– Еще слово, и я сам из тебя дурь выбью!
Рыжий снова дернулся, я его удержал. На этот раз Кики все же помог мне, положил руку Рыжему на плечо и похлопал, успокаивая.
Толстый посмотрел на Рыжего, задержал взгляд на мне, а затем обернулся к Глебу и грубо произнес:
– Я обещал подумать над твоей просьбой, но в этом нет нужды. Я и мои ребята не станем вам помогать… А если вы еще хоть раз попробуете насильно заставить к вам присоединиться хоть кого-то, пеняйте на себя. Нас больше, Глеб, не вынуждайте нас нападать.
– Ты не представляешь, на что обрекаешь своих ребят, Толстый. Неведение вас не защитит.
– Зато защищу я, – с нажимом ответил Толстый.
Он махнул рукой, и Васек, отпихнув от себя меня и Рыжего, поднялся по лестнице. Инга, так и не сказав ни слова, последовала за ним. Все трое вернулись в клуб. А мы остались одни, снова впятером. Но мне никто другой и не был нужен.
– Глеб, я ничего такого…
– Помолчи, Рыжий. Просто… дай мне время подумать.
– Нечего тут думать, – ответил я. – Мы можем положиться только друг на друга. Доверять Толстому и его ребятам я бы не смог в любом случае. А, как мы уже не раз убедились, доверие очень важно. Я уверен, каждый из нас вступится за другого, а в них я сомневался бы всегда.
– Ты мог бы не так открыто радоваться, что с Толстым не срослось? – усмехнулся Глеб.
– Не-а, никак не выходит.
– Ладно, поздно уже, – вздохнул Глеб. – Давайте сейчас по домам, а завтра устроим вечер кино?
– Затаримся чипсами и будем смотреть комедии? – улыбнулась Зоя.
– И никаких разговоров про отпечатки и перевертышей? – спросил Кики.
– И ни-ка-ко-го Толстого! – взмолился я.
Глеб хохотнул, и мы тоже заулыбались. Даже расстроенный из-за Инги Рыжий не смог сдержать улыбку. Мы устали, были напуганы, но могли поддержать друг друга, несмотря ни на что. Это ли не настоящая дружба?
«Толстый и его свора могли нам только навредить», – упрямо повторил про себя я.
Взглянул на все еще грустного Рыжего и тихо, так, чтобы никто, кроме него, не слышал, сказал:
– Инга не такая уж и дура, она поймет, что ты был прав, когда заметит чертовщину.
– Я боюсь, не было бы поздно, – ответил он.
– Она будет начеку. Уже начеку. Вы встречались, она тебя хорошо знает и понимает, ты не стал бы заливать. Дай ей время.
– Она думает, мы все спятили.
– Так думает Толстый, а ей, как и остальным, он просто промыл мозги. Но все встанет на свои места, вот увидишь.
– Мне бы твою уверенность, Слав.
Я улыбнулся. Мне бы самому уверенности не помешало. Я мог говорить что угодно, поддерживать ребят, но сам ни в чем не был уверен. Иногда умение блефовать тоже бывает полезным.
– Мы со всем справимся. Будем держаться вместе, и все получится.
– Хорошо, – наконец искренне улыбнулся Рыжий.
Глава 13Ужасная ночь
Вечер кино прошел в тихой и дружеской обстановке, но, кажется, мы все осознали, что подобный досуг не приносит нам желанного успокоения. Мы не разговаривали о чертовщине Вороньего Гнезда, но все равно каждый об этом думал. В итоге договорились взять паузу на пару дней, чтобы отдохнуть, пораскинуть мозгами и, возможно, набрести на идею, что делать дальше.
На следующее утро, узнав, что у меня нет никаких планов на день, бабушка заметно повеселела. Я знал, что она любит проводить со мной время, и это грело душу. Захотелось сделать для нее что-то большее, чем поливка огорода и рисунок на воротах, поэтому после обеда я все же отправился к соседу Косте. Тот мою идею принял с энтузиазмом. И, кажется, даже зауважал меня.
– Весь забор менять не нужно, он добротный, только здесь дыру залатать и ниже, на картофельном огороде, – резюмировал Костя, окидывая взглядом фронт работ.
– В гараже у бабушки есть жерди и доски. Посмотришь?
– Да, пойдем.
Мы вернулись во двор, где стоял зеленый деревянный покосившийся гараж. От времени он немного осел в землю, но все еще функционировал. Внутри хранился советский мотоцикл или, если сказать точнее, то, что от него осталось. Колеса давным-давно исчезли, железная рама проржавела, а из дырявого дерматинового сиденья торчал изъеденный мышами поролон. Скорее всего, он принадлежал отцу или дедушке. Я не спрашивал об этом у бабушки, потому что от одного вида этого мотоцикла у меня начинало щемить сердце.
В одном углу располагалась кладка кирпичей, в другом – были аккуратно сложены доски и жерди. Не новые, пахнущие опилками, а уже посеревшие, но еще годные.
– Я рад, что ты стал помогать Анне Петровне. Уже не тот задохлик-горожанин, каким приехал.
– Ну да, за полтора месяца она знатно меня откормила.
– Да я не об этом. Хотя то, что ты немного набрал, тоже хорошо. Меньше стал на задохлика походить.
– Спасибо… наверное, – почему-то неловко ответил я. И чтобы не показывать Косте свое смущение, сразу спросил: – Мне что делать? Молотком орудовать я умею, но не знаю, как лучше дыры латать.
– Ничего-о-о, – протянул он. – Научим.
Починка забора шла гладко. Забивая гвоздь за гвоздем и обливаясь потом от тяжелой работы и жары, я хотя бы на время отделался от дурных мыслей. Труд оказался лучшим лекарством от апатии. Стук молотка по дереву, напряжение в мышцах при распиле жердей ножовкой и результат проделанной работы – все это подействовало на меня, словно волшебный эликсир. Даже дышать будто стало легче.
– Ну теперь ни один козел не пролезет, – довольно пробормотал я себе под нос.
– Козел? – переспросил Костя, жуя сорванную травинку.
– Да заглянул тут один рогатый. Напугал меня до чертиков.
– Козлов-то чего бояться? – усмехнулся он, но, возможно вспомнив, что я городской, быстро добавил: – Хотя с непривычки и правда страшно, наверное. Но хотя бы не свиньи.
– А что, свиньи страшнее? – спросил я, чувствуя мурашки на пояснице.
– Противнее. Они же, если залезут, все на своем пути рылом перепашут. К нам как-то на картофельный огород одна пожаловала, мы только картошку посадили. Подчистую все сожрала, пришлось быстро латать забор и повторно все засаживать.
– Паршиво.
– Ага. Зато урок мне на всю жизнь, что вовремя нужно следить за хозяйством.
Костя открыл трехлитровую банку компота, которую принесла нам бабушка, и отпил.
– Дров бы на зиму заготовить, – напившись, сказал он. – Ты не спрашивал у Анны Петровны, когда она собирается покупать машину?
– Машину? Бабушка?
– Машину дров, Слав, – хмыкнул он. – Расколоть их надо будет и перетаскать в дровник. Пока ты в город не уехал, займись этим. А то потом Анне Петровне придется нанимать работяг, а пенсия-то небольшая.
– Хорошо, так и сделаю.
Костя ушел, оставив меня в раздумьях. Я же ничего вообще не смыслил в деревенской жизни. У бабушки в доме была проведена вода, но некоторые деревенские ходили на колонку, я сам видел. Многим приходилось заготавливать на зиму дрова, корм для скотины, убирать за ней. Такая работа отнимала много времени и сил, но сейчас именно это мне и нужно было. Я хотел бы иногда отвлекаться от мыслей о проклятии Гнезда и был рад помочь бабушке.
При мысли, что труд стал для меня своеобразным отдыхом, я усмехнулся и все же немного повеселел. И от меня будет какая-то польза бабушке. Засыпал я с приятной тяжестью в мышцах и мыслями о колке дров.
Я почувствовал жжение в глазах и резко их распахнул. Казалось, будто на меня вылили целый баллон с перцовой жидкостью. Кожа зудела, слезы мешали видеть то, что творится вокруг. Я потянулся к единственному источнику света в комнате, но он вдруг отскочил от меня, завибрировал, заметался по спальне и вылетел на улицу прямо через окно. Стекло в раме при этом осталось нетронутым.
Первым делом я заглянул в гостиную и позвал бабушку, но ее диван пустовал. Вариантов, куда она могла пойти в три часа ночи, у меня не нашлось. Растерявшись оттого, что остался один в доме, стал звать ее. Прошел на кухню, выглянул в сени, но тщетно. В этот момент я ощутил такое сильное одиночество, что защемило в груди.
Я быстро натянул на себя футболку и спортивные штаны и выбежал из дома. Хотел дойти до Тимофеевны, но понял: раз свет в окнах не горит, все спят. Страх с каждой минутой все больше овладевал мной, зубы стучали совсем не от холода.
Еще находясь в сонном бреду, я видел свет. Решил, что кто-то посветил мне в комнату фонариком, а иначе что это могло быть? Еще немного подумав, заверил себя, что, кроме бабушки, посветить никто не мог, а значит, она находилась в саду. Мое окно именно на сад и смотрело. Размышлять, что она там делала ночью, я не стал. Мне хотелось как можно скорее ее отыскать.
– Ба? – тихо позвал я, пробираясь через заросли малины.
Собственный голос прозвучал как чужой, и я поежился. В кромешной темноте любой хруст сухих сучьев казался зловещим, поэтому я старался не издавать лишний раз ни звука. Бабушкин сад трудно было назвать очень ухоженным, но и совсем запущенным он не был. Казалось, что прогуливаешься по небольшому лесочку. Высокие осины и березки соседствовали с кустами вишни и малины. Вот только меня страшили подобные прогулки ночью.
– Ба, ты где?
Нога поехала на чем-то влажном. Я глухо вскрикнул и отпрянул в сторону, прижавшись спиной к березе. Свет от фонаря на телефоне выхватил из темноты лоскут ткани, и я с ужасом осознал, что на земле валяется бабушкин фартук. Белый, в мелкий красный цветок. Сомнений не было, что это он, потому что я сотню раз видел, как бабушка в нем готовит.
Дрожащей рукой я поднял замусоленный фартук. Выглядел он так, словно пролежал здесь не один месяц. Покрытая плесенью ткань слепилась в однородную массу, с одной стороны которой запеклась кровь.
– Твою мать!
Я бросил фартук и быстро-быстро обтер руку о штанину. Во рту собралась слюна, и я понял, что если еще хоть недолго останусь здесь, вдыхая запах гнили и железа, то меня вырвет. Я развернулся, намереваясь уйти, и нос к носу столкнулся с бабушкой. Но как только я ее увидел, понял – она не та, за кого себя выдавала.