ический театр и на протяжении двадцати с лишним лет, вплоть до выхода на пенсию, был его бессменным руководителем и режиссером, а частенько выступал и как актер. Театр прославился в районе, потом прогремел в городе, постоянно завоевывал призы и грамоты на фестивалях и смотрах. Принимать участие в работе театра считалось в школе престижным, а поскольку Иван Федорович ставил непременным условием хорошие оценки, полагая, что троечник не может тратить время на репетиции, ему заниматься надо, то успеваемость в школе была просто-таки замечательной.
Но школьники есть школьники, а даже в самой расчудесной школе не все ученики являются образцом родительской мечты. Среди них попадаются и двоечники, и хулиганы, и малолетние преступники. В конце шестидесятых случилось очередное ЧП, милиция задержала троих пацанов из девятого класса, которые успешно промышляли кражами сумок, начав с родной учительской и затем расширив поле деятельности до других присутственных мест, например, поликлиник и собесов. Вступив в контакт с милицией, Иван Федорович вдруг осознал всю меру ответственности учителя за учеников и сказал себе, что отныне будет более внимательно следить за своими подопечными, высматривая в их поведении нарождающиеся признаки неблагополучия. Случай вскоре представился, и, когда на руке десятиклассника из малообеспеченной семьи появились «взрослые» часы, учитель Булгаков незамедлительно пришел в милицию, чтобы обсудить сей загадочный факт. В милиции энтузиазм Ивана Федоровича оценили по достоинству, поблагодарили и попросили продолжать в том же духе. С десятиклассником, слава богу, ничего плохого не случилось, выяснилось, что часы он купил по дешевке в какой-то подворотне, но поскольку часы оказались крадеными, то благодаря бдительности учителя были выявлены скупщики и даже несколько воришек.
Следующий этап наступил примерно через два года, когда оперативник из местного отделения милиции сам обратился к Булгакову за помощью. Нужно было проверить информацию о недобросовестности школьной буфетчицы, которая нагло обсчитывала и обвешивала школьников, для чего необходимо проводить контрольную закупку. В контрольной закупке есть свои сложности и хитрости, например, специально подставленные «покупатели» должны брать несколько наименований товара, а не одни какие-нибудь сосиски, а после расчета с продавцом под благовидным предлогом не отходить от прилавка и не брать свои покупки. Сдачу желательно тоже в кошелек не прятать, пусть лежит там, куда ее продавец положил. Можно делать вид, что ищешь сумку, в которую будешь складывать купленные продукты. Можно отвлечься на беседу со знакомыми. Можно много чего всякого придумать, чтобы не сорвать контрольную закупку, но выглядеть при этом надо естественно, чтобы проверяемый продавец не насторожился. Иван Федорович с радостью согласился сыграть роль покупателя-копуши и проделал это с таким блеском и виртуозностью, что у милиционеров дух захватило. Очень скоро к нему обратились снова и попросили использовать свое артистическое дарование уже в более серьезных целях. Булгакову предстояло познакомиться с молодой дамой из соседнего дома и кое-что у нее выведать. Он выведал.
Дальше покатилось как по маслу. Иван Федорович легко перевоплощался и втирался в доверие, слушал и запоминал, никогда ничего не забывал и не путал. Его актерские способности расцвели и приносили пользу, и он был счастлив.
С тем оперативником, который впервые прибег к его помощи, Булгаков сотрудничал больше пятнадцати лет, пока тот не вышел на пенсию. С согласия Ивана Федоровича его «передали» другому сыщику, потом третьему. Четвертым куратором оказался Селуянов, который сразу оценил его самого и его возможности. И холил и лелеял немолодого уже человека, сотрудничающего с сыщиками, как принято выражаться в официальных документах, на конфиденциальной основе.
Задание в этот раз Иван Федорович получил, по его же собственным меркам, несложное. Нужно было поотираться среди публики, знакомой с Клавдией Никифоровной Романовой, и собрать о ней как можно больше сведений. Красивому седовласому пожилому мужчине, к тому же опытному педагогу и знатоку русской поэзии, ничего не стоило разговорить любого, будь то пенсионерка или молодая мамочка с коляской, солидный дядечка в годах или пацан. Он умел находить общий язык со всеми.
Анатолий Леонидович Храмов был убит в собственной квартире. Обнаружила его жена, вернувшаяся с дачи. Приехавший вместе с дежурной группой судебный медик установил, что смерть наступила около десяти-двенадцати часов назад, то есть в промежутке между одиннадцатью и тринадцатью часами. Причина смерти – асфиксия вследствие удавления тонким прочным шнуром.
– Ну что, умники, – сердито пробурчал Гмыря, когда к месту происшествия примчались Настя и Зарубин, – крутите мозгами-то, не все мне одному трудиться. Дударева сразу отметаем, он с десяти утра в моем кабинете находился, а потом в камере, куда я его запрятал.
– А почему сразу Дударев? – удивилась Настя. – Вы до такой степени его не любите, что готовы повесить на него всех дохлых кошек в нашем городе. Зачем ему убивать собственного адвоката?
– А затем, умная и гуманная Каменская, что адвокат Храмов отказался вести дело Дударева.
– Как это отказался?
– А вот так. Отказался. Сей факт мне сообщила мадам Ермилова, с которой я уже пообщался по телефону, пока вы с Зарубиным бабкину квартиру шерстили. Господин Храмов, царствие ему небесное, собирался отбыть на отдых не менее чем на два месяца, в связи с чем поставил Дударева и Ермилову в известность, что защитой Дударева он заниматься не будет. А господин Дударев, в свою очередь, не далее как сегодня утром продемонстрировал нам всем, что держать себя в руках он совсем не умеет, вспыхивает как порох и тут же лезет в драку. Бабку нашу Романову чуть не пришиб прямо в моем кабинете. Поэтому самое первое и самое нормальное, что может прийти в голову следователю вроде меня, – это идея о том, что убийство совершил Дударев. Жалко, что у него алиби, которое даже я оспорить не могу. Остается только надеяться на то, что наш медик ошибся и смерть наступила до десяти часов утра. Пойди-ка, Настасья, поговори с женой Храмова, она в соседней комнате в себя приходит. Я пока не смог толком ее допросить, уж очень плоха.
– Хорошо, – кивнула Настя, – я попробую. Только насчет судебного медика я хотела сказать…
– Ну?
– Сейчас жара стоит. Процессы идут быстрее. Поэтому если медик и ошибся, то в сторону увеличения срока наступления смерти, а не в сторону уменьшения. Храмов мог умереть значительно позже полудня, но уж никак не раньше.
– Больно ты умная, – огрызнулся Гмыря. – Иди задание выполняй.
Жена, а теперь уже вдова Анатолия Храмова, действительно была очень плоха, но старалась держаться изо всех сил. Красивая молодая женщина с лицом белым от ужаса и сердечной недостаточности, вызванной шоком.
– Толя раньше в милиции работал, я знаю, что вам нужно меня допросить, – сказала она, давясь слезами. – Вы не смотрите, что я плачу, вы спрашивайте. Я никак остановиться не могу…
Насте стало ужасно жаль ее, такую молодую и красивую, ведь еще вчера, еще сегодня утром, даже еще сегодня днем, пока она не вернулась домой, жизнь представлялась ей совсем другой. У нее был любящий и любимый муж, оба они были молоды, полны сил и желания жить и, наверное, счастливы. И вдруг в одну секунду все переменилось. Нет больше мужа, нет сил и желания жить, нет счастья. Настя решила не приступать прямо к делу, а немного отвлечь женщину посторонними разговорами, чтобы дать ей возможность войти в ритм беседы и привыкнуть к необходимости отвечать на вопросы.
– Вы собирались ехать отдыхать? – сочувственно спросила она.
– Мы… Да, в октябре… Планировали ехать в Испанию.
Храмова разрыдалась. Настя собралась было успокаивать ее, но внезапно остановилась. Как это в октябре в Испанию? Почему в октябре? А куда же Храмов собирался ехать сейчас? Это должна была быть какая-то очень важная и неотложная поездка, если ради нее он расторг договор с клиентом.
– Скажите, а куда Анатолий Леонидович собирался уезжать в ближайшие дни? – спросила она.
– Никуда.
– Вы точно это знаете? Может быть, он вам говорил, а вы забыли?
– Не говорил он мне ничего. – Храмова всхлипнула и вытерла лицо зажатым в руке платком. – Он не собирался ни в какие поездки. Даже на дачу не приезжал, работы было много.
Очень интересно! Но есть и другой вариант. Если жена по нескольку дней подряд не приезжает в Москву, то вполне можно успеть быстренько съездить куда-нибудь и вернуться, не ставя ее в известность. Другое дело, что ради такой короткой поездки не имеет смысла отказываться от клиента. Хотя Ермилова говорила что-то о двух месяцах, а не о нескольких днях. Если только… Если только сама поездка не решает какой-то очень важный вопрос, после чего уже не будет необходимости заниматься адвокатской практикой. Или не будет возможности.
– Наталья Сергеевна, ваш муж не собирался менять род занятий? – осторожно спросила Настя.
– Я не понимаю…
– Ну, может быть, ему делались какие-нибудь интересные предложения, возможно, даже связанные с вашим переездом за границу. Нет?
– Я ничего не знаю об этом, – покачала головой Храмова.
– Вы можете поручиться, что находитесь полностью в курсе дел мужа? Вы точно знаете, что у него от вас нет секретов?
– Конечно, есть. Вы же понимаете, он адвокат… Он очень бережно относится к своим клиентам, никогда слова лишнего про их дела никому не скажет, даже мне.
– А вас это не задевало?
– Ну что вы… Он же в милиции работал, я уже говорила вам. Толя меня еще с тех пор приучил, что есть производственные секреты и чтобы я не обижалась, если он не все мне рассказывает. Вы знаете, мы ведь очень давно женаты, Толя еще в школе милиции учился, а я в институте, на втором курсе. Нам только-только по восемнадцать исполнилось, когда мы поженились. Мы с восьмого класса знали, что будем вместе, ждали только, чтобы возраст подошел. В этом году пятнадцать лет со дня свадьбы хотели праздновать. Как раз в октябре, собирались в Испании…