мностью, вот и все. Рита, я просто чувствовала, что это — женщина!
— Он злился, когда трубку не брали?
— Когда как. Но перед звонками его лицо принимало мечтательное выражение, или же… как бы сказать… он словно был охвачен азартом, заинтригован, желал, чтобы трубку взяли. Это была своеобразная игра. Он желал эту женщину, она должна была принадлежать ему.
— Представляю, что вы испытывали.
— Я злилась и каждый раз в такой момент хотела влепить ему пощечину. Но это не я убила его. Даже при моем бешеном темпераменте я не стала бы никого убивать. Слава богу, с мозгами у меня все в порядке!
— А ваш муж… Ведь он знал о существовании Саши, по вашим словам. Он не ревновал вас к нему?
— Тс… — Стелла посмотрела на дверь, за которой продолжалась репетиция балета: зазвучала музыка. — Слышите? Это хабанера. Обожаю этот балет! «Кармен» — сколько страсти, сколько свободы в движениях!
— Так что ваш муж?
— Мой муж — не Хосе, а я — не Кармен. Мы — цивилизованные люди. Говорю же: у каждого из нас своя жизнь.
— Хорошо, пусть так. Где вы с Сажиным встречались, как проводили время?
— Я снимала квартиру. А обедали и ужинали мы в «Английском пабе». Очень приятное, тихое место в центре города. Да вы, вероятно, его знаете.
13
— Послушайте, Дина, адвокат — это как врач, понимаете? Ему нужно говорить правду. Вы подумали о том, в какое положение вы поставили не только меня, но прежде всего себя?! Следователи не любят, когда их дурачат и лгут им. А теперь, когда вы промолчали о том, что катались на машине вашей подруги в ночь убийства, вам будет трудно доказать, что Сажина сбили не вы. У обвинения появились доказательства того, что это именно вы, вы, Дина Плетнева, убили Сажина!
Дина плакала. Ее тайна была раскрыта. Да и как можно было не думать об этом и надеяться, что никто ничего не узнает, когда она оставила на руле отпечатки своих пальцев?
— Вы вот говорите — обвинение! Но разве они не понимают: если бы я сбила Сажина и хотела бы скрыть тот факт, что это я ездила ночью на машине, то уж постаралась бы стереть отпечатки пальцев. К тому же разве нормальный человек, совершив убийство…
— Нормальный человек не совершает убийств, — заметил Грушин и отвернулся, чтобы выпустить в сторону сигаретный дым. Он слушал Дину и понимал: у него нет ни единой зацепки для защиты. Он совершенно бессилен перед фактами, которые теперь играют против его подзащитной. В минуты этого адвокатского бессилия на него подчас накатывала такая благодать, что он и сам удивлялся своей способности найти нечто хорошее даже в самой сложной ситуации: это у тебя, деточка, проблема, а не у меня, именно тебя обвиняют в убийстве, а не меня; и именно тебе грозит тюрьма, а я вечером буду пить коньяк и смотреть футбол. Так было проще жить и в случае необходимости — возвращать гонорар.
— Да все вы прекрасно понимаете! — вскричала находившаяся на грани нервного срыва Дина. — Если бы я, к примеру, совершила наезд на этого мужика, то зачем же потом приезжать на место преступления утром, со Светой, да еще и на ее машине?! А следы крови? Его крови! Вы хотите сказать: если бы я сбила человека, то не осмотрела бы после этого машину, чтобы убедиться, что на ней не осталось следов наезда — вмятины или крови? Я же нормальный человек! Я бы постаралась себя обезопасить! И от этой прогулки со Светкой отказалась бы. И все же послушайте меня внимательно. Если бы я убила Сажина, то зачем бы мне понадобилось оставлять его в том самом месте, куда мы с подружкой должны были приехать на пикник?! Ведь мы договаривались с ней заранее. Да я сделала бы все возможное, чтобы труп искали как можно дольше! Что вы на меня так смотрите? Я не хочу в тюрьму!
— Вам надо было просто сразу рассказать, что вы воспользовались машиной Рысиной. Кстати, в котором часу вы поехали с Вадимом Кругловым к нему на дачу?
— Я точно не знаю. В тот вечер я сильно нервничала, мне предстояло сказать ему, что я не желаю больше с ним встречаться. Мы должны расстаться, я не выйду за него замуж. А это было нелегко, потому что я продолжала любить его! Но на роль мужа он не подходит, ясно вам? Он, повторяю, человек ненадежный. Я ждала его звонка в своей комнате и никуда не выходила.
— Родители знают, что вы ездили на дачу с Вадимом?
— Нет, конечно, нет! Они много работают, сильно устают и рано ложатся спать. Отцу не объяснишь, что я уже взрослая и у меня должна быть определенная свобода: меня невозможно всю жизнь продержать в комнате и не позволять встречаться с мужчиной. Словом, я сбегала из дома, когда Вадим приглашал меня к себе на дачу. Я даже петли на дверях смазывала маслом от швейной машинки, чтобы они не скрипели. А возвращаясь под утро, я всякий раз была сама не своя от страха — вдруг отец с матерью давно проснулись и ждут меня? Страшно представить себе, что произошло бы! Но до сих пор все сходило мне с рук.
— Поэтому они считают, что у вас алиби? Они уверены, что в ту ночь вы были дома?
— Да. А лично я уверена, что и вы, господин адвокат, попав в ситуацию, в какой оказалась я, не стали бы признаваться в том, что пользовались этой машиной ночью! И никто ничего не узнал бы, если бы не Вадим. Он отомстил мне!
— Ничего подобного. Он ничего не знал и просто отвечал на вопросы следователя.
— А я говорю — отомстил! Как мужчина, он не должен был рассказывать кому бы то ни было, пусть даже и следователю, о том, что я провела с ним ночь и переспала с ним! Это непорядочно!
— А это правда? — спросил Грушин, сделав вид, что задает важный, а в действительности замешенный на чистом любопытстве вопрос.
— Это имеет отношение к расследованию? — Дина бросила на него презрительный взгляд. — Вам хочется знать, что произошло между мною и Вадимом на даче?
— Хотелось бы представить себе хронологию событий. Где и в котором часу вы были там-то и там-то. А вдруг у вас есть свидетели того, что на момент убийства вы были совершенно в другом месте?
— Вы правы. Действительно! Пока мы были на даче у Вадима… это продолжалось довольно долго. Сначала мы переспали. — Она метнула на него быстрый испуганный взгляд. — А потом ругались. Сильно…
— Где в это время находилась ваша машина?
— Возле дачи, где же еще?! Перед воротами.
— Сколько примерно времени машина там оставалась?
— Не знаю точно. Примерно часа два.
— Другими словами, можно предположить, что, пока вы выясняли отношения, кто-то мог угнать машину, сбить Сажина, отвезти его труп к «Трем дубам», кажется, так называется это место. А потом вернуться и поставить машину обратно.
— Теоретически это возможно. Но тогда этот человек должен уметь вскрывать замки. Хотя я не уверена, что заперла машину. И вообще, он должен быть знаком с нами, знать, к примеру, что мы со Светланой утром собираемся к «Трем дубам», чтобы подбросить именно туда труп. И вышло бы, как все и получилось на самом деле. На руле отпечатки моих пальцев, на машине кровь Сажина, а труп Сажина — в камышах у «Трех дубов». Но не слишком ли это сложный план? И зачем вообще подкидывать труп в камыши?
— Вероятно, этот «кто-то» хотел насолить вам, отомстить за что-то. У вас есть кто-нибудь на примете?
— Единственный человек, который сейчас на меня злится, это Вадим. Он до сих пор, я думаю, не может понять, почему я отвергла его. Больше — никто. Но мы же были вместе! Он не мог сбить Сажина.
— А Светлана? В каких вы отношениях?
— Да в отличных! К тому же машина-то ее. Что-то я не понимаю ход ваших мыслей. Даже если предположить невероятное — что она хотела каким-то образом подставить меня, — то, спрашивается, зачем было оставлять на машине следы крови убитого Сажина? Нет, нет и еще раз — нет! Она здесь ни при чем.
— Хорошо, тогда ответьте на такой вопрос: ее мать? Она могла воспользоваться машиной своей дочери?
— Валентина?! Чтобы так подставить Свету?! Может, вы еще и моих родителей заподозрите?! Или вам, адвокатам, все равно, кого подозревать? Да мать трясется над Светой, контролирует каждый ее шаг! Она вообще не пускала ее на пикник и перед нашей поездкой рассказала ей ужасную историю об изнасиловании одной девушки.
— Валентина, случайно, не была знакома с Сажиным?
— Этого я знать не могу, спросите у Светы. Но мне пришла в голову мысль: если кто-то и хотел кому-то насолить, то, возможно, именно Валентине, подставив Светлану.
— У нее есть враги?
— Не то что враги, просто она очень красивая. Возможно, она имела связь с женатым мужчиной. Но это всего лишь предположения. Я ничего не знаю! Хотя, кажется, Валентина скоро выходит замуж.
— За кого?
— За какого-то состоятельного и не очень молодого мужчину. Возможно, она перешла кому-то дорогу?
— А ваш отец? Как он относится к Светлане? Возможно, он был против вашей дружбы?
— Знаете что? У меня от вас уже голова кругом идет! Вы кто вообще-то — прокурор или адвокат?
Грушин подумал, что разговор с Плетневой затянулся, а ему еще надо успеть в магазин за вином и конфетами — у него свидание с Варварой.
— Ладно, подумайте. Может, вспомните что-то важное. А мне пора.
«Дурак», — подумала Дина, глядя ему в спину.
В кабинет вошел конвойный и увел ее в камеру.
14
— А здесь недурно! — Рита с Марком пришли в «Английский паб», заказали пиво, ростбиф и печеные яблоки. — Вроде бы ресторан небольшой, а так просторно.
— Это потому, что столы маленькие, — ответил Марк, с интересом разглядывая привинченные к деревянным панелям старинные пистолеты — дары завсегдатаев ресторана. — Думаю, и ранним утром здесь из-за темных витражей возникает иллюзия позднего вечера. А это что за дверь? Туда забегают официантки.
Рита подозвала одну из них, в длинном саржевом сером платье с белым передником. Рыженькая, лицо усыпано веснушками, курносый нос, золотые кудряшки обрамляют узкое лицо.
— Куда ведет эта дверь?
— В каминный зал. Но его надо заказывать заранее.