– Умница, – кивнул Эрван. – Что-то еще?
Я отрицательно покачала головой.
– Тогда давай поговорим о твоих особенностях, пока не вернулась соседка.
– Давай.
– Что случилось, когда Тревор напал?
– Я превратила тьму в его теле в свою магию. Это было тяжело, но у меня получилось.
– Тяжело? – переспросил Эрван, хмурясь.
– Угу.
– А в прошлый раз?
– Когда я выдрала кусок тьмы из щупальца монстра? Тоже нелегко. А что?
– Обычно зачарованные забирают чужую силу легко, как дышат.
– Нет, мне трудно. С дыханием, кстати, тоже проблемы… Перед тем как моя магия исчезает полностью, мне очень тяжело дышать. Если не нахожу тьму, задыхаюсь.
– А сейчас как?
– Как всегда. – Я прислушалась к себе – ничего необычного. – Время подошло, магия вернулась.
– Она и не исчезала.
– Исчезала…
Эрван прижал пальцы к моим губам:
– Давай так. Я расскажу о зачарованных. И то, что узнал о тебе. Ты добавишь то, чего я не знаю. И мы вместе подумаем, что у нас получилось.
Я кивнула, Эрван тут же убрал свою руку и демонстративно отсел к спинке кровати:
– Начнем сначала. Зачарованные, они же маги-вампиры, – это те, кто может чужую магию превращать в свою. Самый явный признак зачарованности – резкое изменение цвета волос и глаз. – Эрван показал на мои волосы. – Зачарованные почти моментально рыжеют, а их глаза приобретают ярко-голубой цвет.
– То есть я буду рыжей?
– Да, – весело подтвердило начальство.
Ну и ладно! Зато шутника, устроившего мне покраску, искать не надо. Я и есть шутник.
– Собственно, по волосам и глазам, – продолжил он, – в древности и вычисляли таких, как ты.
Сразу представилась толпа селян, с криками: «Вампир!» – бегающая с вилами за рыжей девицей, истерично отвечающей: «Краска-краска-руны!»
– Но поскольку и обычные дамы часто меняли цвет волос и глаз, постепенно об этом способе выявления зачарованных забыли. Впрочем, и о самих зачарованных почти никто не помнит. Зачарованными становятся очень редко.
А вот это и плохо! Знали бы все, что за зверь вампиристый маг, возможно, мы бы с дедушкой быстрее разобрались, что к чему.
– Причина довольно проста: нужно, чтобы встретились два вида магии в чистом виде. Без примесей амулетов, заклинаний, рун и прочего барахла, которого полно вокруг нас.
– Но у меня была примесь! Руны! – Я потрясла браслетом. – Они появились после того, как я поверила, что смогу выжить, выдержу! Или… Или чистая магия нужна только в начале этой… хм… встречи?
– Только в начале, пока процесс не запустится, – подтвердил Эрван.
То есть когда начнешь пить одну магию и делать из нее другую. Но я ведь не пила… Или пила? Я плохо помнила момент перед появлением рун, только шум крови в ушах и тьму вокруг…
– Как только маг начнет превращать чужую магию в свою, он станет зачарованным и уже не сможет остановиться, пока не поглотит ее полностью. И, опустошив один источник, он будет неистово искать другие.
– Потому что ему уже мало своей собственной магии. Его невыносимо тянет к чужой, – подавленно процитировала я его же слова, сказанные в джунглях.
– Да. И любая встреча с этой чужой магией заканчивается полным уничтожением ее, превращением ее в свою.
– Полным уничтожением… То есть если я нападу на темного мага, он выгорит?
– Если тебе помешают. Если нет – он умрет. Потому что зачарованные уничтожают не только магию, но и ее источник.
– А источник – это тело. Жуть какая! – еле слышно пробормотала я.
– Источником для зачарованного может быть не только маг. – Эрван отрицательно покачал головой. – Все, в чем есть ставшая причиной их зачарованности магия, делается объектом охоты: заклинания, артефакты, ловушки.
Ловушки? Перед глазами всплыли черные многоконечные звезды из храма…
– Но ведь ловушка, в которую мы попали с мальчишкой, осталась! – выпалила я. – Став зачарованной, я ее не разрушила, не уничтожила, хотя, как ты говоришь, должна была. Ее потом маги снимали.
– Возможно, именно в этом причина того, что ты не безумный маг, одержимый жаждой тьмы. Ты всего лишь брала то, что нужно для защиты, не более, – улыбнулся Эрван. – Ты ведь хотела защитить, и все?
– Это тебе твои осведомители сказали? – с подозрением прищурилась я.
– Нет, это мне ты сказала, твои слова и действия.
Опять он меня смущает! И совершенно не замечает, что я после зелья тут вся такая – повышенной смущаемости!
– А про руны нигде не было написано? – Я выставила перед собой руку с браслетом. – Про те, что появляются перед глазами зачарованных, когда им совсем плохо?
– Ни слова.
Эрван поймал мое запястье, покрутил, разглядывая нацарапанные на бусинах символы. Фолиант, спрятавшийся между ними, он, к счастью, не заметил. Или не обратил внимания, посчитав какой-нибудь подвеской.
Эрван вытащил из кармана на поясе блокнот, стило и протянул мне:
– Запишешь? У тебя быстрее выйдет.
Я пристроила блокнот на коленях и шустро вывела руны. Начальство восхищенно присвистнуло.
– Опыт, – хмыкнула я, передавая ему блокнот и стило обратно.
Эрван просмотрел цепочку рун, провел пальцем по некоторым из них:
– Вы с дедушкой правы, похоже на руны фейри. Но не только. Есть что-то еще… Пока не могу понять.
Он спрятал писчие принадлежности и с интересом спросил:
– Как дела с дипломом?
Я пожала плечами, показала пальцем на голову:
– Удод никуда не делся.
– И тебя это смутило? – искренне удивился Эрван.
– Как бы да. У человека проблемы из-за меня, а я приду и: «Не хотите ли курировать мой диплом?»
– Ты уверена, что из-за тебя? – В глубине желтых глаз вспыхнули синевой искры магии.
Надо же… Никогда раньше их не замечала… Видимо, оттого что не приходилось сидеть рядом при нормальном свете… И так… близко…
– Я был преподавателем всего ничего, и то не удержался, решил применить к тебе некоторые методы воспитания тяги к науке, – очень серьезно сказал Эрван, но уголки его губ предательски подрагивали. – Те фрески во дворце. Помнишь?
– Еще бы не помнить, – проворчала я. – Голову себе сломала, но так и не поняла, почему их две. Почему нет и якобы не должно быть третьей.
Так активно думала, что даже во сне видела, как те фрески носились по дворцу во главе с дорогим начальством.
– И сейчас не понимаешь? – вкрадчиво проговорило дорогое начальство.
А что с тех пор изменилось? Стоп… Сегодняшний разговор…
То, что я узнала, и то, что смутно уже бродило в голове, вдруг выстроилось в определенном порядке, словно кусочки мозаики сложились в картинку. Ответ был настолько очевиден, что странно, как я сразу не догадалась еще после того, первого разговора в джунглях…
– Ну же! – нетерпеливо подгоняло начальство.
– Там не одержимые, – твердо сказала я. – Я думала, на первой фреске вселившийся дух пожирает разум сдавшегося, как серое пламя пожирает белое. Но это не так. На самом деле двухцветное пламя – это два вида магии, своя и чужая. И сдавшийся пожирает чужую магию, превращая ее в свою. На второй фреске маг борется не с кем-то, а с собой. И не трогает чужую магию. Это зачарованные.
– Умница, – тепло улыбнулся Эрван.
Ух ты, два раза похвалил. В джунглях точно орхидея подавилась.
– Поэтому и третьей фрески быть не должно, – покраснев от удовольствия, продолжила я. – Все сказано на двух. И напутствие не для одержимых, а для зачарованных. Борись и все такое. Я борюсь! Наверное, поэтому и не бегаю за темными с оскаленной пастью.
– Возможно. Подобных фресок раньше не находили, – задумчиво кивнул Эрван.
Неудивительно. Если учесть, что зачарованные встречаются настолько редко, что о них почти никто не знает.
– Интересно, а есть те, кто боролся и… выстоял? – не удержалась я.
– Хлоя… – тихо рассмеялся Эрван. – Если кому-то и удалось, вряд ли он кричал об этом на всех углах. Скорее всего, он вообще не светился, держал рот на замке. Зачарованность – не то, чем хвастаются. Запросто могут отправить в темные туманы. На всякий случай.
– Судя по тому, что фрески все-таки существуют, кто-то выстоял, – упрямо буркнула я.
– Или этот «кто-то» надеялся, что можно выстоять, – поддело вредное начальство. – Но с напутствием мы еще поработаем. Так, с фресками и моими преподавательскими хитростями закончили. Теперь подумай, что не так с удодом?
Преподавательскими… что?!
– Ты намекаешь, что у Бричена тоже «хитрости»? – прищурилась я. – А на самом деле он может убрать птицу?
– Мой отец заходил порой куда дальше, – невозмутимо отозвался Эрван. – Я по неделе не мог понять, почему мои магические поделки не поддаются воздействию, пока не обнаруживал в них частицу чужой магии.
Не намекает, прямо говорит, что я – легковерная наивная ромашка! Ну, профессор, ну… воспитатель!
– Тебе осталось только понять, что он сделал с удодом. – Эрван поднялся с кровати. – Пятнадцать минут хватит?
– На что? – недоуменно спросила я, глядя, как начальство марширует к двери.
– Переодеться. Не стоит откладывать на завтра то, что можно натворить сегодня. Собирайся, пора исправить сразу две несправедливости: твой диплом и твой экзамен. Кстати, что за обычай у вас такой с дипломом? У всех курсовые, а вы сразу в дипломе?
– Обычай такой, чтобы лучше раскрыли тему, – ответила я. И осторожно спросила: – Ты ведь пошутил, когда предложил пойти к профессору?
– Я серьезен как никогда! – заявил Эрван.
– Но сейчас ночь!
– Не для вашего профессора. У него бессонница после новостей о Треворе. И срочно требуется что-нибудь позитивное, чтобы поднять профессорский дух.
Да-да, очень позитивная я в роли случайно запорхнувшей в окно совы. «Угу, профессор, а я тут догадалась, почему ваш удод все еще с нами!»
Такое страшно поднимает профессорский дух.
– Я завтра к нему пойду, прямо с утра…
– Речь обдумаешь? – подсказал Эрван.
– И что?
– Со сбежавшим наставником ты тоже долго готовилась?