— Вы раздавили его машиной, — сказал Марк, — потом вернулись на ней домой и оставили ее под окнами вашего дома. И что потом? Вы спокойно отпустили Светлану именно на то самое место, где их с Диной ожидал труп Сажина? Вы были в своем уме, когда сделали это?! Почему вы не остановили их? Неужели вам их было не жалко?
— Я отговаривала ее, можете сами спросить. Света, разве я не пыталась тебя остановить?
— Да, пыталась, — разлепив сухие губы, проговорила Света.
— Она еще тогда страшную историю рассказала, — сказала Дина в защиту Валентины. — Она не хотела, чтобы мы ехали. Но Света все равно не послушалась. И я тоже. Мы хотели доказать самим себе, что никого не боимся. Но разве мы могли предположить, что нас ждет такое!
— Постойте. А как же телефон? Где телефон Сажина? Он у вас, Валя? — спросил Марк.
Когда он назвал ее по имени, коротко — Валя, Рита готова была покинуть ресторан. Тот факт, что она вычислила убийцу Сажина, уже не имел никакого значения. Пусть Валентину посадят. Отношения уже испорчены, подмочены ядом измены и предательства. И зачем она только пригласила сюда этих мужчин? Чтобы они разорвали ее в клочья? Написали заявления в милицию? При всей своей внешней агрессии, как показалось Рите, эти трое, да и Денис тоже, не способны на решительные поступки. Ведь если на Валентину заведут еще одно уголовное дело (не считая убийства Сажина), им придется тратить свое время на беседы со следователями, ворошить прошлое, а это не так-то просто, когда подорвано здоровье. Ей показалось, что им хватит и этого вечера, и той порции унижения, какую Валентине пришлось выпить за этим ужином вместе с коньяком. Ее и так вымазали в дерьме и втоптали в грязь, уличили во всех смертных грехах. Но как она держится! Кажется, с каждым новым обвинением она словно обретает внутреннюю силу. Удивительная женщина! Глаза блестят, щеки разрумянились. А ведь еще недавно она была так слаба, едва передвигалась, казалась чуть ли не смертельно больной. Неужели на нее так благотворно подействовала определенность? Теперь, когда всем все стало известно и ей нечего больше скрывать, она и в камере будет вести себя с достоинством. Хотя о каком достоинстве может идти речь — ведь она подставила своего же собственного ребенка.
Рита очнулась. Марк спросил о телефоне Сажина. Валентина молчала. Открылась дверь, вошла официантка с подносом — на этот раз она принесла отбивные. Перед тем как выйти, она подошла к Ларионову и сказала ему что-то на ухо. Тот кивнул, полез в карман, достал несколько купюр и сунул их девушке в вырез блузки. Она быстро вышла из зала.
— У меня его телефон, — вдруг сказал Ларионов. — Может, хватит бить ногами в живот эту несчастную женщину?
33
Рита покраснела. Марк понял, что произошло нечто непоправимое: она ошиблась, просчиталась, допустила какой-то неслыханный промах. Что-то неуловимое витало в воздухе. Пахло близкой сенсацией. Взгляды присутствующих были устремлены на Ларионова.
— Для начала я попросил бы этих четверых покинуть зал. Вы считаете их физическими инвалидами, а я считаю их моральными уродами! И не позволю, чтобы они и дальше упивались своей местью. Ну, перерезала Валечка их тормозные шланги. Они, может, ей артерию перерезали?
— Дурдом! — Атаев встал и направился к выходу. Но у двери вдруг остановился и взглянул на Марка: — Вы всегда слушаете пьяных маразматиков?
— Вы свое черное дело уже сделали, — приподнял плечи Марк. — Спасибо, что пришли.
Ефим Белоцерковский, возмущенно жуя отбивную котлету, протиснулся между столом и стеной и молча вышел. За ним последовали Денис Семенец и Роберт Борисов. Последний хлопнул дверью так, что с потолка свалился кусок штукатурки.
— Ну вот, сразу стало легче дышать. А теперь, если можно, господин Плетнев…
— Я никуда не пойду! — возмутился Плетнев, желавший узнать все подробности этого дела.
— Вы же здесь, чтобы охранять свою дочь, вот и делайте это за дверью. Когда все кончится, вы встретите ее и повезете домой. Мне не нужны лишние свидетели, неужели не понятно? К тому же вы к этой истории не имеете никакого отношения. Ваша же дочь, потерпевшая, так сказать, имеет право знать правду.
Плетнев, ругаясь вполголоса, тоже покинул зал. Дина посмотрела ему вслед без всякого сожаления.
Ларионов встал и пересел к Валентине, обнял ее, прижал к себе и поцеловал в висок. Потом поцеловал еще раз в светло-медный локон на виске.
— Ласточка моя! Никого не слушай и никогда никому не позволяй возводить на себя напраслину. Все это — чушь собачья! Ошиблась Рита. Прости ее. Но на самом деле все выглядело как-то странно. И самое удивительное в этой истории заключалось в том, что ты словно бы и сама поверила в то, что Сажина убила ты. Как будто напилась, убила, а когда проснулась, не помнила, как все это сотворила.
— Сережа, — Караваев был настроен решительно. — Ты-то хотя бы не путай нас. В чем дело?
— Вы новости сегодня слушали?
— Нет, — признался Караваев. А Рита с болью взглянула на Ларионова.
— Официантка! Что она вам сказала? У нее был вид человека, который сообщил не очень-то хорошие новости.
— Она прилично опоздала с этой новостью! Стелла застрелилась. А эта девочка, официантка, часто видела нас вместе, она обслуживала наш любимый столик. Услышав по телевизору об этой страшной трагедии, она не могла не сообщить мне об этом. Валя, прошу тебя! Не ревнуй. Я знаю Стеллу с тех пор, как она вышла замуж за моего приятеля. Вы все его хорошо знаете.
— Это Стелла?! — покачала головой Рита, и глаза ее наполнились слезами. Как же она опростоволосилась перед всеми! Как упала в глазах Марка и Валентины!
— Рита, не плачь. — Марк, последовав примеру Ларионова, присел рядом с Ритой и обнял ее. — Человеку свойственно ошибаться.
Он хотел ей сказать, что она была ослеплена яростью и ревностью, а все факты словно автоматически были подтасованы ее психикой для обвинения той женщины, которую она ненавидела всем сердцем, всем организмом.
— Вы представляете, эта роскошная женщина влюбилась в Сажина! В этого мерзавца! Ни один уважающий себя мужчина не подал бы руки Сажину. Отвратнейшая личность! Я так и не понял: что женщины в нем находили? Но Стелла полюбила его. Она умоляла меня помочь, я устраивал, если так можно выразиться, алиби для нее, фальсифицировал доказательства ее чистоты перед мужем. Но все закручивалось слишком быстро. Она не могла остановиться. И тогда я посоветовал ей поехать с ним в Италию. Их свидания здесь становились опасными. Стелла была такой женщиной, что ее появление всегда привлекало всеобщее внимание. Она увезла Сажина в Италию, не хотела возвращаться. Я по телефону убеждал ее не делать глупости, муж ждал ее. Она приехала, сняла квартиру на окраине, потом — дом за городом. Но Сажин был неуловим. Он умудрялся изменять ей, какое-то время жил то у своей бывшей жены, то у другой женщины. Все мечтал о какой-то дорогой машине. А потом обрел постоянный источник дохода — Стеллу. Она и так давала ему деньги, полностью содержала его, терпела его выходки, оскорбления. А потом уже он оскорбил ее окончательно, смертельно. И знаете, как? Он признался ей, как близкому другу (словно она не была его возлюбленной!), что влюбился. До сих пор ему нравились только зрелые женщины, а эта — совсем юная, молодая, ослепительно красивая, и она очень возбуждает его. Вы представляете, что испытала в тот момент Стелла? Он рассказал ей свою историю любви, словно она была его матерью! Он не увидел в ней женщину! А потом на протяжении какого-то времени он постоянно звонил тебе, Светлана, и добивался встречи с тобой. Говорил он Стелле: я, мол, словно прозрел. Мне надоели старые женщины, я хочу молодой крови! И все в таком духе. Когда Стелла устроила ему пару скандалов, он решил расстаться с ней. Но перед этим извлечь из их романа максимальную выгоду.
— Кажется, я знаю, что он сделал, — сказала Валентина. — Он начал шантажировать ее, так?
— Да. У него откуда-то взялись кассеты с записями их свиданий со Стеллой. Хотя, может, их и не было вовсе, он мог это просто выдумать. Но Стелла поверила, она не могла допустить, что муж увидит их. И стала платить ему. Все больше и больше. Но история с шантажом обычно короткая. Длиной лишь с терпение шантажируемого человека. У Стеллы терпения оказалось не много, как вы понимаете. Она приехала ко мне в таком состоянии, что я едва привел ее в чувство. И она рассказала мне все. Сказала, что запуталась, не может больше так жить, ей надо расстаться с Сажиным. Возможно, у нее открылись глаза. Думаю, он перегнул палку и сам все испортил. Вероятно, он был не таким уж хорошим психологом, как им его считала Стелла. Его погубила собственная жадность, а ее — любовь. Она, захлебываясь, говорила о какой-то ампутации, что у нее очень болит душа, она не может больше терпеть. Невозможно жить, зная, что мужчина, которого ты любишь, — такой подонок. Я советовал ей вернуться в Италию, но либо одной, либо с мужем. Говорил, что время все лечит. Она не должна думать о Сажине, ей надо вспомнить о себе. Вернуться к тому образу жизни, который она вела до встречи с ним. Знаете, она ведь очень талантливая художница! Она сначала послушалась меня, снова стала ходить в театр, рисовать балерин — это было ее увлечение. Но потом приехала ко мне, какая-то необыкновенно собранная, серьезная, и попросила меня помочь ей. Она задумала убить Сажина. Вы бы слышали, как я отговаривал ее! Я объяснял ей, что это очень опасно. Но Стелла твердила одно: она избавит мир от негодяя! Не зря же говорят, что от любви до ненависти один шаг. Она испытывала к нему самые противоречивые чувства. А в это время и я сам нуждался в поддержке. Я чувствовал, что Валентина отдаляется от меня, заводит какие-то романы. Я все знал и переживал.
Валентина взяла его ладонь, поцеловала, прижалась щекой к его руке, заплакала:
— Сережа-а… прости!
— Это все было нелегко. Я понимал: я стар, уже не так силен, Вале нужен более молодой мужчина, но я любил. И понимал Стеллу: она тоже любила. Но только, в отличие от Стеллы, я хотел бы лишить жизни себя, но никак не Валю. Ведь не она была виновата в том, что я полюбил ее! Я хотел ей сказать, что она больна, ей надо лечиться — я видел груду лекарств на ее туалетном столике. А ее желание вечно оставаться молодой чревато тяжелыми последствиями. Жизнь — такая, какая есть. И ход времени остановить невозможно. Красота женщины — это далеко не все. При всех своих недостатках Валя — самая лучшая из женщин. Мне нравится даже, как она двигается, как смотрит, говорит, звук ее голоса вызывает во мне радость. Но если она заболеет, думал я, кто позаботится о ней? Думаете, я не догадывался о том тайном соперничестве, существовавшем между Валей и Светой? Но я ждал своего часа — когда я войду в их семью и постараюсь как-то повлиять на их отношения.