Звонок в передней разломал и тишину, и чувство одиночества, с головой накрывшее Валентину. Кто-то хочет ее увидеть, что-то сказать, поговорить, спросить о чем-то.
Она бросилась открывать, словно была уверена, что увидит именно того, кого и хотела. Но на пороге стояла пара мокрых людей с бледными вымученными лицами. По лицам их стекала дождевая вода.
— Проходите, — сказала она, нехотя впуская чету Плетневых. — Вы же вымокли совсем.
— Зато вам, как я вижу, очень даже неплохо живется, — ядовито заметил, стряхивая воду со шляпы, Павел Николаевич. — Масочки вон делаете! И совершенно не переживаете за дочь, которая сидит почти что в тюрьме!
Его жена, Ирина, в ярко-красном плаще смотрелась нелепо и даже смешно. Она постоянно шмыгала носом и сморкалась в большой мужской носовой платок.
— Успокойтесь. Нельзя же так сразу набрасываться. — Валентина жестом пригласила их войти в кухню, где, по ее мнению, было теплее и уютнее. — Сейчас чаю выпьем… или вам что-то покрепче?
— Вообще-то я не пью, но сейчас не отказался бы, — довольно агрессивно ответил Плетнев, следуя, однако, за хозяйкой в кухню. — Так что делать будем? Вы думаете, что мой адвокат, которому я уже заплатил вперед немалую сумму, будет защищать и вашу дочь?
— Я так не думаю. Больше того, я уверена, что Светлане никакой адвокат не понадобится, и рано вы начали бить тревогу, Павел Николаевич. Вы же отлично понимаете, что наши девочки ни при чем. Что это — стечение обстоятельств. И вообще, я не уверена, что можно доверять результатам экспертизы. Надо же до такого додуматься — на капоте машины или на фаре, не знаю, кровь мужчины, труп которого они случайно обнаружили в камышах! Вы сами-то верите в это? Да просто этим следователям надо поскорее закрыть дело, вот они и схватили первых, кого увидели!
— А вы знаете, что имеются и другие свидетели? Между прочим, следователь прокуратуры Садовников с женой проезжали как раз мимо этих злосчастных камышей. И кто знает, зачем они спустились к пляжу, может, хотели посмотреть, на месте ли труп?
— В смысле? — не поняла Валентина. — Садитесь. Сейчас…
Она достала из буфета бутылку виски, плеснула Плетневу и себе, взглядом спросила Ирину, не желает ли и она, но та замотала головой.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что следователи — тоже люди, и у них тоже могут быть свои причины для убийства.
— Да что вы такое говорите, Павел Николаевич?!
— Что думаю, то и говорю! Это они могли убить Сажина ночью, а утром приехать на место преступления, чтобы убедиться, что труп — там, и решить, что для них выгоднее: чтобы его поскорее нашли или же наоборот. Они могли приехать, чтобы привязать к шее убитого камень и утопить его. Вот такие мои мысли! А теперь разыгрывают из себя свидетелей! Конечно, на них никто не подумает! А знаете, как бывает в жизни на самом деле? Думают на одних, а на деле выходит, что убийца — как раз тот, на которого никто бы и никогда не подумал.
— Да уж, фантазии вам не занимать.
— Послушайте, я хорошо знаю свою дочь, моя Дина никого не убивала, это же ясно как день!
— А вы полагаете, я недостаточно хорошо знаю свою Светлану? Хотите лимон или сыр?
Плетнев ничего не ответил. Залпом выпил виски, Валентина придвинула поближе к нему блюдце с нарезанным лимоном, и он запихнул в рот золотистый кружок, стал энергично, нервно жевать не морщась. Валентина отвернулась от него.
— Ирина, может, чаю?
— Хорошо, давайте, а то меня всю колотит.
— Ирина, вы придерживаетесь того же мнения, что и ваш муж?
— Просто мы подумали: раз наши девочки не могли убить этого человека, значит, либо их кто-то подставил, использовав машину вашей дочери, либо Сажина убил сам следователь прокуратуры, подтасовавший результаты экспертизы, из которых выходит, что на машине кровь убитого. Либо Сажина убила… ваша дочь.
— Что?! И вы пришли ко мне для того, чтобы обвинить мою дочь, заявить, что это она убила Сажина?! Да как вы смеете?! Вы что, первый год знаете мою Светлану?
— Но машина-то ее… ваша… — извиняющимся тоном проговорила Ирина.
— Давайте рассуждать логически, — продолжил за жену Плетнев. — Семья у вас неполная. Мужа у вас нет, образ жизни вы ведете, сами понимаете, какой. Уверен, вы мужиков к себе водите. Вот вам кто-то и насолил, вы договорились с дочерью… или того, сами…
— Значит, так, — металлическим голосом проговорила Валентина, вырывая из рук Плетнева бутылку виски. — Подите-ка вон! Вон, слышите?! Пришли ко мне в дом, еще и оскорблять вздумали! Вам не стыдно?
Валентина вспомнила, в каком она виде, бросилась в ванную комнату, смыла с лица зеленую маску, сорвала с головы полотенце, быстро расчесала влажные волосы. И как она забыла о маске!
— Как, вы еще здесь? — Она готова была вытолкать взашей непрошеных гостей. — Что вам еще от меня нужно?
— Где вы и ваша дочь были этой ночью?
— Да вы совсем с ума сошли! Может, это вы мне скажете, где вы были с женой этой ночью?!
— Мы спали, — кротко ответила Ирина, поднимаясь из-за стола.
— Сиди! — гаркнул на нее муж. — Мы не для того пришли, чтобы нас оскорбляли.
— Паша, но мы пришли и не для того, чтобы оскорблять Валентину. Ну да, она не замужем. Сегодня не замужем, а завтра — вышла за кого-то. Нельзя так относиться к незамужним женщинам, я же говорила тебе! Напрасно ты так. Посмотри на нее, она ведь тоже переживает, Светлана — ее единственная дочь. Думаешь, у нее сердце кровью не обливается, когда она думает о том, где сейчас находится дочка? Наши девочки — в камере! И нам, вместо того чтобы ругаться, надо подумать, как их вытащить оттуда, как сделать, чтобы с них сняли обвинение.
— Надо же, как разговорилась… — Плетнев сам плеснул себе еще виски и выпил. Он чувствовал, что, если не выпьет, просто набросится на эту благоухающую кремами и духами стерву, разорвет ее в клочья. Она была так красива, так соблазнительна, что ему не составило труда представить ее в объятиях мужчины, и от этого видения ему стало нехорошо. А что, если и его жена точно такая же? Если и она кому-то нравится так же, как нравится ему эта рыжая, голая под халатом стерва?
— Думаю, вы пришли предложить мне поделить расходы на адвоката поровну, так? — догадалась Валентина. — Что ж, согласна. Хотя, повторяю, Светлане адвокат не нужен. Вот увидите, пройдет еще несколько дней — и станет ясно, что наши девочки не имеют к этому убийству никакого отношения. Да, конечно, им тяжело, они находятся в непривычной обстановке. Вместо чистой и светлой комнаты — грязная вонючая камера. Отвратительный суп — помои. Да и соседки — наркоманки, проститутки, а то и настоящие убийцы. Но я подумала еще и о том, что их надо бы немного проучить! И не смотрите на меня так! Да, я не оговорилась. Дело в том, что я была категорически против этой поездки. Я знала, что они облюбовали этот полудикий пляж — знала! Им нравится проводить там время. Знала и то, зачем они туда ездят.
— Интересно. — Плетнев отправил в рот еще один кусок лимона.
— Они внушили себе, что не боятся мужчин и не допустят появления в своей жизни каких-либо ограничений, связанных с мужчинами. Мол, мужчинам все можно, а им — нет. Вот и решили проверить себя на смелость. Первый раз отправились на пляж одни, потом еще раз. Вы, родители, разве не понимали, насколько опасно отпускать дочь на Волгу без так называемой охраны?
— Мы тоже были против, — ответила вместо мужа Ирина. Валентина поставила перед ней чашку с чаем, блюдце с холодным, из холодильника, куском «Наполеона». — Но она сказала, что у них есть газовый баллончик и что все будет хорошо. Да, вы правы, нам не надо было отпускать Дину.
— Накануне этой поездки я рассказала Светлане историю о том, как изнасиловали одну девчонку. Она с подружкой — и вместе с родителями, между прочим, — отправилась на пикник, но, пока родители занимались приготовлением шашлыка, девочки ушли в лес, довольно далеко. И встретили солдат — неподалеку была военная часть. Но и этот рассказ не произвел на Светлану никакого впечатления. Думаю, даже если бы мы их заперли, они все равно бы сбежали. Они хотели доказать в первую очередь себе, что не боятся мужчин: против них у девочек якобы найдется противодействие. Глупо, глупо, глупо!!!
— И все равно во всем виноваты вы, — заключил Плетнев. — Зачем вы купили вашей дочери машину?
— Да какая это машина?! Так, развалюха. Я хотела, чтобы Светлане было удобно добираться до работы, и вообще, машина — это свобода. И чтобы она не ездила на случайных машинах. Разве можно меня в этом обвинить?
— Значит, адвокат вашей дочери не нужен, так?
— Так. У нее полное алиби. Ночью она была дома и спокойно спала. Я могу это подтвердить.
— Но вы же мать, — всплеснул руками Плетнев. — Неужели вы дали бы показания против нее?
— Мы с дочерью живем вдвоем, и никто третий не может подтвердить, что она была дома. А разве вы каждую ночью приглашаете свидетелей — на случай, если когда-нибудь вам понадобится алиби?
— Не смешно! — отмахнулся Плетнев.
Зазвонил телефон, Валентина взяла трубку. Молча слушала, уставившись в лоб Плетневу, словно уцепившись взглядом за удобную для взгляда точку. Проговорила: «Хорошо. Я все поняла. Спасибо» — и положила трубку на место.
— Знаете, один мой знакомый работает в прокуратуре. Он позвонил и сказал мне, что на руле Светланиной машины обнаружили отпечатки пальцев… вашей дочери, Дины Плетневой! И следов — много. Судя по всему, она не так давно держалась за руль.
— Этого не может быть! Ира, не слушай ее. Она все это придумала! Уже не знает, что говорить, как свалить всю вину на нас. Это ей любовник позвонил, вернее, один из любовников!
— Паша, остановись! — Ирина побледнела.
— Ей любовник позвонил, а она сочинила эту историю с отпечатками пальцев… — не унимался Павел Николаевич.
— А разве Дина не умеет водить машину? — усмехнулась Валентина. — Кажется, у нее и права есть. Да и вообще, они иногда меняются местами.