Подобные заявления совсем не на руку тем участникам современного спора историков, которые пытаются представить нацистское правление как «временную» поломку немецкой государственности, не имеющую никаких глубоких исторических причин.
В 1914 году германскому императору стало ясно, что предстоящая война будет войной идеологий, войной двух мировоззрений. На одной стороне в этой борьбе находятся немцы – представители германской расы, на другой – служители мамоны, то есть евреи. Обе эти стороны, по его мнению, не могут примириться, «одни должны победить, другие погибнуть». Примерно также будет рассуждать и А. Гитлер, разрабатывая планы нападения на Советскую Россию.
Военные действия на восточном фронте, как казалось, только подтверждали правильность учения «байрейтского кружка». Даже фельдмаршал Пауль Гинденбург писал домой письма с восточного фронта с явно выраженным антисемитским акцентом – ему казалось, что здесь, в Польше, «из каждого окна выглядывает Иуда Искариот».
Х. Ст. Чемберлен был одним из главных пропагандистов Германии и с особым рвением набрасывался в своих статьях на свою родную Британию, которая, как и Америка, попала под власть, «еврейского финансового капитала». В награду за труды Вильгельм II возвел англичанина в ранг официальных германских «пророков».
Видимо, именно по этой причине адмирал Тирпиц прислал Х.Ст. Чемберлену приветственную телеграмму, а кайзер Вильгельм II наградил его за заслуги перед германским отечеством железным крестом. Эта награда «сына» привели Козиму Вагнер в неописуемый восторг.
В любом случае важно то, что Х.Ст. Чемберлен внес значительный вклад в разработку «метафизики войны на уничтожение» еще задолго до того, как ее взяли на вооружение национал-социалисты в Германии.
После поражения Германии в этой стране не пришлось долго искать виноватых – и сбежавший кайзер, и генералы, и «байрейтский кружок», и молодой ефрейтор А. Гитлер были убеждены в том, что во всем виноваты евреи, осуществившие предательский «удар ножом в спину». Веймарскую Республику в Германии многие считали той брешью, в которую устремились евреи для того, чтобы поработить германское сердце.
Что касается собственно посвящения А. Гитлера в тайны «байрейтского кружка» и возложения на него миссии по претворению в жизнь основных заветов Р. Вагнера, то это произошло накануне ноябрьского путча в 1923 году. Уже тогда Х. Ст. Чемберлен пришел к выводу, что этому молодому политику, человеку дела и талантливому пропагандисту можно передать дело всей его жизни.
В 1939 году А. Гитлер вместе со своим другом юности Г. Кубицеком посетил виллу семьи Вагнеров «Ванфрид» в Байрейте. Там вождь немецкого народа перед могилой своего кумира в очередной раз признал, что со времени его пребывания в Вене его убеждения не изменились. Этот же факт позднее подтвердил и А. Шпеер, один из любимцев фюрера. А. Шпееру особенно запомнились слова фюрера о том, что в первую очередь знакомство с творчеством Р. Вагнера подвело его к мысли о том, что ему предстоит объединить Германию и сделать ее великой.
А Советскую Россию Гитлер часто называл «правлением Альбериха» по имени одного из героев вагнеровской оперы «Гибель богов». По сюжету этой оперы карлик Альберих пытается уничтожить все героическое потомство Вотана и осквернить всех женщин этого рода. Отсюда фразы А. Гитлера о том, что евреи в России уничтожили «германскую правящую прослойку» и интеллигенцию; евреи в России, захватив власть, занимаются дрессировкой «безмозглой массы», угрожают безопасности всей Европы и в первую очередь – родине Зигфрида.
Когда пытаешься проследить путь становления А. Гитлера как политика и идеолога, возникает вопрос: а был ли у него другой вариант? Не слишком ли однозначным было политическое размежевание в Германии и Австрии, где термин «социал-демократ» стал синонимом слова «еврей». Трудно себе представить, чтобы А. Гитлер добровольно или по принуждению стал социал-демократом и, тем более, коммунистом.
У А. Гитлера, безусловно, было определенное представление о будущем немецкого народа. Его мировоззрение включало в себя интерпретацию прошлого, политический анализ настоящего и определенную проекцию будущего. Но он не часто говорил об этом будущем. Можно ли считать, что это было случайно? Вряд ли.
«В политике, – подчеркивал А. Гитлер, – нельзя заранее говорить, что ты делаешь или хочешь сделать. Только тогда, когда уже нельзя действовать иначе, только тогда можно открыть карты (herausruecken)» (Koehler, 301). «Но и в этом случае, – подчеркнул фюрер, – следует только тем открыть карты, кто непременно об этом должен знать, и им нужно сказать ровно столько, сколько им необходимо знать».
Эксперт в области промышленности О. Вагенер, с которым так откровенно разговаривал А. Гитлер, сказал тогда, что в таком случае ему (то есть А. Гитлеру) не следовало бы писать, а тем более публиковать «Майн кампф». «Я часто сожалею об этом», – грустно заметил А. Гитлер. Разговор этот происходил в 1932 году, то есть еще до прихода нацистов к власти в Германии.
Идеи «фюрера» иногда непросто понять особенно нам, живущим во многом в совершенно другое время. Как, к примеру, можно понять так называемые Нюрнбергские законы о защите германской крови и германской чести. Но уже в «Майн кампф» А. Гитлер дал ответ на этот вопрос. «Существует наисвященное право человека, – поучает фюрер, – заботиться о том, чтобы сохранять в чистоте кровь». Сокровенный смысл этой миссии состоит в том, чтобы создавать «человекобожеские» совершенные существа, а не «выродков», представляющих собой помесь человека и обезьяны.
Автору здесь уже трудно скрывать общее направление его расовой политики. Но сохранение расовой чистоты означает на практике избавление ариев от угрозы осквернения крови, которая исходит от евреев.
Гитлер часто идентифицировал себя с Парсифалем. Это герой Вагнера, в задачу которого входило покончить с врагами. При этом он не должен был повторить «ошибки милосердия», а действовать с предельной жестокостью. Парсифалю, в отличие от многих других вагнеровских героев, удается избежать гибели. Ему была уготована смертельная ловушка, но он избежал смерти, как избежал и оскверняющего его чистую арийскую кровь греха.
Не совершать ошибок милосердия для А. Гитлера после его опыта войны не представляло большой сложности. Он, уже будучи в Мюнхене, играл роль «решительного человека», человека действия, способного с оружием в руках бороться за осуществление своих идеалов.
В великосветском обществе Мюнхена он появлялся в синем костюме, фиолетовой рубашке и ярком галстуке, в прихожей снимал свой «тренчкоут», то есть плащ, ставший неотъемлемой частью его образа, затем снимал шляпу, вешал ее на вешалку вместе с огромной кобурой, в которой находился его пистолет.
Именно такого человека искали представители «Байрейтского кружка», он был им нужен, и он, несомненно, отвечал их представлениям о том, как должен выглядеть будущий мессия, будущий спаситель германской нации и нордической расы в целом.
Смена роли «барабанщика» на «спасителя» прошла без видимых усилий. Когда А. Гитлер размышлял над образом Парсифаля, его самого удивляли некоторые совпадения. Так же, как и оперный герой, будущий фюрер ощущал себя «сиротой», выходцем из простой среды. У Р. Вагнера Парсифаль первоначально даже не знает собственного имени, и Гитлер был вынужден сменить свою фамилию.
Кстати, в Германии многие считают, что А. Гитлер не смог бы стать фюрером немецкого народа, если бы у него осталась фамилия Шикльгрубер. Она звучит для немецкого уха слишком провинциально, слишком по-австрийски. Понятно, что толпа вряд ли могла бы с восторгом орать в таком случае «Хайль Шикльгрубер!». Это было исключено. Так что проблемы с именем у Парсифаля были весьма кстати.
Забавно выглядит также эпизод, когда Парсифаль ненароком убивает лебедя. Его отчитывают за это, так как животных убивать грешно. Однако этот замечательный принцип не переносится на людей, особенно на «расу паразитов» и вообще всех «недочеловеков».
Парсифаль приходит к осознанию своей освободительной миссии, по мысли Р. Вагнера, через «сострадание». Но это «сострадание» не имеет ничего общего с христианским состраданием, с его «возлюби ближнего своего». Р. Вагнер считает, что осознание своей спасительной миссии приходит к Парсифалю тогда, когда он понимает, что это есть для него «нужда», «необходимость».
Осознав необходимость этой борьбы за освобождение, Парсифаль получает копье Грааля, которым он распоряжается намного эффективнее, нежели Зигфрид своим мечом под названием «нотунг».
Перед тем, как Парсифалю удастся избежать кровосмесительного греха с Кундри, которую подсылает к нему чародей Клингзор, он наблюдает, как из раны другого героя – Амфотраса сочится кровь. Это «греховная кровь», кровь нечистая. Угроза потери чистоты крови нависает и над ним самим, когда к нему приближается дьявольски соблазнительная Кундри.
Характерно, что путь к спасению для Парсифаля достигается в результате убийства врагов человеком «твердым как сталь». Собственно то «спасение», которого добивается Парсифаль путем физического устранения своих врагов, это спасение чистоты крови, спасение от греха кровосмешения, от проклятия нечистой крови. Чистая кровь, смешиваясь с той кровью, которая хранилась в чаше Грааля, несет с собой процветание и избавление от проклятья бесплодия.
Тайна Грааля состоит, таким образом, по мысли Р. Вагнера и его последователей, не в каком-то связанном с ним чуде, а в сохранении чистоты арийской расы. Не случайно Р. Вагнер называл своего баварского порфироносного покровителя Людвига II «королем Грааля».
В узком и строго законспирированном «Байретском кружке» превозносили «очищенный» образ Христа. Дело в том, что главные теоретики элиминаторного расизма высказывали сомнение относительно иудейского происхождения христианского спасителя. Особое удовольствие им доставлял евангельский эпизод, связанный с изгнанием Христом еврейских менял из храма.