И человек, когда-то бывший ближайшим другом ее отца, вдруг с силой толкнул Машу вперед. Маша запнулась и полетела прямо в руки Андрея. А человек вынул из обтрепанного кармана ампулу, и пока – медленно, ах как медленно – к нему бежал этот капитан с испуганным лицом, он раскусил хрупкое стекло, содержащее смерть. И упал на мостовую, забившись в последней судороге. Над ним склонились лица, он увидел Машу и в последние секунды смотрел, не отрываясь, в эти светлые, «федоровские», глаза. И не отыскал в их глубине ничего, кроме безмерной жалости.
А потом наступила тишина: замолкли крики, шум машин, звуки сирен, далекая музыка. Пропали запахи влажного асфальта, палой листвы и бензина. Исчезли с того берега только что отстроенные пентхаусы, исчезла сама река, высокие кирпичные башни Кремля, булыжники мостовой. Но вместе с ними ушли все беды, все пороки, все страданья. Весь плач и стон людской.
И почудилось ему, что из хрустального небытия вокруг медленно, торжественно вырастают высокие стены, блистающие холодным огнем…