– Я т-тоже слышу.
От надтреснутого голоса Зои за моей спиной волоски на руках встали дыбом. Я повернулся и вопросительно взглянул на подругу. Полные страха глаза и дрожащие губы Зои напугали меня не меньше, чем порез на теле Рыжего, а затем я тоже услышал…
Ритмичный топот копыт отозвался волной мурашек по пояснице к затылку. Подковы глухо стучали по насыпной дороге, слышался хлесткий звук вожжей, звенели колокольчики на дуге. А затем, словно раскат грома, раздалось ржание коней. Мое сердце упало в пятки.
– Нужно уходить, – прошептал я. – Нужно…
Вдруг мой взгляд зацепился за что-то в воде. Я запнулся на полуслове, а когда понял, что из воды на меня смотрит та самая мертвячка с пепельными волосами, которая однажды душила меня на мостике, язык прирос к небу. Но то, что я принял за пепельные волосы, оказалось фатой, грязной и истлевшей от времени.
Я и так понимал, что, скорее всего, загадочная невеста Рыжего и есть та самая мертвячка с Плотинки. Но когда увидел ее белесые глаза, наполненные ненавистью к нам, вспомнил ее предупреждение: «Не ищи меня, Слав».
Но мы нашли. Нашли против ее воли…
Глава 29Конец везения
Меня обдало холодом и бросило в дрожь, а в следующую секунду я подумал о том, что от страха могу упасть в обморок. Я сталкивался уже со столькими отпечатками памяти, но Настасья одним своим видом пугала сильнее всех. Дело было в ее звериной ухмылке.
Все мертвецы, которых мы упокоили, вселяли ужас либо вызывали жалость. Они плакали, злились, стонали… Но никто из них так не улыбался.
Настасья вышла из воды сначала по плечи, затем по пояс, грязное свадебное платье плотно обтягивало ее худое тело. Бледно-серая кожа сливалась с расползающейся тканью, и казалось, будто от девушки отваливаются куски плоти, которые удерживали только остатки мышц и сухожилий.
Я хотел крикнуть ребятам, что следует убираться отсюда, но горло свело спазмом. Вместо этого схватил Зоину руку и потянул девушку на себя. Парни как завороженные смотрели на мертвую невесту, а пока мы мешкали, небо стало темнеть. Набежали тучи, скрывая от нас остатки опускающегося за горизонт солнца, поднялся сильный ветер.
– Слав, это она… – тонким голосом проговорила Зоя, сильнее вцепившись в мою руку.
«Она», – повторил я про себя. Именно она это всегда и была. Та, которая запугивала не только живых, но и мертвых, та, которая отвечала за барьер в Вороньем Гнезде.
– Нам жаль тебя! – выпалил Рыжий, обращаясь к мертвячке. Он крикнул это так громко, что я от неожиданности вздрогнул. – Тебе пришлось вынести столько боли и одиночества. Я знаю. Я видел. И… чувствовал.
Взгляд Настасьи переметнулся с меня на Рыжего, улыбка сошла с ее губ. Девушка свела брови и чуть наклонила голову вбок.
– Скажи, как мы можем упокоить тебя, и мы поможем. Ты станешь свободной.
Колкий ветер пробрался мне под футболку, мокрая ткань сильно холодила кожу, я задрожал еще сильнее прежнего. А затем по округе вместе с порывом ветра разнесся леденящий кровь хохот Настасьи. От страха у меня чуть не подкосились ноги.
Рыжий от смеха мертвячки опешил. Он взглянул на Глеба. «Что происходит?» – читалось в его глазах. Но ни Глеб, ни я, ни кто другой не знал ответа.
– Ты не хочешь уходить, верно? – спросил Глеб, на шаг осторожно подступив к Настасье. – Но… почему?
Мертвячка молчала, исподлобья глядя на Глеба, ее губ снова коснулась улыбка, больше похожая на оскал. Я вспомнил Катюху и то, как она не могла противостоять кому-то более сильному и пугающему, подумал о Семене… Мы точно накликали на себя беду.
– Глеб, не надо…
Я позвал друга, потому что он еще на шаг приблизился к Настасье и протянул ей руку. От этого по затылку пробежали мурашки, где-то в районе солнечного сплетения все сжалось. Я представил, как мертвячка резко хватает Глеба за руку и утягивает на дно реки.
Настасья же молча наблюдала за всеми нами, словно строя свой злодейский план, как лучше нас уничтожить. Я не верил, что с этим отпечатком памяти можно договориться и решить все мирно. Сколько предупреждений от нее мы получили? Столько же она доставила нам проблем…
Пока я перебирал в голове идеи насчет того, как нам избежать очередных неприятностей, Кики сделал опрометчивый ход. Он зачем-то перекрестился, а затем в два больших шага подлетел к Настасье и окатил ее святой водой, после чего, набрав в грудь воздуха, заголосил:
– Убирайся из нашей деревни и перестань портить людям жизнь! Иди на свет или куда там вы все уходите… Твое место среди мертвых, вот и проваливай!
Настасья хмыкнула, а затем снова залилась смехом. Едким и колким, как зимний мороз. Зоя рядом со мной протяжно застонала, привлекая внимание отпечатка памяти к нашей паре. Я сгреб подругу в охапку, с ужасом глядя на покойницу.
Настасья вдруг подняла руку и повела в сторону ладонью, словно гладила нас, не касаясь. Вторую руку она прижимала к животу. Мертвячка слегка прикрыла веки и стала медленно покачивать головой, будто в трансе. Из груди у нее полилась мелодия, но губы призрачной невесты были сомкнуты.
По Дону гуляет, по Дону гуляет,
По Дону гуляет казак молодой,
По Дону гуляет казак молодой.
А там дева плачет, а там дева плачет,
А там дева плачет над быстрой рекой,
А там дева плачет над быстрой рекой…[3]
Я никогда не слышал этой мелодии и не знал слов, но предполагал, что песня каким-то образом связана с Настасьей. Все песни, которые мы слышали в Гнезде, так или иначе помогали нам разобраться с отпечатками памяти, подсказывали, из-за чего души становились заблудшими. Благодаря гимну «Интернационал» мы выяснили, что местную церковь разрушили, потом связали это с разорением могилы дедушки Аглаи Васильевны. А колыбельная натолкнула нас на мысль, что мертвячка с Мещанова ключа потеряла ребенка… Но все же именно Семен был тем, кто давал эти подсказки. У меня затеплилась надежда, что в данную минуту он рядом и снова помогает нам.
Стоило мне только об этом подумать, как все прекратилось. Настасья вышла из оцепенения и широко распахнула затянутые мутной пленкой глаза. Внутри у меня все перевернулось от волнения, и я понял: что-то произошло.
Минутная пауза показалась мне вечностью. Только что звучала мелодия, от которой даже ветер, казалось, утих, и вдруг все разом остановилось. На исхудавшем и выцветшем лице Настасьи отразилась первобытная ярость. Мертвячка сделала шаг к нам, из воды показались ее бледные и острые колени.
– Я предупреждала. Не ле-е-езь.
Хлесткий шепот пробрал до мурашек, я не думал, что могу испугаться еще сильнее прежнего.
– Ты не мой герой. Здесь нет героя…
Она смотрела на всех нас, но говорила будто с кем-то одним. Губы Настасьи так же оставались неподвижными. Слова лились словно отовсюду и будто изнутри. Я мельком взглянул на друзей и убедился, что они тоже это слышали, потому что страх исказил лицо каждого.
Я сделал шаг назад, хотел потянуть за собой Зою; уверен, ребята побежали бы следом за нами. Но вмиг обрушившийся на нас ливень почти вышиб из меня дух. Все вокруг сразу утратило прежние очертания. И река, и тянущийся по ее берегам стланик ивняка, а главное – мертвячка. И это снова был не обычный ливень. Настасья пустила в ход свою силу…
Под давлением стихии мы с Зоей машинально пригнулись. Дождь хлестал с такой силой, что моментально разболелась голова. Я вспомнил тот день, когда пытался покинуть Воронье Гнездо и чуть не умер. По крайней мере, мне тогда так показалось. А сейчас я был уверен: не повернул бы обратно, точно попрощался бы с жизнью.
– Глеб!
Голоса Кики и Рыжего новой волной ужаса прошлись по пояснице. Я прищурился и стал высматривать в этой буре друзей. Глеб лежал на щебенке прямо возле воды, а парни держали его за руки. Когда я понял, что что-то тянет Глеба в реку, метнулся на помощь.
Сначала подумал, что Настасья вцепилась гниющими руками в Глеба, но мертвячка стояла прямо и смотрела на нас сверху вниз. Казалось, она ничего не делала, можно было подумать, что она и вовсе безобидна. И это ужасало еще больше. Даже не шелохнув и пальцем, она могла расправиться с нами в два счета.
– Глеб! – снова завопил Кики, сползая ближе к реке вслед за парнем. – Глеб! Глеб!
– Ар-р-р!
Я напрягся и постарался вытянуть Глеба на себя, но не тут-то было. Нечто держало Глеба очень крепко.
– Не отпускайте меня! – взмолился Глеб. – Только не отпускайте! Пожалуйста!
«Держу! Держу!» – повторял я про себя, а сам с ужасом осознавал, что нас четверых недостаточно, потому что Глеб медленно, но верно погружался в воду все больше и больше. Он брыкался, пытался пинать воздух, все было тщетно.
Звать на помощь было бесполезно. Набежавшие черные тучи, ураган и сильный дождь не оставили нам ни шанса. В такую погоду даже собаку не выгонят на улицу, не то что сами вдруг соберутся погулять. Я понимал, что мы в полной заднице, и мой страх последовать за Глебом был всепоглощающим, как и страх потерять друга. Но я не сдавался, просто не мог себе позволить отпустить. Как и все остальные.
Рыдания Зои и крики парней не давали погрузиться в пучину отчаяния и сдаться. Я в эту минуту отвечал не только за себя. Поэтому, не придумав ничего лучше, стал взывать к Семену. Я верил… до сих пор верил в него! Ведь и сны, и песни – все это делал именно он. Он был нашей подсказкой и надеждой.
– Нет! Отпусти меня! Отпусти!
Вопли Глеба разлетались по округе, но их заглушал ливень. Дождь бил по листьям ивняка, по насыпной дороге, хлестко отскакивал от воды, создавая сильный шум. Вся эта какофония звуков вызывала дрожь во всем теле и опустошение внутри.
У меня перехватило дыхание, когда я упал на ягодицы. Глеб выскользнул из рук так быстро, что ни я, ни ребята не успели среагировать. Только наши крики подтвердили страшное событие. Я никак не ожидал этого, хоть мы и находились на грани. Но нам всегда везло. До сих пор…