поднос, а на нем сверкал белоснежный чайный сервиз:
- Прошу прощения за ожидание. В силу возраста я стала очень
медлительна.
- Ну что вы. Я и не заметил, все внимание было приковано к вашему
чудесному дому.
- О, благодарю. Уже много лет я заведую порядком в поместье. Все на
моих хрупких плечах.
- И вы прекрасно справляетесь.
Старушка тогда выпрямилась и расплылась в довольной улыбке.
Даглаш было попытался помочь ей разлить чай, но Энни
повелевающим жестом указала ему на диван, а сама принялась
расставлять чашки:
- Итак, мистер Даглаш, - наконец-то закончила она и уселась в кресло
напротив. – Вы прибыли за историей моего рода.
- Именно.
- Я готова рассказать вам все, о чем только пожелаете. Лондону давно
пора узнать об Оулдманах.
- Безусловно. Расскажите о семье графа.
И Энни поведала историю семейства Бенинга.
Граф Оулдман был сыном Генри и Молли – влиятельных
политических деятелей Ипсвича, чета была частыми гостями при
дворе королевы и пользовалась большими привилегиями. Но
однажды случилось несчастье, Молли погибла, упала с лошади на
полном скаку, Генри долго страдал, но потом снова женился на
дворянке Берте Бишоп, а у той уже была дочь – Энни. По словам
самой Энни, супруги жили счастливо, делили все горести и радости, а
уж понимания между Генри и Бертой было куда больше, чем с
покойной Молли, хотя откуда она об этом знала – неизвестно. Через
пять лет Генри скоропостижно скончался от тяжелой болезни
поразившей его легкие. Тогда все думали, что поместье он завещает
своей любимой жене, но нотариус озвучил имя сына Оулдмана –
Бенинга. Сейчас же Энни поправилась, что они очень даже
обрадовались этому, поскольку домом и хозяйством должен
управлять мужчина. Таким образом, Берта с дочерью оказались под
крылом заботливого сына и брата, но почему-то через год Бишоп
приняла решение съехать из поместья, пожелав вернуться на свою
историческую родину, конечно же, она забрала и дочь. Бенинг тем
временем обзавелся семьей, у него родилось два сына – Эрик и Генри
второй. Только вот когда юношам было по восемнадцать лет, их мать
умерла. И Бенинг повторил судьбу своего отца, взяв в жены Мэри
Томпсон – жалкую простолюдинку, как выразилась Энни, у которой
уже был ребенок – пятнадцатилетняя Джулия.
- И где же сейчас дети графа?
- О, милый Джон, - старушка напустила на себя тоски и покачала
головой. – Судьба детей брата очень печальна. Они все мертвы.
Несчастья начались с появления в нашем доме этой жалкой Томпсон.
В свое время она потеряла мужа, затем у нее забрали за долги дом, она
не смогла правильно распорядиться своей жизнью. Эту женщину
преследовал злой рок, который перекинулся и на дочь – Джулию.
Несчастная девочка погибла накануне свадьбы.
- Что же случилось? – Даглаш хотел услышать историю именно
Джулии, а не подковерных игр семейства графа.
- Мало что известно. Ее тело нашли в овраге около церкви, там было
столько крови. Так мне рассказывали служители, лично я не видела,
поскольку с малолетства не переношу покойников. Поговаривают, что
на нее напала какая-то приблудившаяся дикая собака или даже волк.
Но мне кажется, ее убил отвергнутый ухажер, Джулия многим
отказала во внимании, ее всегда привлекали обеспеченные мужчины,
хотела вырваться в высший свет. Ее не устраивала жизнь в поместье,
мало внимания и денег. Бенинг избаловал падчерицу, что тут сказать.
- Какая печальная история. А что же произошло с Эриком и Генри?
- Эрик утонул через неделю после смерти сестры, а Генри отправился
на раскопки в Турцию и пропал. Осталась только я с матушкой, мы
вернулись в поместье и жили здесь в одиночестве. Теперь только я.
Большую часть прислуги пришлось уволить, но остались самые
трудолюбивые и верные.
- Да, нелегко вам пришлось, мисс Оулдман.
- И не говорите, Джонни. Но я сильная, хоть уже и в летах. Этот дом –
все, что у меня осталось от прежней жизни.
Далее Энни рассказала множество исторических фактов из жизни
рода Оулдманов, поведала кое-какие интимные подробности, с
особенным упоением рассказывала о пристрастиях Молли Оулдман
и, конечно же, Мэри Томпсон. В ее словах прослеживалось отчетливое
пренебрежение к ним, и даже злость.
После обеда заботливая и гостеприимная хозяйка пригласила Джона
прогуляться по заднему двору, там она показала конюшню и былую
гордость графа – псарню. Как выяснилось, собак у Бенинга
насчитывалось не менее тридцати особей, они были его страстью, как
впрочем, и охота. Теперь же в большом загоне среди множества
вольеров бродило несколько облезлых дворняжек.
К четырем часам Даглаш поблагодарил Энни и откланялся. Пока ехал
обратно, все никак не мог отделаться от зудящего чувства отвращения
к мисс Оулдман, в глазах этой старой женщины было столько
превосходства, эгоизма и тихой ярости. Она буквально закипала
изнутри, когда рассказывала о Джулии или ее матери. Так что, Джон с
выработанным годами чутьем журналиста, понял одно, в словах Энни
правды искать нет смысла, старуха врет и изворачивается, превознося
себя над остальными. В ее взгляде не было и капли жалости к семье
Бенинга, сплошное притворство и слащавая лесть.
И вот, впереди уже показалась развилка, направо его ждал дом Нэша,
а налево – кладбище Вестерсон, тогда журналист ощутил
непреодолимую тягу свернуть налево. То ли совесть, то ли что-то еще
вело его туда, но Джон не стал препятствовать своим желаниям,
поэтому свернул в сторону погоста. Через пару часов Даглаш уже
стоял перед воротами, на землю тем временем медленно опускались
сумерки. Правда, зайти журналист не решился, ему хватило и той
страшной ночи.
- И что только я здесь делаю? – пробубнил он.
Возможно, Джон хотел удостовериться еще раз в том, что по этим
землям все же бродит душа Джулии, однако спустя час бесцельного
стояния перед воротами, Даглаш решил вернуться домой. Уже
прилично стемнело, перелесок наполнился шорохами, треском веток,
возней. Да и Сомер начал беспокоиться, конь переминался, фыркал и
по чуть-чуть пятился назад.
Журналист было оседлал мерина, как в ушах прозвенел голос, тот
самый, от которого бежал мороз по коже. А когда он посмотрел на
ворота, то остановился. Недалеко стояла она, как всегда бледная, как
всегда призрачная. На этот раз привидение вело себя спокойно. Джон
слегка приподнял цилиндр в знак приветствия:
- Добрый вечер, Джулия. Знаете, мне до последнего казалось, что вы
лишь обман зрения. Но вы существуете, удивительно.
Когда Даглаш закончил, призрак уже стояла у ворот. Сейчас на него
смотрела гордая полупрозрачная девушка с высоко поднятой головой,
ни агрессии, ни злости, только глубокий, проникновенный взгляд.
Через минуту она подняла руку и протянула вперед, приглашая гостя
подойти. Джон с опаской воспринял сей жест, но недолго думая
ступил вперед. Остановившись в метре от ее руки, положил трость на
землю и принялся стягивать перчатки. Все это время его взгляд был
сосредоточен на бледно-голубом лице Джулии:
- Вы хотите что-то сказать мне? – еле выдавил из себя журналист.
Но призрак по-прежнему молчала, лишь пальцы дрогнули. И Джон
протянул трясущуюся руку, он ощутил холодное прикосновение,
однако уже через секунду призрак крепко сжала его ладонь. Тогда у
Даглаша потемнело в глазах, закружилась голова, а по телу
прокатилась непонятная волна, обдавшая холодом. И все, журналист
потерял сознание.
Очнулся он к полудню следующего дня, обнаружив на себе
приличную охапку листьев. Смахнув их, положил ногу на ногу и еще
какое-то время лежал на земле, рассматривая голубое небо, а там не
спеша плыли белесые завитки, одинокий сокол кружил, высматривая
добычу и вообще, на душе Джона стало невероятно легко. Он все
прекрасно помнил, и как подошел к Джулии, и как та схватила его за
руку, но страх словно улетучился. Сейчас в голове наступило
просветление, разум сиял чистотой, в теле ощущалась приятная
истома. А самое главное, более не осталось сомнений.
Даглаш вернулся в дом Нэша поздним вечером, на этот раз в двери
вошел сияющий Джон. Кол очередной раз был удивлен его
настроением. Грязный, мятый журналист улыбался во весь рот и
напевал любимую песню из детства. Старик лишь почесал затылок и
протянул:
- Молодежь…
Глава 4
Ночь… прекрасное время суток. Ночью совершаются таинства, ночью
сверхъестественные существа исполняют особенный вальс, они врываются
в сознание и устраивают дикие пляски с разумом того несчастного, кому
«посчастливилось» стать их жертвой на сегодня.
Джон улегся в кровать, возможно, он и сам не понимал причин
возникновения той эйфории, которая ощущалась внутри с момента
соприкосновения с призраком, но ему однозначно было хорошо.