Этот человек в офицерской треуголке с золотым галуном и в форме французского офицера был красив и молод, как и Доминик.
Незнакомец остановился напротив сэра Доминика. Тот тоже замер на месте.
Два джентльмена сняли шляпы друг перед другом, и незнакомец заговорил:
– Я набираю солдат, сэр, – заявил он, – для моего господина. Вот увидите: мои деньги не превратятся к утру в камешки, щепки и ореховую скорлупу.
С этими словами он вытащил большой кошелек, полный золота.
Едва взглянув на незнакомца, Доминик уже знал, кто это, и волосы на голове встали дыбом.
– Не бойтесь, – продолжал тем временем джентльмен, – эти деньги вас не обожгут. Если они окажутся настоящим золотом и помогут вам процветать, я готов заключить сделку. Сегодня последний день февраля. Я буду служить вам семь лет, а после окончания этого срока вы станете служить мне. Я вернусь за вами, когда пройдут семь лет, когда стрелка часов пересечет отметину, разделяющую февраль и март. И вы уйдете со мной. Вы не сочтете меня плохим хозяином – как не сочтете и плохим слугой. Я люблю свою собственность и владею всеми удовольствиями и славой мира. Сделка вступает в силу с этого дня, и ее срок истекает в полночь в последний день февраля в таком-то году – он назвал сэру Доминику год. Я забыл эту дату, но ее легко вычислить. – Если вы предпочитаете подумать, я даю вам на размышление восемь месяцев и двадцать восемь дней, затем вы встретите меня здесь и подпишете документ. Я многое могу сделать для вас, но если вы откажетесь, все, что вы получите от меня, исчезнет. Вы станете таким же, как сегодня, – нищим, готовым повеситься на первом же дереве. Решайте.
Ну и в конце концов сэр Доминик решил не спешить с самоубийством и вернулся в дом с большим кошельком, полным денег, круглым, как ваша шляпа.
Можете быть уверены – мой дедушка очень обрадовался, так скоро увидев хозяина в целости и сохранности. Сэр Доминик вошел в дверь кухни и швырнул на стол мешок с деньгами. Затем выпрямился и расправил плечи, словно избавился от тяжкой ноши. И уставился на мешок, а дедушка смотрел то на него, то на мешок и снова на него. Сэр Доминик был бледен как полотно.
– Я не знаю, Кон, что в нем, – признался он. – Это самый тяжелый груз, который я когда-либо нес.
Сарсфилд, казалось, боялся открывать кошелек, поэтому велел дедушке подбросить в печь побольше торфа и дров, чтобы разжечь яркий огонь, и лишь затем решился. И конечно же, тот оказался набит золотыми гинеями, новенькими и блестящими, будто только-только с монетного двора.
Сэр Доминик усадил дворецкого рядом, пока пересчитывал каждую гинею в сумке.
Когда он закончил считать, близился рассвет. Доминик заставил моего дедушку поклясться, что тот не расскажет об этом никому. И это оставалось строжайшим секретом долгое время.
Когда восемь месяцев и двадцать восемь дней почти истекли, сэр Доминик вернулся в дом, так и не решив, что делать. Никто, кроме моего дедушки, ни о чем не догадывался, да и дедушка не знал даже половины.
С приближением срока, ближе к концу октября, сэр Доминик становился все более и более нервным.
В один из дней он решил больше не ввязываться в подобные авантюры и отправиться в лес Мурроу на встречу с незнакомцем. Но при мысли о долгах сердце его дрогнуло – Доминик не знал, с кем посоветоваться. Затем, всего за неделю до рокового дня, в его жизни все опять пошло не так. Один кредитор написал из Лондона, что Сарсфилд заплатил три тысячи фунтов не тому человеку и должен заплатить их снова. Другой напомнил о долге, о котором сэр Доминик ничего не помнил. Третий, в Дублине, потребовал погасить громадную задолженность, которую бедолага уже погасил, но теперь нигде не мог найти расписку… и так далее – неприятности одна за другой преследовали хозяина поместья.
Что ж, к тому времени, когда наступила ночь на 28 октября, несчастный был на грани помешательства. Никто не мог разрешить проблем, которые сыпались со всех сторон, кроме одного верного друга, который ждал его ночью в дубовом лесу.
Поэтому Сарсфилду ничего не оставалось, как довести дело до конца. И перед тем как уйти, Доминик снял маленькое распятие, которое носил на шее, оставил дома Евангелие и кусочек Истинного Креста в медальоне. С тех пор как он взял деньги у Зла, сэр Доминик очень боялся и, будучи католиком, делал все, что мог, пытаясь защититься от власти дьявола. Но этой ночью он не осмелился брать с собой священные предметы. Без единого слова, бледный, как полотно, он отдал их в руки моего дедушки. Надел шляпу, взял шпагу и, наказав дворецкому присматривать за домом, ушел навстречу судьбе.
Стояла прекрасная тихая ночь. Луна – правда, уже не такая яркая, как в первый раз – сияла над вереском и скалами, и ее свет падал на одинокий дубовый лес.
Сердце Доминика сильно билось, когда он приблизился к лесу. Не слышалось ни звука – даже отдаленного собачьего лая из деревни. Да, если бы не долги и убытки, которые сводили его с ума, он, трясясь от страха за свою душу, прислушался бы к тому, что нашептывал на ухо добрый ангел, обрел бы снова надежду на рай и… повернул бы назад. Послал бы за священником и исповедался, покаялся и изменил бы свои привычки. Стал бы вести праведную жизнь, потому что был жутко напуган тем, сколько бед натворил.
Доминик ступал все мягче и медленнее, пробираясь под большими ветвями дубов. А когда немного углубился в лес, недалеко от того места, где встречался раньше со злым духом, остановился. Там он огляделся и ощутил, как всем своим существом, каждой клеточкой превращается в труса. Доминик чувствовал себя так, словно уже мертв, и не сомневайтесь: ему стало ненамного лучше, когда он увидел того самого человека, выходящего из-за ближайшего большого дерева.
– Деньги принесли вам радость, – заявил этот человек, – но их было недостаточно. Это неважно, теперь вам их хватит с лихвой. Я позабочусь о вашей удаче и всегда дам нужную подсказку. Всегда, когда вы захотите меня увидеть, нужно будет только спуститься сюда, вспомнить мое лицо и пожелать, чтобы я явился. К концу года вы никому не останетесь должны ни шиллинга и никогда не пропустите правильную карту, лучший бросок и выигрышную лошадь. Согласны?
Слова чуть не застряли у Сарсфилда в горле, волосы на голове встали дыбом, но он выдавил из себя согласие. После этого дух Зла вручил ему иглу и велел выдавить из пальца три капли крови. И сэр Доминик капнул их в шляпку желудя. Нечистый дал ему перо и продиктовал несколько слов, которых Доминик не понял, но записал на двух тонких листках пергамента. Один листок дьявол оставил себе, а другой прижал к ране сэра Доминика в том месте, где тот пустил себе кровь, и рана затянулась. Клянусь вам, все так и было!
Сэр Доминик отправился домой. Он был напуган, но хорошо осознавал, что произошло. Однако через некоторое время он начал становиться все более рассеянным. Как бы то ни было, Сарсфилд очень быстро выпутался из долгов, и на него в буквальном смысле посыпались деньги, делая его все богаче. За что бы он ни принимался, все процветало. Раньше он никогда не заключал пари и не играл в азартные игры, но теперь неизменно выигрывал. Но, несмотря на все это, ни один бедняк в поместье не чувствовал себя более несчастным, чем сэр Доминик.
Он снова взялся за старое – ведь когда к нему вернулись деньги, вернулись и былые привычки: собаки, лошади, вино в изобилии, бесконечные компании, грандиозные вечеринки и дебоши здесь, в большом доме. Некоторые говорили, что сэр Доминик подумывает о женитьбе, а другие – что нет. Но, так или иначе, его беспокоило нечто большее, чем обычные неприятности. И однажды ночью, никем не замеченный, сэр Доминик отправился в одинокий дубовый лес. Кажется, мой дедушка думал, будто его хозяин страдал из-за красивой молодой леди, в которую он был безумно влюблен и которую ревновал. Но это только предположение.
На этот раз сэр Доминик, оказавшись в лесу, испугался еще больше, чем когда-либо. И он уже собирался повернуться и убежать, когда перед ним появился не кто иной, как тот самый джентльмен, с которым он заключил договор. Дьявол сидел на большом камне под одним из деревьев. Но уже не прекрасный молодой человек в золотых кружевах и великолепной одежде предстал перед несчастным – теперь он был в лохмотьях и выглядел вдвое толще, чем прежде. Его лицо было перепачкано сажей, и на коленях лежал огромный стальной молот с рукояткой длиной в ярд. Тьма, сгустившаяся под деревом, не позволяла Доминику разглядеть старого знакомого достаточно ясно.
Джентльмен встал и оказался ужасно высоким. О чем они тогда беседовали, мой дед никогда не узнал. Но сэр Доминик после этого стал черен как ночь, ни разу не засмеялся и почти ни с кем не разговаривал, а только делался все мрачнее и мрачнее. С тех пор это существо, чем бы оно ни было, приходило к нему само по себе, хотел Доминик этого или нет, иногда в одном обличье, а иногда в другом, то в безлюдных местах, то прямо у дома поздними вечерами. Наконец Сарсфилд окончательно пал духом и послал за священником.
Пастор пробыл с ним долгое время и когда выслушал историю полностью, то немедленно поскакал за епископом. И епископ приехал сюда, в большой дом, на следующий день и дал сэру Доминику хороший совет: тот должен бросить играть в кости, ругаться, пить и водиться с дурной компанией. Напротив, ему следует начать вести благопристойную размеренную жизнь, пока не истечет срок семилетней сделки. И если дьявол не придет за ним через минуту после того, как пробьет полночь, в первое утро марта, это будет означать, что сделка недействительна и Сарсфилд в безопасности.
Оставалось не более восьми или десяти месяцев до истечения семи лет. Все это время Доминик жил в соответствии с советами епископа, выполняя все так строго, как если бы стал отшельником.
Что ж, вы можете догадаться, что чувствовал бедолага, когда наступило утро 28 февраля.
К нему пришел священник, и они вместе молились вон в той комнате. Это длилось, пока часы не пробили двенадцать ночи, и еще добрый час после. Ничего так и не случилось, никто не явился. Священник и Доминик пожали друг другу руки и расцеловались, как два товарища после победы в битве.