Четверо здесь и трое на дороге. А актеров Призрачного театра только пятеро. Не слишком неравный бой, но в незнакомцах чувствовалась та вольная лихость, что ассоциировалась для Шэй с убийцами. Она сказала как можно равнодушнее:
– Алюэтта права. Приходите завтра на наше представление. И, разумеется, вам не понадобятся билеты. Мы будем рады видеть вас.
Мужчины, казалось, выразили молчаливое согласие. Передняя лошадь потянулась к траве, но всадник вновь натянул поводья, заставив ее поднять голову.
– Боюсь, это вовсе не предложение. Считайте это нашим требованием.
Бесподобный поставил свою лошадь рядом с Алюэттой и сказал:
– Требование? Вы что, банда вербовщиков? – он ухмыльнулся. – Или того хуже, это можно назвать чем-то вроде человеческого огораживания.
Он явно порадовался собственной шутке, но низколобый смерил его равнодушным взглядом.
– Называйте как хотите. Она нам нужна. У нее есть дар, а дарами надо делиться.
Бесподобного, казалось, устраивало, что они обменивались словами, а не ударами.
– Дары даются, а не отбираются. – Он расслабленно держался в седле, но его голос звучал напряженно.
– Тогда давайте, – рассмеялся низколобый, протягивая руки.
Бесподобный сжал пятками бока лошади.
– Вытягиваемся в линию, – прошептал он, и они быстро перестроились. Бесподобный протянул руки в обе стороны. Шэй взяла левую; она была прохладной и сухой.
– Мы едем дальше. Если вы остановите нас, то это будет ваш выбор.
Шэй свела бедра, и ее лошадь двинулась вперед. Она крепко сжала руку Бесподобного. Его лошадь, сделав неуверенный шаг, остановилась. Шэй заметила, как его пятки еще сильнее сжали бока животного. Неохотно лошадь подошла ближе к незнакомцам, и остальные последовали за ней, но мелкими настороженными шагами. Когда они оказались достаточно близко, чтобы услышать дыхание людей, лошадь Бесподобного вскинула голову и заартачилась. Она поднялась на дыбы, но Бесподобный успокоил ее.
– Ну же, девочка, – еще один маленький шаг. Шэй тоже настаивала на своем. Она уже приблизилась настолько, что почувствовала табачный запах в мужском дыхании. Тем не менее они продолжали двигаться дальше.
Лязг металла. Трижды просвистели клинки. «Вжик – вжииик – вжииик». В лунном свете блеснули ножи. Трасселл вскрикнул, когда его лошадь встала на дыбы и, развернувшись, поскакала прочь. Он исчез в мгновение ока.
– Есть один умный парень. И вам лучше последовать за ним.
Шэй побуждала лошадь идти вперед, но она фыркнула и забила копытом по земле. На морде ее появились следы пены. Животное явно боялось протискиваться между лошадьми коммонеров, но Шэй впилась пятками в лошадиные бока. Еще два шага. Она уже оказалась практически рядом с людьми Джаггера, достаточно близко, чтобы дотянуться и сорвать шляпу с ближайшего всадника. Еще один шаг, седла уже задевали друг друга, и лошади опять остановились. Бесподобный оказался лицом к лицу с их лидером.
– Не будет ли Джаггер возражать, – спросил он, если ты доставишь ему мертвого воробушка?
– Да, будет, – кивнув низколобый, – но сомневаюсь, что в этом есть необходимость.
Шэй не понимала, что он имел в виду, пока он не вонзил свой клинок глубоко в живот Бесподобного с таким церемонным видом, словно передавал некое послание. Мгновение они смотрели друг на друга, а затем коммонер вытащил лезвие. Бесподобный опустил взгляд на свою белую рубашку; лунного света хватило, чтобы увидеть, как она потемнела до самого подола. Все замерли, а потом Бесподобный почти изящно соскользнул с лошади. Стояла такая тишина, что Шэй услышала, как толчками изливается его кровь, почувствовала даже ее запах: металлический привкус крови.
Но внезапно Шэй вдруг обхватили чьи-то руки, и мир в ее глазах перевернулся. Лошади коммонеров припустили рысью, и она еще видела в лунном свете, как Алюэтта и Бланк спешились и, уменьшаясь в размерах, сгорбились над упавшим Бесподобным, видела, как они уложили его на спину и зажали ему рану, а потом сцена превратилась в размытую миниатюру, лошади перешли на галоп, и она слышала теперь только стук копыт и пульсацию крови в ушах, но неожиданно они свернули на другую дорогу, и в тот же миг весь ее знакомый мир исчез бесследно.
Для нее приготовили большую птичью клетку. Шесть футов в высоту и четыре – в поперечнике; достаточно большую, чтобы во время езды биться о борта телеги. Стены сколотили из деревянных реек, а основание заполнили тяжелым балластом. Шэй держалась за рейки, раскачиваясь туда-сюда, но едва могла оторваться от дна. Ее повозка ехала в середине медленно ползущего в ночи обоза. В какой-то момент к ней подошел парень с повязкой на глазу и передал тарелку супа, кусок хлеба и ведро. Ведро встревожило ее больше всего, очевидно, они не собирались останавливаться в ближайшее время.
Она потерла ноющие запястья. Похитители связали их, а затем подвесили к шесту за спинами, как обычную поклажу. Они долго ехали в молчании, не обращая внимания на ее тщетные попытки освободиться, а в итоге затолкали в эту клетку и заперли дверцу. То, что в хозяйстве Кокейна имелся такой реквизит – клетка размером с человеческий рост, – добавляло страха к ее мучениям.
Телеги мчались по неосвещенным дорогам, и Шэй неистовствовала, возмущалась и кричала, но ритмический перестук колес и безразличие конвоя в итоге утомили ее. Она улеглась на дно, свернувшись в клубок, пообещав себе, что отдохнет немного, однако, очнувшись, осознала, что вокруг уже светло, а перед ней на стуле сидел Джаггер. Он вырезал что-то из зуба какого-то зверя, длиной с ладонь Шэй. Она лишь приоткрыла глаза, но он заметил, как она пошевелилась. Поворачивая зуб, он придирчиво осмотрел его с разных сторон.
– Ну, как поживает наша гостья?
– Пленница, а не гостья. В клетки сажают пленников, – огрызнулась она. Одна его фраза вновь разожгла ее гнев.
– Может быть, и так, – согласился он, – или, может быть, совсем наоборот.
– Если наоборот, то могу ли я получить ключ? – спросила она.
– Конечно же нет.
– Значит, я в плену.
– Да что ты говоришь, – произнес он с равнодушным видом, – может, тебе станет легче, если ты будешь думать о себе как о своеобразном налоге.
Она презрительно фыркнула, а он продолжил:
– Я говорю серьезно. Уайтхолл забирает нашу родню. Деньги. Мужчин. Продовольствие. Мы просто возвращаем часть того, что нам задолжала столица.
– Тогда вы ничем не лучше их.
Он положил зуб на колени. Помолчал немного и сказал:
– Мы строим сказочный дворец, открытый для всех. Наши люди проводят дни, освобождая земли, огороженные вашими лордами. Мы не стремимся к обогащению. Здесь ты будешь помогать тысячам мужчин и женщин, а они нуждаются в твоей помощи гораздо больше, чем любая леди Лондона.
– А мои желания не учитываются?
– Учитываются, – он склонил голову, – при всех прочих равных я освободил бы тебя. Но все наши жизни должны оцениваться. У наших зрителей похитили сыновей, заставив их умирать в войнах с иноземными народами; тебя же будут кормить три раза в день и надежно охранять. Повезло, – он изобразил руками две чаши весов, и одна из них, явно потяжелев, опустилась.
Шэй почувствовала собственное бессилие от того, как ловко люди обходились со словами. Они умели пользоваться их магией. Джаггер полагал, что, назвав ее налогом, имел право запереть ее в клетке. Как будто, не используя слово «раб», он отменял любое рабство. Людские речи были ареной, на которой она никогда не побеждала. Но на самом деле их волновали только действия. Она прижалась лицом к промежутку между двумя рейками и сказала:
– Я не буду выступать для вас. Никогда.
– Посмотрим, – сказал он, затачивая кончик зуба.
День и ночь прошли в дороге, долгие мили Шэй проводила в одиночестве на повозке, и компанию ей порой составляли лишь миски с супом, ломти хлеба да чистое ведро. В темном и маслянистом вареве плавали грибы, а хлеб был обжигающе горячим. Она ела без особого желания, но, когда жар пищи проникал в ее жилы, мир, казалось, замедлялся и опрокидывался; облака опустились, дорога превратилась в сверкающий ручей. Она лежала на застеленном соломой полу клетки и спала поверхностным, прерывистым сном. Картины прошлой ночи повторялись в ее памяти снова и снова: Бесподобный соскальзывал с лошади, и руки Бланка в его крови. Двигался ли он еще, когда ускользал из поля ее зрения? Она не могла вспомнить.
Когда она проснулась, повозки стояли под таким плотным пологом леса, что она не смогла понять, день это или ночь. С одной стороны Джаггер разговаривал с незнакомыми людьми, их головы вместе склонились над какой-то картой.
Парень с повязкой на глазу, принеся очередную миску супа, прошептал:
– Следи за пожарной повозкой позади нас, когда мы достигнем ограждений. Это будет то еще зрелище!
Обоз выехал из леса в холмы, где геометрический ландшафт сельской местности представлял собой разделенные на аккуратные прямоугольники поля. Они проезжали мимо живых изгородей боярышника, жалкую имитацию обсаженных платанами больших дорог. Шэй повернулась, чтобы посмотреть на грохотавшую сзади повозку. Внезапно с ее борта вылетела пламенная струя, и кожу Шэй опалило жаром, несмотря на разделявшее их расстояние. Мужчины, обвязав лица мокрыми тряпками, работали на насосах, продолжая выстреливать струями огня. Живые изгороди задымились, а затем вспыхнули и дружно занялись пламенем. В кильватере Кокейна стояла огненная стена. Шэй забарабанила по рейкам клетки. Уже наступил апрель: боярышник давал приют гнездам черных дроздов, охраняя их своими шипами от ястребов и соколов. Слепые липкие птенцы и их разоренные родители. Глядя, как легко вспыхивают гнезда, она кричала:
– Прекратите, подождите! – пока не сорвала голос.
На последние несколько миль коммонеры переправили ее на барку и, прибыв на место, вынесли ее прямо в клетке в покрытую маргаритками рощицу, а вокруг начали строить Кокейн. Рабочие сцены возводили стены замка, приводя их в стоячее положение с помощью длинных канатов, со всех сторон доносился перестук молотков. Коммонеры затащили ее клетку в палатку размером с комнату, через которую ходили другие актеры. Некоторые пытались поговорить с ней, но большинство отводили глаза. Так или иначе, Шэй делала вид, что не замечает их всех, подавляя свой гнев. Она не выступала для них, но ее сердце невольно билось быстрее, эти праздничные вечера жили по своим особым ритмам. По мере завершения подготовки обстановка в театре становилась все напряженнее. Взрывы смеха и бурные обсуждения возникших трудност