А в домике было по-прежнему жарко. Юнас лежал и прислушивался к голосам.
Его брат Мате и двоюродные братья. Стоят на береговой дороге у обрыва с приятелями из других вилл, понастроенных за последние годы в Стенвике, и болтают о чем-то. Каждый вечер одна и та же история. Приезжают на своих великах и мопедах и тусуются – то у ресторана, то у купален, то здесь, на дороге.
Он пытался вначале понять, что у них на уме, а потом плюнул.
Лежал на своей постели, а под матрасом – потрясающая находка.
Пистолет. Настоящий пистолет, который он нашел в заброшенном бункере.
Он все еще никому про него не рассказывал, даже отцу. Юнас вовсе не уверен, можно ли доверить отцу такую тайну.
А кому тогда? Кому можно доверять?
С дороги донесся взрыв смеха.
Надо бы попробовать заснуть, но куда там. Лушно, да и сна ни в одном глазу.
Юнас сел и сунул руку под матрас – вот он. Он даже никогда не думал, что пистолет может быть таким большим и тяжелым. Надел шорты, сунул пистолет за спину, а майку заправлять не стал – так делали гангстеры в фильмах, чтобы не было заметно, что они вооружены. Посмотрел в зеркало и вышел в ночь.
Сухой ветерок доносил из альвара запах цветов и полыни.
Стайка подростков так и стояла у дороги, то и дело разражаясь смехом. Не особенно искренним, как показалось Юнасу. Полагается над чем-то смеяться – вот они и смеются.
В саду у виллы частокол маркеров – здесь весь день возились рабочие. Кое-где между ними натянута бечевка. Наверное, собрались что-то выравнивать. Или углублять – он не спрашивал.
Лавируя между хорошо заметными в темноте белыми рейками, он добрался до калитки и вышел на дорогу.
Тяжелый пистолет с каждым шагом давал о себе знать – мягко упирался в спину рукояткой. Приятно.
Он только покажет им пистолет – и все. Никому в руки не даст. Он и без них знает, как обращаться с оружием.
Их пятеро. Мате на велике. После праздников вырос сантиметров, наверное, на десять. И Каспер вырос. А Урбан и так высоченный, только худой.
Заметив Юнаса, они, как по команде, смолкли.
– Твой младший, – тихо сказал кто-то.
И все повернулись к нему. Никто даже не поздоровался. Уставились, как бараны, – хотят показать, что он здесь лишний.
Самый момент показать им пистолет. Посмотрим, что они тогда скажут. Юнас еле удержался. Подошел и встал между Матсом и Катером как полноправный член компашки.
Один из незнакомых парней пожал плечами и продолжил:
– Само собой, они должны брить волосы.
– Под мышками, что ли? – хохотнул кто-то.
– И под мышками. И в других местах.
Опять этот грубоватый, неприятный смех.
– А я тоже брею подмышки, – уверенно сказал Мате. – Какого черта, положила девушка голову к тебе на плечо, а у тебя под рукой… как у гризли.
Смех.
Юнасу нечего было вставить в этот разговор. Он здесь чужак – как был, так и остался.
Но у него тоже есть, чем их удивить.
Он сделал шаг вперед, встал около велосипедов, рядом с Катером, и нащупал рукоятку пистолета.
– Смотрите, что у меня есть.
Он вынул пистолет из-за пояса и хотел легким движением поднять его над головой, но сразу понял, что может выйти смешно. Легкого движения не получится – пистолет слишком тяжел. Он держал оружие перед собой, и ствол масляно поблескивал в мертвенном свете месяца.
Разговор о девушках мгновенно угас, все повернулись к Юнасу.
– Пистолет, – сказал Юнас, как будто кто-то сомневался.
Кто-то потянулся к нему, но Юнас отвел руку.
– Где ты его взял?
– Нашел.
– Только не делай глупостей, – спокойно выговорил Мате, но голос у него при этом дрогнул.
Юнас молча покивал – не волнуйся, мол, не маленький. Но как удержаться, не попробовать нажать на курок, чуть-чуть, совсем легонько…
И тут его ослепил свет фонаря.
– Что это у вас?
Голос знакомый, даже чересчур. Дядя Кент. Наверное, был на берегу, иначе зачем ему фонарь?
Юнас хотел спрятать пистолет за пояс, но не успел.
– Могу я посмотреть? – сказал Кент очень тихо, медленно протянул руку и забрал у Юнаса пистолет.
Взял мальчика за руку и отвел в сторону. От дяди сильно пахло спиртным. Мате называл это «выхлоп».
– Смотри-ка, выглядит как настоящий. Где ты его взял?
– Там… внизу. – Юнас мотнул головой в сторону обрыва.
– И чей он?
– Откуда мне знать.
Кент засунул пистолет за пояс – точно так, как Юнас несколько минут назад.
– Покажи мне, Ю-Ко. Покажи точно, где ты его нашел.
Теперь Юнас был в центре внимания. Все смотрели на него. Если не с уважением, то, по крайней мере, с интересом.
Ему не надо было ничего говорить – он молча пошел к каменной лестнице. Кент шел сзади и освещал дорогу.
Они спустились вниз. Юнас свернул к двери бункера.
На ней висел тяжелый ржавый замок.
– Вот здесь.
– Прямо здесь? На ступеньке?
Юнас покачал головой:
– Нет. Не на ступеньке. Бункер был открыт.
Кент посветил на дверь, потом на замок.
– Значит, у кого-то есть ключ, – пробормотал он. – Если замок не сменили…
Он подергал за скобу.
– У кого-то есть ключ… – повторил он.
– Там кто-то и был, – поспешил подтвердить Юнас. – Звуки были такие, что вроде там копают.
– Копают? Там, внутри… копают?
Юнас опять кивнул. Почему он всегда кивает, когда разговаривает с дядей Кентом?
– О'кей, Ю-Ко, – сказал Кент. – Все хорошо. Пошли домой.
Он повернулся и уверенно зашагал к лестнице. Пистолет торчал из-за пояса. Судя по всему, он даже не сомневался, что оружие теперь принадлежит ему.
Возвращенец
Ему приснился все тот же кошмар: он ползет в узкую щель под рухнувшей стеной.
– Лезь! – рычит Свен, обливаясь потом. – Лезь и возьми деньги. Это мои деньги!
Арон ползет по холодной земле, стараясь не зацепиться за торчащие отовсюду гвозди. Он уже поцарапал лоб, но даже не заметил – надо ползти дальше.
Под упавшей стеной лежит Эдвард Клосс. Его настоящий отец. Он не шевелится – толстое пыльное бревно прижало его к полу. Глаза закрыты. Арон дотягивается до брюк. В кармане что-то твердое – тяжелая деревянная табакерка для снюса. Он держит ее в руке и нащупывает в другом кармане толстый бумажник.
И вдруг покойник ожил. Открыл глаза, что-то простонал и неожиданно цепко схватил Арона за руку. Мальчика охватила паника. Он что есть силы ударил Эдварда табакеркой в висок. Потом еще и еще.
Эдвард затих. Хватка ослабела, рука бессильно упала. Но остановившиеся глаза продолжают в упор смотреть на Арона.
Он вздрогнул и проснулся.
Свена с ним не было. Он один.
Рассветное солнце уже прогрело машину, но его все равно знобило. Он слишком много помнил.
Его бунгало засветилось. Он успел только схватить рюкзак. Ничего больше. Обувь, одежда, одна из винтовок – все осталось там. И табакерка теперь у Клосса.
Вернуться невозможно. Спать в машине он уже не в состоянии – суставы ни к черту. И если это его последняя неделя на острове, он должен отдохнуть. Он поставил себе этот срок давно и воспринимал его как нечто само собой разумеющееся: последняя неделя. Но надо отдохнуть. Надо выспаться. Но где?
Найти новое убежище.
В Стенвике или поблизости.
Семь часов утра. Начинается очередной летний день. Все чаще и чаще, с воем и грохотом, проносятся грузовые фуры.
Он повернул ключ зажигания и выехал с парковки. Пока он в бегах, но это ненадолго. Попытка к бегству, вспомнилась знакомая фраза.
Земля обетованная, май 1937
Прошло шесть долгих лет, и он вернулся в Ленинград. Уже не Арон, а Владимир Николаевич Шевченко. Совсем недалеко залив огромного моря, а в заливе порт. Порт, где они, он и Свен, когда-то покинули борт «Кастельхольма», полные надежд и ожиданий.
Тогда они жили в какой-никакой, но гостинице. Сейчас его разместили в общежитии НКВД, но поставили в очередь на жилье. Обещали комнату в коммунальной квартире.
Солдат невидимого фронта Владимир Шевченко.
На память о долгих, едва не стоивших ему жизни годах на канале и лесоповале в Сибири осталось не так много. Партийный билет, несколько новых шрамов да испорченная укусами вшей, клопов и комаров кожа. И новое имя. Швед затаился где-то в глубине сознания и почти не напоминал о своем существовании. На работу ежедневно является Влад.
Город очень красив, хотя фасады огромных, богато украшенных ломов давно надо было бы привести в порядок – повсюду грязь и облупившаяся штукатурка.
Его рабочее место не отличается аристократической роскошью, хотя тоже впечатляет. Кресты. Пятиэтажное кирпичное здание, окруженное четырехметровой стеной, выстроено в виде креста, оттуда и название. На каждом этаже длинные гулкие коридоры, а по сторонам двери камер. Сотни, а может, и тысячи заключенных, по пятнадцать – двадцать человек в рассчитанных на четверых камерах. Повсюду звукоизоляция, так что, если заключенному нужна какая-то помощь, он должен истошно кричать, иначе надзиратели его не услышат.
В подвале тоже звукоизоляция. Здесь двери еще толще, пахнет кровью, потом и карболкой. Этот запах – запах карболки – будет преследовать его всю жизнь.
Почти все его новые товарищи по работе – высокие, элегантные, довольно молодые люди в новых, с иголочки, темно-зеленых энкавэдэшных мундирах. Они с усмешкой и шепотками посматривают на его старую шинель и стертые сапоги. Наверное, считают леревенщиной.
– Заходи, товарищ Шевченко.
Его новый начальник, капитан Рузаев, предлагает ему стакан чая в граненом стакане с подстаканником и кусок черного хлеба с ломтем очень вкусной колбасы, которую здесь называют странным словом «евинокопченая». Свиньи, что ли, ее коптили? Но он такого не ел, только слышал название, и, пока капитан просматривает его документы, Влад успевает разделаться с бутербродом и осмотреться в служебном кабинете Рузаев а.
Над головой у начальника, само собой, портрет Сталина с устремленными в будущее тщательно выписанными лучистыми глазами. Рядом – портрет худого пожилого дядьки с козлиной бородкой, похожего на восточного хана. Он уже знает – Дзержинский. Справа плакат: мускулистый советский рабочий прижимает большим камнем длинную и на вид очень ядовитую змею. Внизу красная надпись: «СМЕРТЬ ШПИОНАМ И ВРЕДИТЕЛЯМ».