаточно, и вскоре после него исчез Бесподобный; исчез незаметно, без прощания. Поэтому Шэй, Трасселл и Алюэтта бродили втроем, молча созерцая очередные представления и мучаясь от тяжести в животах; Шэй давно не ела так много. На очередной грязной площади двое мужчин боролись на огороженном помосте. Один был одет в шелк, другой – в фермерскую рубаху. Толпа безжалостно освистывала шелкового модника и приветствовала каждый удачный удар, нанесенный фермером. Понаблюдав за борьбой, Трасселл вдруг сказал:
– Надо же, а я-то думал, что Бланк ушел.
Знакомая треуголка и морская куртка. Он смотрел в оконце какое-то представление. Шэй, потянув его за рукав, спросила:
– Почему ты все еще здесь?
Он оглянулся. Глаза его были широко раскрыты.
– Да задержался немного, чтобы увидеть одно чудо. Поглядите сами.
Шэй и Алюэтта подошли к оконным проемам по обе стороны от него. Внутри на платформе стоял большой сосуд с водой, окрашенной в синий цвет сценическими фонарями. Над ним возвышался деревянный каркас, где возились люди с лоснящимися, зачесанными назад волосами.
– На что смотреть-то? – прошептала Шэй, и Бланк ответил:
– Погодите, сейчас начнется новый показ.
Свет погас, и служители вынесли что-то к задней стене сосуда. Что-то достаточно тяжелое, поскольку они с трудом поднимались по деревянной лестнице, а потом Шэй услышала напряжение в их голосах: «Раз, два, три, пошел!»
В воду опустился бирюзовый треугольник, похожий на хвост сокола. За ним последовала дуга радужных чешуек, таких же маслянисто-сине-черных, как оперение павлина. Хвост взметнулся, и следом в воду погрузилось туловище. Широкая мужская спина, перекрещенная шрамами и с мускулами, как у циркового акробата. В шее этого русала с каждой стороны темнели по три разреза, концы которых колыхались в воде. И, наконец, появилась голова с кудрявой черной шевелюрой.
– Я знаю его.
Шэй отступила в недоумении, глянув на лицо Бланка. Оно отражало восхищенное внимание. Русал всплыл со дна и прищурился в синем водянистом свете. Шэй показалось, что его плечи обвивали тонкие веревки, для удержания в воде, но выглядел он совершенно реальным. Изо рта вырвался воздушный пузырь. Мужчины коснулись воды факелами, и ее поверхность вспыхнула пламенем. Все зрители тихо ахнули.
– Горящая вода, – прошептала Алюэтта, – это же греческий огонь. Доктор Ди так мечтал увидеть его.
Но Шэй не взволновал сам огонь, она не могла отвести глаз от русала.
– Кто же он? – спросила она.
– Его зовут Малик, – сообщил Бланк, взяв Шэй за руку, – мы с ним работали ныряльщиками. Он с моего родного острова, но я думал, что он умер несколько лет назад.
– Так он настоящий?
– Естественно, настоящий, – Бланк вдруг тряхнул головой. – Ах! Ты имеешь в виду, действительно у него есть хвост и жабры. Нет, конечно нет.
Русал плавал под водой, едва моргая, его хвост покачивался, как часовой маятник.
– Как красиво, – Шэй почувствовала, как время вдруг начало давить на нее. Еще один пузырь воздуха сорвался с его губ, когда он перекувырнулся. Она заставила себя дышать.
– Как долго он может оставаться в воде?
– Может, минуты три… Мне ни разу не удавалось победить его.
Шэй тяжело вздохнула, желая вдохнуть воздух в его легкие. Ее грудь защемило при мысли об этом. Русал извивался в кольцах дыма, его лопатки сошлись, как крылья. Он опустился на дно бассейна. Над ним бушевало пламя.
– Выпустите его! – совсем измучившись, крикнула Шэй. – Он слишком долго не дышит.
Русал повернулся так, чтобы его увидели со всех сторон. Языки пламени вздымались ввысь, но вот, без предупреждения, на огонь набросили покрывало, и сцена вновь погрузилась во мрак. Раздался общий вздох облегчения. И тогда Шэй осознала, как много людей наблюдали за русалом, припав к многочисленным смотровым оконцам. Она сползла вниз, словно выброшенная на берег рыба.
– Какой-то ужас.
Шэй никогда раньше не видела Бланка в таком волнении. Он побежал по деревянному помосту в поисках входа в помещение с бассейном.
– Скорей, нужно пробраться за кулисы.
Бесподобного поблизости не оказалось, а Шэй побоялась оставить Бланка одного в таком состоянии. Улочки лабиринта не имели очевидных выходов, поэтому они вчетвером кружили между стен, ища путь к сценам. Именно Трасселл заметил, как один из коммонеров надавил на какой-то сучок в одной из досок, и она, скользнув в сторону, пропустила его внутрь. Переждав минутку, они последовали за ним. За отверстием шириной меньше дюйма проходила крепкая натянутая веревка. Бланк ухватил ее большим пальцем, потянул на себя, и тогда вдруг открылся своеобразный дверной проем.
– О, какой изящный механизм, – одобрительно кивнула Алюэтта.
Закулисье напомнило им лондонский театр. Там высились простые задники деревянных пейзажей и стояли до боли знакомые запахи опилок и красок. Мимо проносились лилипуты и огнеглотатели, а рабочие сцены и ассистентки тащили за ними реквизит. Бланк, остановив паренька, спросил его про русала, и парень со вздохом спокойно взял его за руку и провел всех четверых в глубину театра к палатке, приткнувшейся к заднику дворцовых стен. Палатка в глубине лагеря, посреди огромного деревянного дворца, возведенного в неведомом мире. Помещение оказалось просторным, очевидно, давая приют для отдыха многим исполнителям. Там пахло камфорой и сыростью.
Русал лежал на узенькой деревянной раскладной кровати, и рядом лежал его хвост. Он свернулся дугой на столе, а девушка втирала в его чешую льняное масло. Чешуя отливала блеском, как павлиньи перья. Но Бланк смотрел только на русала. Он присел рядом с ним, так что их лица оказались в дюймах друг от друга, и на мгновение Шэй подумала, что Бланку лишь хотелось посмотреть в это совсем истощенное лицо, но затем он положил руку на плечо Малика и прошептал:
– Réveile[30], Малик, – эти слова мгновенно оживили русала.
Он сел и, задыхаясь, как будто только что закончил гонку, глянул на Бланка изумленными глазами.
Они молча заключили друг друга в крепкие объятия и так долго не разъединялись, словно боялись, что, разъединившись, рухнут без сил. Потом Бланк сел под навесом напротив друга, с удивлением поглядывая на него. Этот самый живой и говорящий русал казался гораздо бо́льшим чудом, чем его подводное представление. Его говор оказался таким же протяжным, как у Бланка, и слова он подбирал медленно, словно выискивал сухие кочки на болоте.
– Я нырял в одно озеро в Шотландии. Лох вроде по-ихнему? Там, по общему мнению, есть потайное местечко, где спрятано сокровище в подводной пещере на глубине около десяти ярдов. Мы ныряли в костюмах из китовой кожи и жира под лед толщиной с твою руку. Тяжелая работенка, но и платили хорошо. Только однажды утром я пришел на причал, а бригадиры-то исчезли со всей нашей оснасткой и всеми деньгами. Три года. Я тащился на юг, побираясь по дороге. Иногда в северных деревнях мне платили пенни за то, чтобы потрогать мои волосы. Он провел пальцами по тугим кудрям.