— А как ты догадался, о какой фотографии идет речь? — удивленно спросил Саша.
— Так я сам ее сделал, — ответил дед. — Это единственная фотография моей матери с императрицей.
— Так ты помнишь этот день?
— Как будто это было вчера.
— Меня на этой фотографии кое-что интересует.
— Что именно? — спросил дед, оторвавшись от воспоминаний.
— Я заметил на ней кучу знакомых вещей: картину, которая висит у вас, брошку тети Тани и даже мой самовар.
— Да, все правильно, — подтвердил дед.
— Вот почему я приехал. На столе стоит статуэтка. Ты ее помнишь?
— Саша, мне, конечно, за девяносто, но я еще не выжил из ума. Конечно, я ее помню. Это фигурка Снегурочки от Фаберже.
Саша вздохнул. Значит, это правда. Фигурка принадлежала их семье, и его дедушка отлично это помнит. Он сам сделал эту фотографию. Лучшего свидетельства происхождения фигурки нельзя себе представить.
— А как она попала к нам? — спросил Саша.
— Мой отец — твой прадед — и его родные подарили ее твоей прабабке на десятую годовщину ее свадьбы. Страшно дорогая была вещица.
Саша лихорадочно соображал. Значит, счет был выписан на имя его прапрадеда, и теперь Геннадию будет легче ориентироваться в архивах Фаберже.
— А почему именно Снегурочка? — полюбопытствовал он.
— Приехав в Санкт-Петербург в 1902 году, моя мать стала учить русский, и первым ее заданием было перевести сказку о Снегурочке. Она блестяще справилась с этим. Именно тогда отец и сделал ей предложение — пока она не исчезла, как растаявший снег. Так что тема была подсказана самой жизнью. Матушка очень любила эту статуэтку, хотя всегда находила Фаберже несколько вульгарным. Я специально приеду в Нью-Йорк, чтобы на нее посмотреть. Очень рад, что она не разбилась. Слава Богу, что эти большевики не искромсали ее на куски, как это случилось с бедным дядей Димой.
Санкт-Петербург, 1913 год
Сидя в голубой гостиной дворца Озеровских на Мойке, Сиси Озеровская осторожно затянула французский узел на шелковом панно, над которым трудилась уже несколько недель. Она терпеть не могла вышивать и с большим удовольствием почитала бы какую-нибудь новую московскую пьесу или просто газету, но в свои приемные дни княгиня Озеровская всегда сидела у окна с рукоделием. Хотя никому в Санкт-Петербурге, и прежде всего ее друзьям, не было дела до того, умеет ли вышивать фрейлина ее величества, она считала своим долгом задавать истинно аристократический тон, уже частично утраченный в великосветских гостиных.
«Фрейлина. Звучит как насмешка», — подумала она. Уколов палец иголкой, Сиси быстро отдернула руку, чтобы не испачкать кровью светлый шелк. Императрица постоянно жила в Александровском дворце в пригороде Петербурга. Празднование трехсотлетия Дома Романовых было, по сути, единственным событием в жизни царского двора за последние несколько лет. Но волну недовольства императрицей оно уже не остановило. После 1905 года царская семья практически удалилась от двора. Возникает вполне законный вопрос: зачем вообще нужна царская семья, если ее никто не видит?
Сиси оглядела гостиную — парчовые шторы на окнах, богатая коллекция севрского фарфора. Куда лучше собрать десять — пятнадцать друзей в уютной готической библиотеке наверху, чем принимать по полусотне гостей в этих похожих на пещеру нежилых хоромах. Интересно, позволит ли муж устроить у них дома небольшой вернисаж для одной художницы, с которой она недавно познакомилась в Москве? Сиси была в восторге от ее картин и театральных декораций — они поразили ее своей новизной. Но нет, Олег вряд ли согласится. Авангардное искусство можно увидеть только в Москве — в Петербурге все еще морщатся от таких вещей. Этот город считает себя Венецией, Веной и Парижем одновременно. Нет слов, он прекрасен, думала Сиси, но Москва! Сейчас настоящая столица там — новые театры, новая музыка, современное искусство. Купеческие деньги вдохнули жизнь в этот город, и его жители почувствовали вкус к новизне. Берлин и Вена заряжены той же энергией, но до Москвы им далеко.
Услышав треньканье телефона, Сиси поморщилась. Его установили уже давно, но слуги, не доверяющие этому аппарату, продолжали оглушительно кричать в трубку, пугая тех, кто имел неосторожность позвонить Озеровским домой.
— Ваше высочество! — услышала Сиси крик Андрея, дворецкого Озеровских.
Княгиня с негодованием поднялась со стула. Ну сколько можно говорить, чтобы они говорили тише. Мало того, что не берегут уши знакомых, так еще оглашают весь дом своими воплями.
Медленно выйдя из гостиной, Сиси с грозным видом остановилась у лестницы. Ее величественная фигура в шелковом платье, украшенном жемчугом и огромной сверкающей брошью, подаренной великой княгиней Елизаветой, должна была повергнуть дворецкого в трепет.
— Ну зачем же так кричать, Андрей?
— Ваше высочество, вам звонит императрица, — доложил дворецкий, кладя трубку на маленький инкрустированный столик, где стоял телефон.
Забыв о светских манерах, Сиси сбежала по лестнице, оставив на мраморных ступенях свое роскошное боа из лебединого пуха.
Схватив со столика телефон, она глотнула воздух и произнесла на безупречном французском языке:
— Княгиня Озеровская у аппарата.
— Ваше высочество, с вами будет говорить ее величество императрица, — объявил по-русски телефонист Царского Села.
Сиси с волнением ждала, когда Александра возьмет трубку.
— Цецилия? — услышала она знакомый голос.
— Да, ваше величество, — ответила Сиси, стараясь говорить тише.
— Как ваши дети? — ласково спросила императрица по-английски.
— Вы очень добры, ваше величество. Оба здоровы и растут не по дням, а по часам. Надеюсь, что цесаревич и их императорские высочества тоже чувствуют себя хорошо, — ответила Сиси, гадая, когда закончится обмен любезностями и Аликс перейдет к сути дела. Императрица с детства отличалась излишней обходительностью.
— Бедняжка Татьяна Николаевна болеет тифом, и все мы молимся за ее выздоровление. Видимо, Бог слышит наши молитвы — ей уже стало лучше.
— Благослови ее Господь, — с некоторым усилием произнесла Сиси, пораженная набожностью императрицы.
— Возможно, вы знаете, что в апреле состоится бракосочетание Марии-Луизы, дочери кайзера Вильгельма, и Эрнеста-Августа, принца Кумберлендского, герцога Брунсвикского. Мы с императором преподнесем им официальный подарок, но мне бы хотелось подарить Марии-Луизе что-нибудь лично от себя. Я уже говорила с Лили Ден…
Сиси скроила кислую физиономию. Лили Ден, дама из окружения императрицы, была милейшей женщиной, но все ее интересы ограничивались болтовней и модными журналами.
— …и она сказала, что видела у вас в доме очаровательную фигурку нашего дорогого месье Фаберже.
«Похоже, она нацелилась на мою статуэтку», — подумала Сиси.
— Мы думаем заказать что-нибудь похожее для принцессы Марии-Луизы. Вы сможете…
— Я распоряжусь немедленно доставить ее в Царское Село. Это для нас такая честь, ваше величество…
— Нет, нет, нет! — запротестовала императрица, и в трубке послышался тихий мелодичный смех, так редко срывавшийся с ее губ. — У вас ведь сегодня приемный день. Так что я могу приехать и посмотреть на фигурку сама.
Сиси тяжело опустилась на банкетку.
— Будем счастливы вас видеть, ваше императорское величество, — машинально произнесла она.
— Ну, тогда до встречи.
В трубке раздался щелчок — Александра повесила трубку. Вслед за этим послышалось еще несколько щелчков: это разъединяли линию дворцовые и городские телефонисты и отключалось охранное отделение.
Вот так сюрприз. К ней едет императрица, чтобы посидеть за чаем. Именно сегодня.
Сердце у Сиси отчаянно забилось. Она приложила пальцы к губам.
Времени на подготовку уже не оставалось. Медленно поднявшись с банкетки, Сиси обернулась к слугам. Рядом с дворецким стояли ливрейный лакей Иван и экономка Настасья.
— Сегодня к нам приезжает государыня императрица. Времени у нас в обрез, — начала Сиси. — Будем обходиться тем, что есть. Иван, пошли человека к Елисееву — пусть купит побольше пирожных и всякой всячины. Печь самим уже некогда. Осталось всего несколько часов.
— Слушаюсь, княгиня, — коротко ответил Иван, направляясь к черному ходу.
— Настасья, мне надо обзвонить дам и предупредить их о визите императрицы. Нужно обязательно пригласить великих княгинь. Подготовь мой будуар для ее величества. Проследи, чтобы в ванной все сверкало — возможно, она понадобится государыне. Остальным дамам придется мириться с неудобствами.
— Да, княгиня, — прошелестела Настасья и побежала искать горничных.
— Карп, пойдем со мной, — бросила Сиси, поднимаясь по лестнице. — Мы встретим ее величество в вестибюле, и на галерее преподнесем ей хлеб-соль. Потом будем пить чай в Голубой гостиной. Какие там скатерти на столах?
— Обычные льняные, ваше высочество.
— Постели камчатные с вышитыми коронами.
— Слушаюсь, ваше высочество.
— Ее величество предпочитает летние цветы. Отнеси эти орхидеи в другие комнаты и поставь здесь лилии, белые пионы и розовые розы.
— А если в цветочном магазине их не будет?
— Тогда, Андрей, выходи к Неве напротив Зимнего дворца.
— Зачем, ваше высочество?
— Выловишь из воды мой хладный труп, когда я брошусь в реку на глазах у императрицы, — улыбнулась Сиси, давая понять, что шутит. — А теперь — к делу, время не ждет. Пришли наверх горничных.
Андрей побежал выполнять распоряжения, и вскоре в Голубой гостиной собрались горничные, взбудораженные приездом императрицы. Некоторые даже крестились и вытирали глаза.
— Я знаю, все мы волнуемся, но времени на проявление чувств у нас нет. Не хочу, чтобы государыня думала, что ее приезд причинил нам хоть малейшее беспокойство. Но все же паркет здесь следует натереть по-царски.
Девушки бросились натирать пол смесью скипидара, нашатырного спирта и пчелиного воска из полтавского имения Озеровских. Опустившись на колени, они терли паркет кусками замши, пока он не заблестел, как зеркало. Вскоре вернулся Андрей, сопровождаемый лакеем с горячей сковородой на длинной ручке. На сковороду стали лить туалетную воду, которая, испаряясь, наполняла воздух ароматами апельсина, бергамота и пряностей.