– Аза границей? Допустим… в Швеции?
Врач посмотрел на него с удивлением:
– В Швеции? В Швеции хорошее здравоохранение. Мы пока не достигли этого уровня. Ничего удивительного – Швеция уже чуть не двести лет ни с кем не воевала, а мы только и делаем, что воюем. И здравоохранение там практически бесплатное. Правда, только для граждан страны. Но все равно наверняка дешевле, чем в Москве. Из Москвы, у кого есть деньги, уезжают лечиться за границу. Кто в Германию, кто в Израиль… кто куда. – Врач ни с того ни с сего улыбнулся.
Арон пошел домой пешком, хотя из Лефортово путь не близкий. Ему надо было подумать. Итак, приговор Миле вынесен, но приводить его в исполнение он не собирался. Он думал о Швеции, о шведском здравоохранении, про которое рассказывал врач. Аля шведов – бесплатно, для их семей наверняка тоже. Он ведь когда-то был гражданином Швеции, и должна сохраниться запись о рождении в церковных книгах. Что ж, пришло время возвращаться домой.
Была и еще одна причина к отъезду Медленно и неохотно, но начали открывать архивы НКВД сталинских времен. Люди устремились искать своих пропавших «без права переписки» родственников. Они сидели в этих архивах, как кроты, перелопачивая тонны пожелтевших машинописных, а то и написанных от руки документов. Они находили имена жертв «большого террора». Но не только жертв. Они находили имена палачей.
Наверное, настала пора Владимиру Николаевичу Шевченко бесповоротно кануть в вечность. Пора восстановить свое настоящее имя и уехать с Милой на родину Настоящую родину.
Но как это сделать? Нужно, чтобы кто-то подтвердил его личность. Что он и есть Арон Фред. Спасибо, сейчас уже давно не требуется специального разрешения, чтобы позвонить за границу. Не надо ни заполнять анкет, ни предъявлять документы о причинах звонка. Все это хорошо, но куда и кому звонить? По какому номеру? Кто из его родственников еще жив? Мать? Вряд ли… сестра?
Попробовать можно.
Вечером он позвонил на международную телефонную станцию и попросил узнать номер справочной службы Швеции. Пожалуйста–118118.
Он выяснил все коды, набрал номер и попросил оператора помочь ему найти телефон Греты Фред, место жительства – остров Эланд.
Буквально через минуту он получает ответ – да, есть такая. Живет в доме престарелых в Марнесе. У нее есть свой телефон, но внутренних телефонов мы не знаем. Запишите телефон дежурного – вам скажут, какой номер набрать, или соединят с ней.
Дрожащим пальцем он тычет в кнопки.
– Да, есть такая, соединяю. Этт эгонблик. Подождите секунду.
Проходит пять или шесть сигналов, и ему отвечает женский голос:
– Грета Фред.
Голос старушечий, но он мгновенно узнает интонацию. С трудом подбирает забытые шведские слова.
Нет, Грета его не помнит. Он пытается объяснить – Арон, я эмигрировал с отчимом Свеном в начале тридцатых, мечтаю вернуться домой. В Рёдторп, где мы росли. Неужели не помнишь?
Долгое молчание.
– Арон? – произносит Грета спокойно. – Неужели это ты?
– Я, Грета, я. Мечтаю вернуться на наш хутор.
– А у нас есть хутор?
– Конечно. У Клоссов земля… у них много земли, а мы с тобой их… родственники.
– Да, Клоссы… Она будет нам на днях читать лекцию. Вероника Клосс. Очень интересно.
– Скажи ей, что мы родственники.
– Обязательно… Арон! Неужели это ты?
Ему кажется, что она наконец начала понимать. Но память у нее уже… покрылась патиной времени, вспомнил он давно услышанное в передаче «Театр у микрофона» выражение. И мысли текут медленно и вяло.
– Приглашают пить кофе! – Грета внезапно оживилась. – Пока, Арон, пока!
Он положил трубку. Рука все еще дрожит.
Мила внимательно смотрит на него. Она полусидит в постели. Лежать уже не может – задыхается. То и дело судорожно подносит ко рту трубочку ингалятора.
– А другие твои родственники? Эти… как их… Клоссы?
Еще бы… Прямые родственники, он мысленно усмехнулся. Прямее некуда. Эдвард Клосс – его отец, хотя он так никогда свое отцовство и не признал… Большой секрет. Свен никогда об этом не говорил, да и мать тоже… разве что намеками. А Эдвард… Эдвард ни за что бы не признал.
Но ведь наверняка живо третье поколение.
Он ласково кивнул жене и положил трубку.
На следующий день он опять позвонил в информационную службу Швеции и сам себе удивился – как легко, не сразу, но очень быстро, всплывали в памяти слова и выражения родного языка.
Оказалось, что на Эланде несколько человек носят фамилию Клосс. Одна из них, Вероника Клосс, владеет квартирой и в Стокгольме. Это ее упомянула Грета.
Адрес, телефон – пожалуйста.
Он несколько мгновений смотрит на Милу и набирает номер – указательным, «спусковым» пальцем. Он не дрожит никогда.
Проходят несколько длинных сигналов.
– Урбан Клосс, – ломкий подростковый басок.
– Арон Фред. Могу я поговорить с Вероникой?
– Да, минуточку.
Значит, все правильно. Это та самая Вероника Клосс.
– Вероника Клосс, – ледяной женский голос.
Арон прокашлялся и рассказал, кто он и откуда звонит.
– Мы с вами родственники.
– Родственники? По какой линии?
Арон рассказывает, чувствуя, как с каждой минутой его шведский становится все свободней и свободней. Про Рёдторп у воды. Про Эдварда Клосса и свою мать, Астрид. Про Свена, как отчим взял его с собой в Ленинград. Как тяжело они работали…
Он останавливается. Дальше рассказывать не имеет смысла.
– Но мы родственники, – заключает он. – Эдвард Клосс – мой отец.
Молчание.
– Я кладу трубку. – И короткие, писклявые гудки.
Арон так и остался сидеть с зеленой телефонной трубкой в руке. Оглянулся на Милу:
– Разговор прервался.
Мила кивает.
– Дождемся тепла и поедем в Стокгольм, – говорит она. – Навестим твою родственницу Веронику. Это не телефонный разговор. Возьмешь свои старые бумаги, умница, что не выкинул. Возьмешь табакерку. Ты же брат ее отца.
– Не отца, а двоюродного брата отца. Я ей двоюродный дядя.
– Все равно. Близкие родственники. Они должны вернуть тебе твой хутор и твой участок.
Лиза
Паулина не давала ни секунды передышки, уводила Лизу все дальше и дальше от взорванной скалы. Они уже подошли к каменной изгороди кемпинга.
Лиза решила, что Паулина спешит в свой кемпер, но она свернула, потащила Лизу дальше по дороге и остановилась на обочине.
– Аммонал… – спросила Лиза. – Это кто такой?
– Не кто, а что. Взрывчатка. Он выкопал туннель и заложил туда взрывчатку.
Лиза поморгала. Вопросов было множество, но она никак не могла выбрать, с чего начать.
Паулина посмотрела на пролив. Оттуда доносился звук лодочного мотора, но самого катера видно не было.
Потом Лиза увидела блуждающий свет фар. С юга к ним приближалась машина.
Паулина улыбнулась. Или показалось? Улыбаться вроде нечему…
Нет, не показалось.
– Успокойся, – сказала Паулина. – Теперь все хорошо.
Лиза все эти последние полчаса восхищалась собранностью и решимостью подруги, но что здесь смешного?
– Кто ты? – напрямую спросила она.
– Никакая я не литовка. Я из России. И зовут меня не Паулина. – Она покривилась брезгливо, произнося это имя. – Меня зовут Полина.
– По-у-лина?
Темно-синий «форд» остановился рядом, мотор тихо урчал.
Полина повернулась к Лизе и что-то сунула в ее дрожащую руку.
– Не Поулина, а Полина. Уезжай, – сказала она. – Уезжай поскорее домой.
И пошла к машине. Водитель потянулся и открыл ей дверцу В машине зажегся свет, и она его узнала.
Это был тот самый старик. Арон Фред. Он устало улыбнулся Полине, а она погладила его по щеке.
«Форд» развернулся. Проехал мимо ресторана – к выезду на шоссе.
Лиза осталась одна. Из кемперов один за другим вылезали отдыхающие и недоуменно спрашивали друг друга – что это был за грохот?
Она разжала ладонь – там лежал толстый, сантиметров пять, рулон шведских купюр по пятьсот крон.
Прижала руку к груди и подумала про отца. Про Силаса. Силасу нужны деньги. Ему нужны деньги, и это не кончится никогда.
Она сунула деньги в карман и пошла, ускоряя шаг, к кемперу Быстро собраться, покидать все – одежду гитару, диски – в машину и поскорее исчезнуть.
Полина была права. Надо исчезнуть до того, как появится полиция.
Возвращенец
Арон остановил машину, и они поменялись местами. Он задержался немного и посмотрел на залив.
Темно. После драки с Кентом Клоссом и взрыва голова была сама не своя. Слух вроде бы не пострадал.
– Курган Клоссов накрылся, – сказал он по-русски. – Сама знаешь чем. И дом. И сарай на пляже.
– Я думала, ты погиб, папа… – прижалась к нему Полина. – Ты был так близко к бункеру…
– Я живучий, – улыбнулся Арон.
– А он?
Он. Арон за лето несколько раз тайно встречался с дочерью, но Полина ни разу не назвала Кента и Веронику Клосс по имени. Он и она.
– Нет. Он не такой живучий.
– Зато она… она очень даже живучая. Ведь она сидела в катере, ждала, пока Кент притащит твой труп. Они все спланировали. У него был пистолет…
– Я знаю. Это мой пистолет.
– Я слышала, как уходил катер.
– Значит, она осталась жива… Вероника?
– Да. Я слышала, как уходил катер.
Он несколько секунд помолчал, потом кивнул:
– Поехали.
Она выехала на шоссе и свернула на север. Не на юг, где с острова на континент переброшен мост, а на север. Туда, где остров заканчивался остроконечным мысом.
Навстречу не попалось ни одной машины. Когда дорога стала уже, Полина свернула на посыпанный утрамбованным гравием проселок. Остановилась в сосновых посадках и погасила фары.
Было уже почти два часа ночи. Она еще с вечера перенесла все свое имущество из кемпера в багажник. Достала одеяла и опустила сиденье в лежачее положение.
Только когда Арон улегся на сиденье, он понял, насколько устал. Все тело после драки на скалах ныло и саднило.