— Артур! — Миссис Монтегю больше не могла сдерживаться. — Не надо о работе. Не забывайте, что вы приехали сюда отдыхать.
— Да, это я дал маху. — Артур признательно улыбнулся. — Пойду оружие проверю.
— Два часа, — объявила миссис Дадли, появляясь на пороге. — Я убираю в два.
Теодора засмеялась, и Элинор, укрывшаяся в глубокой тени за летним флигелем, обеими руками зажала рот, чтобы не выдать себя случайным словом. Я должна выяснить, думала она, должна выяснить.
— Называется «Убийство семьи Граттанов», — говорил Люк. — Премилая вещица. Могу даже спеть.
— Признак шалопута. — Теодора снова рассмеялась. — Бедный Люк. Я бы сказала «лоботряса».
— Если ты предпочла бы провести это время с Артуром…
— Разумеется, я предпочла бы провести время с Артуром. С образованным человеком всегда интересно.
— Крикет, — сказал Люк. — Небось не думала, что мы играем в крикет?
— Пой, пой, — засмеялась Теодора.
Люк запел, чуть гнусаво, отчетливо выделяя каждое слово:
Сперва девица Граттан
Ему преградила вход;
Ножом он ее зарезал,
Открыв кровавый счет.
Седую бабку Граттан
Потом негодяй убил;
Старуха с ним сражалась,
Пока хватало сил.
Папаша дряхлый Граттан
Посиживал в тепле;
К нему он подобрался
И удавил в петле.
В кроватке крошка Граттан
Спеленутый лежал;
Он ребрышки малютке
Смертельной хваткой сжал.
И жвачкою табачной
На трупик плюнул смачно.
Наступила короткая тишина, потом Теодора простонала:
— Очаровательно, Люк. Неземная красота. Теперь, слыша эту песню, я всегда буду вспоминать о тебе.
— Я собираюсь спеть ее Артуру, — сказал Люк.
Когда же они заговорят обо мне? — гадала Элинор. Через минуту Люк продолжил беспечно:
— Интересно, какая у доктора получится книга, когда он ее напишет? Как ты думаешь, про нас в ней будет?
— Тебя он выведет рьяным молодым исследователем парапсихологических феноменов, а меня — девушкой безгранично одаренной, но с сомнительной репутацией.
— Интересно, будет ли отдельная глава для миссис Монтегю?
— И для Артура. И для миссис Дадли. Жаль, если он сведет нас к цифрам в таблице.
— Кажется, мне голову напекло, — сказал Люк. — Какой бы нелепый подвиг по этому поводу совершить?
— Попроси миссис Дадли приготовить нам лимонад.
— Знаешь, чего я хочу? — спросил Люк. — Отправиться в исследовательскую экспедицию. Давай пойдем по ручью в холмы и отыщем его истоки. Может, там озеро, и тогда мы искупаемся.
— Или водопад. Это такой ручей, на котором точно должны быть водопады.
— Тогда пошли.
Из-за флигеля Элинор слышала их смех и быстрые, удаляющиеся к дому шаги.
— А вот тут интересно написано, — объявил Артур тоном человека, которому очень хочется развлечь окружающих, — в этой книге. Как сделать свечи из обычных восковых мелков.
— Да, очень интересно, — устало отозвался доктор. — Извините, Артур, мне надо закончить записи.
— Конечно, доктор. У каждого своя работа. Закрываю рот.
Элинор, слушавшая из-за двери, различила, как Артур заерзал и заскрипел стулом, готовясь сидеть молча.
— Что-то здесь совершенно нечем себя занять, — сказал он. — Как вы обычно проводите время?
— Работаю, — коротко ответил доктор.
— Пишете про то, что происходит в доме?
— Да.
— И про меня тоже?
— Нет.
— Думается, вам надо включить наши записи с сеанса. Вы про что сейчас пишете?
— Артур. Не могли бы вы почитать или что-нибудь в таком духе?
— Конечно-конечно. У меня правило — никому не мешать.
Элинор слышала, как он взял книгу, положил, взял сигарету, чиркнул спичкой, снова поерзал и наконец спросил:
— Послушайте, а не надо чего-нибудь сделать? Где все?
Доктор ответил терпеливо, но равнодушно:
— Теодора и Люк, насколько я знаю, ушли исследовать ручей. Остальные, наверное, где-нибудь в доме. Кстати, моя жена отправилась к миссис Дадли.
— Ясно. — Артур снова вздохнул. — Коли так, можно и почитать, — сказал он и через минуту начал снова: — Знаете, доктор, не хочется вас отвлекать, но вы только послушайте, что здесь написано…
— Нет, миссис Дадли. По моему глубокому убеждению, — сказала миссис Монтегю, — молодых людей разного пола нельзя селить вместе. Если бы мой муж посоветовался со мной, прежде чем затевать этот безумный выезд…
— А вот я всегда говорю, — это был голос миссис Дадли, и Элинор, прижавшаяся к двери, от удивления раскрыла рот в полудюйме от деревянной филенки, — что молодость бывает раз в жизни. Молодые развлекаются, в их годы это вполне естественно.
— Но жить под одной крышей…
— Да уж не такие они дети, понимают, что можно, чего нельзя. Хорошенькая мисс Теодора вполне способна о себе позаботиться, какой бы шалун ни был мистер Люк.
— Передайте мне полотенце, миссис Дадли, я протру серебро. Я считаю возмутительным, что нынешние дети так рано все узнают. Должны быть тайны, которые по праву принадлежат взрослым и до которых детям надо сперва дорасти.
— Тогда им несладко придется, прежде чем они все узнают на собственной шкуре. — Голос миссис Дадли журчал легко, свободно. — Эти помидоры Дадли сегодня утром снял в огороде. В нынешнем году они удались.
— Порезать?
— Ой, нет, нет. Садитесь и отдыхайте, вы уже и так сегодня натрудились. Я поставлю чайник и сделаю нам с вами чайку.
— Все пути ведут к свиданью. — Люк через комнату улыбнулся Элинор. — А синее платье на Тео правда твое? Я его прежде не видел.
— Я — Элинор, — издевательски вставила Теодора, — потому что у меня борода.
— Как ты предусмотрительно взяла одежду на двоих, — сказал Люк Элинор. — В моем старом джемпере Тео смотрелась бы куда хуже.
— Я — Элинор, — сказала Теодора, — потому что я в синем. Мою любовь зовут на Э, и я люблю ее, потому что она эфемерная. Ее имя Элинор, и она живет эгоистическими мечтами.
Теодора вредничает, отстраненно подумала Элинор; она как будто смотрела на них издали и слышала их голоса. Теодора вредничает, а Люк пытается это смягчить, ему стыдно за себя, что он надо мной смеется, и за Теодору, потому что она вредничает.
— Люк, — сказала Теодора, косясь на Элинор, — иди сюда и спой мне еще раз.
— Не сейчас, — ответил Люк — ему явно было неловко. — Доктор уже расставил фигуры.
Он повернулся и отошел с чуть излишней поспешностью. Уязвленная Теодора откинулась в кресле и закрыла глаза, всем видом показывая, что не намерена разговаривать. Элинор сидела, глядя на свои пальцы, и вслушивалась в звуки дома. На втором этаже хлопнула, закрываясь, дверь; птица присела на башню и тут же снова вспорхнула. В кухне потрескивала, остывая, плита. Мелкий зверек — кролик? — пробирался через кусты у летнего флигеля. Элинор, со своим новым ощущением дома, различала даже, как медленно оседает пыль на чердаке и стареет дерево. Только библиотека была от нее закрыта, она не слышала ни частого дыхания миссис Монтегю и Артура над планшетом, ни их взволнованных вопросов; не слышала, как ветшают книги и сыплется ржавчина с винтовой лестницы в башню. В будуаре Теодора раздраженно постукивала пальцами, а доктор с Люком переставляли шахматные фигуры. Потом в библиотеке с грохотом распахнулась дверь, и Элинор уловила резкий сердитый звук приближающихся шагов. В следующий миг все разом повернули голову — в будуар ворвалась миссис Монтегю.
— Я заявляю, — с напором выдохнула она, — я заявляю, что это возмутительно!
— Дорогая… — Доктор привстал, но миссис Монтегю сердито от него отмахнулась.
— Если бы ты соблюдал элементарные приличия… — начала она.
Артур, робко следовавший за ней, прошмыгнул к креслу у камина, а когда Теодора взглянула на него, предостерегающе мотнул головой.
— Элементарные приличия. В конце концов, Джон, я проделала немалый путь, и Артур тоже, чтобы тебе помочь, и никак не ожидала натолкнуться на такой цинизм и недоверие со стороны тебя и вот их. — Она указала на Элинор, Теодору и Люка. — Все, о чем я прошу, — это минимум уважения и сочувствия к тому, что я пытаюсь сделать, а ты только фыркаешь и усмехаешься. — Тяжело дыша, раскрасневшаяся, миссис Монтегю затрясла пальцем у доктора перед носом. — Планшет, — сказала она, — не желает со мной сегодня говорить. Ни единого слова не получила я от планшета, а все из-за колкостей и ехидства; теперь планшет может не говорить со мной несколько недель, такое уже случалось, уверяю тебя, случалось после того, как скептики его высмеивали, и я, отправляясь сюда — из самых лучших побуждений, заметь! — и зная, что планшет может замолчать на несколько недель, рассчитывала если не на поддержку, то, по крайней мере, на чуточку уважения.
И она снова затрясла пальцем, временно исчерпав слова.
— Дорогая, — сказал доктор, — я уверен, что никто из нас не стал бы сознательно тебе мешать.
— А смешки и ухмылки? Нежелание верить, когда вам показывают собственные слова планшета? Наглость этих молодых людей?
— Миссис Монтегю, честное слово… — начал Люк, но миссис Монтегю прошла мимо него и уселась в кресле. Губы ее были вытянуты в нитку, глаза сверкали. Доктор попытался было заговорить, но умолк и, отвернувшись от жены, жестом пригласил Люка обратно за шахматный стол. Люк неуверенно подчинился. Артур, изогнувшись всем телом, тихо сообщил Теодоре:
— Никогда не видел ее такой расстроенной. Пренеприятное это дело, когда планшет не отвечает. Он очень обидчивый, так сказать. Чувствует атмосферу.
Сочтя, что удовлетворительно разъяснил ситуацию, Артур откинулся в кресле и робко улыбнулся.
Элинор почти не слушала. Кто-то расхаживает по комнате, думала она, Люк, наверное, и тихо разговаривает сам с собой — какой-то странный способ играть в шахматы. Мурлычет себе под нос? Напевает? Раз или два она почти разобрала обрывок слова, потом Люк тихо заговорил: он сидел за шахматным столом, где ему и надлежало быть. Элинор обернулась и посмотрела на пустую середину комнаты, где кто-то прохаживался, тихонько напевая, и тут она услышала отчетливо: