Она обращалась к публике, но смотрела на девушку.
– Когда вы услышите следующий призыв, это будет голос Майкла. «Хо, ху, ху-хо-ху». Вы слышите?
Девушка кивнула.
– Дети, так и не увидевшие дневного света, становятся ночными птицами. Лесными завирушками, соловьями, сипухами и козодоями. Он всегда будет рядом и всегда будет говорить с тобой.
Девушка захлебнулась благодарностью и схватила за руку своего спутника.
Потребовался всего час. Зрители слушали в изумлении. Она руководствовалась наставлениями отца. «Ты приручаешь лошадь, но воспитываешь ястреба». Эта публика не имела ничего общего с ястребиными. Она могла приручить их и превратить в свое оружие. Она могла вооружить их посланием, и они будут распространять его, когда Кокейн уедет отсюда. И есть надежда, что оно дойдет до труппы Блэкфрайерс. Она возвела глаза к потолку шатра.
– Прежде чем я уйду… – по толпе прокатился тихий печальный стон.
– Прежде чем уйти, я вознесусь над облаками, оттуда увижу всю Англию, ее будущее и ее прошлое, все откроется моему взору подобно этим обширным полям. Я вижу трудные времена позади нас, – она впервые произносила эти слова, – вижу голод и наводнения, вижу наших мертворожденных детей и наши налоги, – ропот согласия пробежал шатру, – вижу студеные морозы и долгие зимы, – ее руки раскинулись широко, как крылья. – И я вижу наше будущее.
Она издала соколиный крик, прозвучавший на редкость пронзительно для разгоряченной толпы, и провозгласила:
– Приближается воинство птиц. Они сияют лунным светом.
Позади нее началось волнение и явно горячий спор между коммонерами. Прежде чем она смогла заговорить снова, занавес бесцеремонно опустили, скрыв ее от зала.
И тогда она закричала:
– Птицы с сиянием небесных звезд. Они слетят на землю яростным воинством… – она вновь издала соколиный клич и скрючила пальцы с острыми ногтями.
Руки попытались закрыть занавес. Другие руки цеплялись за нее сзади. Все зрители вскочили на ноги и, вцепившись в занавес сорвали его, сорвав покровы с застывшей фигуры Шэй.
– Они ослепят тиранов, надсмотрщиков над рабами, землевладельцев и нечестивцев. – Она принялась срывать с себя одежду, и тряпочные перья падали, как снег. Все лица теперь внимали ей. Тишина часовни.
– Они ослепят и труппу Кокейна, – воскликнула она, и тогда терпение коммонеров закончилось. Они потащили Шэй назад по сцене, ее пятки стучали по доскам, но она пела своим разрывающим горло голосом:
– Как полные луны, птицы с небес светят нам,
Их когти цепки, а клювы ослепительно остры.
Те птицы воссияют, рассеяв мрак тумана,
И спасут от тягостных уз нашей горькой судьбы
Мы станем птицами по смерти, крылаты мы от рожденья,
И мы воспарим над печалью земной, в небе наше спасенье.
Издав последний соколиный крик, она разорвала остатки костюма. Коммонерам пришлось утаскивать ее под гром аплодисментов.
Сборы проводили в страшной спешке. Джаггер сновал повсюду, подгоняя рабочих криками и пинками. Все словно забыли о вежливости предыдущих недель по отношению к Шэй; она болталась поперек скачущей галопом лошади, слева и справа на нее покрикивали конвойные всадники, а затем на барке ее опять заперли в клетку. Они сразу отчалили, хотя половина команды еще не прибыла; Валентину пришлось прыгать на борт уже отходившей от берега барки. Она спросила его, что произошло, но толком не услышала его ответ из-за грохота ящиков и мешков, спешно забрасываемых на палубу.
– Нас преследовали. То ли Черные Стрижи, то ли какая-то неведомая банда. А среди зрителей толкались люди, готовые заплатить за то, чтобы узнать, куда мы идем дальше.
Они нашли ее. Они пришли за ней. Связь с Бесподобным укрепилась; пусть она пока тонка, как волосок, но крепка, как паутина.
Девана вернулась в сумерках. Она парила по снижающейся спирали над баркой, едва шевеля крыльями. Шэй держала язык за зубами; не все еще уснули, зато все держали наготове оружие. Птица сейчас была вне досягаемости даже самой дальнобойной стрелы, но кто знает, что может случиться, если она спустится за угощением. Шэй молча наблюдала за ней. Потом в небе появилось что-то еще. Другая птица, возможно. Она светилась как зеленое земноводное, и Шэй не смогла понять, то ли оно огромно, но еще далеко, то ли мало и уже близко. Его крылья были отведены назад, как перед смертельным падением на добычу, и его клюв и когти тоже светились. Она смотрела, как оно летело по небу. Ни одна настоящая хищная птица не летала так прямолинейно, но Шэй сомневалась, что коммонерам это известно. Ее глаза расширились, когда она заметила еще одного летуна. Затем еще одного.
– Валентин, Валентин, проснись!
Он очнулся в одно мгновение. Она рассмеялась.
– Эй, птичье недоразумение, глянь-ка в небо. Они прилетели.
Было что-то непреклонное в их небесном полете. Вскоре каждый мужчина на барке наблюдал за странными птицами, и Шэй заметила, что многие завязали платки над глазами; Валентин, должно быть, предупредил. Настроившись на голос сокола, она направила пронзительный призывный клич прямо в небеса. Девана тут же отозвалась. Шэй не замечала Джаггера, пока клетка не начала сотрясаться; если бы не решетка, его руки могли бы оторвать ей голову. Она спряталась в глубине, ее губы слишком сильно дрожали, чтобы нормально повторить призыв.
Он схватил ее за плечо.
– Что ты им говоришь? Что они говорят?
Она отскочила от него. Внезапно на нее снизошло спокойствие. Что он мог с ней сделать? С непроницаемым равнодушием она ответила ему достаточно громко, чтобы ее услышала вся команда.
– Они говорят, что созвали войско. И скоро будут атаковать.
– Остановите эту чертову барку – заорал он, оттащив парня от весел. – Заткните ей рот и уши.
Парень шагнул вперед, а Шэй подлетела к решетке. Она издавала надсадные гортанные крики, и он испуганно отпрянул. Подпрыгнув, она нацелила на него свои заточенные ногти. Побеждает в битве не самый сильный, но он несет меньше потерь. Парень приподнялся на локтях, а она прошипела:
– Только дотронься до меня, и ты умрешь первым. Я позабочусь об этом.
Страх. Он больше боялся Джаггера, но все же этот парень боялся и ее. Отпихнув парня в сторону, Джаггер сам открыл дверцу клетки. Он действовал удивительно ловко. Ее запястья связала веревка, а рот заткнули кляпом. Ни брыкания и царапанья не повредили ему. В рот ей запихнули грязную тряпку с тошнотворным запахом сала.
После этой ночи Валентина заменили на седого старого моряка, но, как только он вытащил у нее кляп, принеся еду и напитки, она принялась рассказывать ему о предстоящем нападении. Он, однако, вставив в уши затычки, принялся распевать церковные гимны, заглушая ее болтовню. Ладно, пустяки. Всякий раз, когда он прекращал петь, она вновь заводила свою песню, и ему приходилось увеличивать громкость. Снова и снова, пока обитатели ближайших коек не заорали на них, требуя заткнуться. Когда нового охранника наконец утихомирили, она принялась нашептывать ему байки о подвластном ей птичьем войске, о том, как она прикажет ему разорвать весь их цирк на конфетти.
– Вороны выклюют глаза и одним махом проглотят их. Вороны позаботятся о ваших глазах, ястребы – о ваших глотках, а птицы феникс сожгут вас огненным дыханием. Шэй резко и громко выдохнула и рассмеялась, видя, как ее страж отползал назад по мокрой палубе, – да-да, спать лучше поближе к воде, только там будет безопасное местечко.
– У нас стрел больше, чем у тебя птиц, малышка, – проворчал моряк, но той ночью Шэй заметила, как он перенес свои вещи на ближнюю к воде койку.
Следующий день прошел спокойнее, но слухи по-прежнему носились над водами. Теперь, когда команда не несла вахту, большинство повязывали глаза платками. Шэй следила за небесами и всякий раз, услышав крики птиц, отвечала им. Кокейн не мог спрятаться от птиц. Зарядили дожди, они изливались три, даже четыре дня. Шэй каркала вместе с воронами. Теперь половина команды ходила с повязками на глазах, и парни дрались за койки у бортов барки. Разведчики принесли новости, что поблизости рыщут Черные Стрижи Елизаветы, одаривая монетами всех, кто видел в небе светящихся призрачных птиц. Суматошное бегство коммонеров больше не помогало им скрыться. Они остановились на каком-то мрачном северном холме с тощими, как кошки, овцами и соорудили Кокейн под штормовым ветром, завывавшим вокруг дощатых стен. Руки хватались за шляпы, и птичьи крики из любого куста заставляли всех припадать к земле. Когда она проходила мимо, парни завязывали глаза платками, что приводило Джаггера в дикую ярость.
– Я отхлещу кнутом следующего идиота, завязавшего глаза. Что с вами происходит? Она же, черт побери, маленькая врунья.
В ту ночь прилетели стаи светящихся воздушных змеев. Искрясь на своих орбитах, они сработали как заводные игрушки реальной Мурмурации. Команду обуял страх; Джаггер носился по кораблю, призывая гребцов к оружию и обещая кругленькую сумму первому лучнику, сбившему птицу. Они летали слишком далеко для стрел, но теперь Шэй беспокоилась, что Девана может опасно снизиться. Воздушные змеи вынуждали ее лететь ниже, и впервые за несколько дней Шэй молчала, спрятавшись в клетке.
Это была ошибка.
– Лучники, не стреляйте пока! – Джаггер наблюдал за ней. Наблюдал за ней и наблюдал за небом. Он присел на корточки у клетки и спросил: – Не хочешь поболтать сегодня со своей армией? Беспокоишься, что они могут подлететь слишком близко?
– Я беспокоюсь, – ехидно ответила Шэй, – что они лишат меня удовольствия самой прикончить вас.
Ее слова вызвали у него лишь ухмылку. Он созерцал ее целую вечность, а затем пролаял приказы:
– Снова заткните ей рот кляпом. И погасите фонари. Лучники, держите луки наготове, но не стреляйте без моей команды. Первый, кто издаст звук, отправится за борт. Первый стрелок, сбивший птицу, получит золотой.
Воцарилось напряженное молчание. Лишь волны тихо плескались, обтекая нос, под призрачным светом луны. Двадцать лучников выстроились в два ряда с натянутыми луками и дрожащими в них стрелами. Первый ряд пользовал обычные стрелы, а второй – стрелы с огненными греческими наконечниками. Шэй глянула в небо через решетку. Воздушные змеи вершили свои торжественные полеты, но под ними Девана начала снижаться к лодке. С каждым кругом она пролетала все ниже. Шэй мычала, пытаясь выплюнуть кляп, и Джаггер зажал ей рот рукой. Он шептал команде: