«Нельзя ведь забывать и того факта, – подчеркивал А. Гитлер, – что правители современной России – это запятнавшие себя кровью низкие преступники, это накипь человеческая, которая воспользовалась благоприятным для нее стечением трагических обстоятельств, захватила врасплох громадное государство, произвела дикую расправу над миллионами передовых интеллигентных людей, фактически истребила интеллигенцию и теперь, вот уже скоро десять лет, осуществляет самую жестокую тиранию, которую когда-либо знала история. Нельзя далее забывать и то обстоятельство, что эти владыки являются выходцами из того народа, черты которого представляют смесь зверской жестокости и непостижимой лживости, и что эти господа, ныне больше чем когда бы то ни было, считают себя призванными осчастливить весь мир своим кровавым господством. Ни на минуту нельзя забывать, что интернациональное еврейство, ныне полностью держащее в своих руках всю Россию, видит в Германии не союзника, а страну, предназначенную понести тот же жребий».
Война на востоке против Советского Союза коренным образом отличалась от той войны, которую нацистская Германия вела на западе. Эта война изначально планировалась как «Vernichtungskrieg» – как война на уничтожение, как война на истребление. Истреблению подлежало все (!) население нашей страны. Сегодня можно не принимать в расчет, сколько наших соотечественников осталось бы в живых в переходный период до полной германизации наших территорий.
Как справедливо заметила Ханна Арендт, немцы превратили во время Второй мировой войны физическое уничтожение людей в элемент своей извращенной «демографической политики».
В целом можно говорить о том, что для немцев война против Советского Союза была войной расовой и мировоззренческой. Собственно говоря, суть мировоззренческой основы состояла в расовом подходе к мировой истории.
В сознании простого немецкого солдата это была война против представителей «низшей расы», против евреев и других «азиатов». Немецкие солдаты были в большинстве своем убеждены в том, что война против Советского Союза, война против «еврейского большевизма» была неизбежной, и многие из них даже радовались тому, что именно на их долю выпала честь выполнить эту задачу. И офицеры, и солдаты вермахта были уверены, что если бы «большевики» первыми напали на Германию, то было бы уничтожено большое количество их соотечественников.
Один из солдат в письме на родину в 1941 году рассуждает о том, что бы было с немецкими женщинами, если бы эти «дикие орды русских» захватили Германию. А немецкий унтер-офицер на восточном фронте так излагал свое видение войны против Советского Союза: «Война здесь в России не похожа на войны с другими государствами. Это уже не люди, это дикие орды и изверги, которых большевизм в последние 20 лет таким образом и выращивал. К таким людям нельзя проявлять сострадание, так как они все трусливые и хитрые» (Erobern und vernichten, 212). Здесь поражает уже не столько действенность пропаганды и индоктринации, сколько отсутствие сострадания, и так рассуждало большинство солдат, которые искренне считали себя правоверными католиками или протестантами.
Но есть и еще одна тонкость в этом упорном нежелании немцев признать чудовищно несправедливый характер войны. Многие из них рано поняли, что войну у Советского Союза выиграть нельзя, и боялись справедливого возмездия. Этот страх перед возмездием был столь велик, что он действует до сих пор и самым активным образом влияет и на интерпретацию новейшей истории Германии. Отрицать свою вину – значит уйти от наказания. Этот страх имеет, несомненно, явные наследственные признаки.
Немцы так боялись этого возмездия, что историки только в конце 1970-х годов осмелились говорить о судьбе 3,5 млн. российских военнопленных, которые были самым варварским образом умерщвлены в Германии уже к середине 1942 года. Но и после этого нормального человеческого сострадания, не говоря уже о христианском, по поводу этих жертв до сих пор не замечается.
В планы немецкого командования входило также перевести продовольственное содержание вермахта на территории СССР в кратчайшие сроки полностью на местные ресурсы. Это предполагало в плановом порядке убийство десятков миллионов советских людей.
Потери среди гражданского населения СССР превышают 7 млн. человек. Только эти цифры уже намного превосходят масштабы еврейского холокоста. Американские юристы, занимавшиеся в апреле 1948 года в Нюрнберге разбирательством преступлений, совершенных войсками СС, пришли к выводу, что зверства эсэсовцев, дикость и жестокость этих «лучших из немцев», превосходят все мыслимые границы и находятся «за пределами опыта нормального человека».
Однако «русский холокост» ни в современной политической системе Германии, ни в сознании граждан этой страны не занимает никакого места. Логичным выглядит предположение, что очень модная в последнее время тема, связанная с попыткой представить немцев как чуть ли не главных «жертв» Второй мировой войны, имеет непосредственное отношение к попыткам любым способом уйти от ответственности. Понятно, что речь идет не о юридической ответственности, мы говорим об ответственности внутренней, о том, что можно было бы назвать историческим чувством ответственности или исторической совестью.
Существует мнение, что, если бы А.Гитлер по каким-то причинам умер уже в 1938 году, он вошел бы в историю как величайший политический деятель. Такое мнение, например, высказал весьма авторитетный публицист и историк Себастьян Хаффнер (Sebastian Haffner). В это, конечно же, трудно поверить. Очевидно, что цели Гитлера по захвату территории СССР и физическому уничтожению всего населения, были уже сформулированы и имели множество сторонников на разных уровнях.
Эти цели были обозначены еще в 1933 году. 3 февраля 1933 года в доверительной беседе с генералами рейхсвера А. Гитлер заявил о том, что главным направлением его внешней политики является завоевание «жизненного пространства на востоке и его беспощадная (ruecksichtslos) германизация» (Das Russlandbild, 9).
Слово «беспощадная» совершенно отчетливо свидетельствует о том, что А. Гитлер не собирался «освобождать» Советский Союз. Совершенно очевидно, что речь в данном случае идет о физическом уничтожении всего населения страны.
Следует иметь в виду, что нацисты были действительно нацистами, то есть для них первостепенную роль играл вопрос крови. Ни знание немецкой культуры, ни языка, ни веры не спасли бы людей от физического уничтожения. По своей жестокости немецкий оккупационный режим не имеет аналогов в истории, и его нельзя сравнить с ситуацией при оккупации ни одной другой страны.
Гитлер был прекрасно осведомлен о том, что происходит на восточном фронте. С видимым удовольствием рассказывал он испанскому послу Эспинозе о том, что в России идет «настоящая человеческая бойня» (Fest, 920).
«Вероятно некоторые люди, – пояснял А. Гитлер свою позицию в узком кругу приближенных в самом начале осуществления «Плана Барбаросса», – схватятся за голову и скажут: как же может фюрер уничтожить такой город, как Санкт-Петербург? По своей натуре я принадлежу к совершенно другому типу (Gattung). Я бы сам предпочел не делать людям ничего плохого. Но, если мой род (die Art) находится в опасности, тогда чувства во мне уступают место холодной как лед решимости (eiskalter Ueberlegung)» (Fest, 920).
Грабительский характер войны нацистской Германии против Советского Союза трудно отрицать кому бы то ни было. Разработчики «Генерального плана Восток» исходили из того, что им удастся в короткий срок уничтожить миллионы жителей Советского Союза и освободить таким образом оккупированную территорию для следующего этапа «безжалостной германизации». Г. Геринг 8 ноября 1941 года в документе, озаглавленном «Основные направления для оккупированных советских территорий», откровенно говорит о том, что до конца 1941 года планировалось умертвить голодной смертью от 20 до 30 млн. человек.
Хочется подчеркнуть, что это не было для них неизбежным злом, так сказать, побочным продуктом завоевания. Это было частью хорошо продуманной стратегии массового уничтожения людей, которую планировали и уже начали осуществлять эти представители нации «поэтов и философов».
Петер Хайнц Серафим был во время войны чиновником военного совета на Украине. Главным вопросом в его деятельности было «устранение лишних едоков», в первую очередь жителей больших городов. У П.Х. Серафима, человека с такой благозвучной христианской фамилией, был академический титул – он был профессором.
Еще один представитель немецкой интеллектуальной элиты берлинский профессор Вольфганг Абель провел по заказу вермахта антропологическое исследование, в результате которого пришел к выводу, что «русских надо уничтожить».
Ко всем этим планам планомерного уничтожения всего населения Советского Союза непосредственное отношение имело и еще одно гражданское ведомство – имперский комиссариат (министерство) по укреплению немецкости.
Кстати, именно этому ведомству за день до нападения на Советский Союз Г. Геринг поручил разработку так называемого «Генеральплан Ост», или «Генерального плана Восток».
Судя по всему, Г. Геринг хорошо знал о том, что в министерстве по укреплению немецкости к этому времени была проделана большая предварительная работа. Не удивительно, что план этот был готов уже через три недели.
Текст этого первоначального плана не сохранился, что очень странно для Германии с ее любовью к бюрократическому порядку. Очевидно, он содержал нечто весьма постыдное для страны «поэтов и философов».
К работе по реализации «Генерального плана Восток» подключился и Немецкий рабочий фронт. Его представители обещали перевести в самое ближайшее время 700 тысяч небольших сельскохозяйственных предприятий на оккупированные территории Советского Союза. Такое переселение, по мнению авторов проекта, должно было улучшить социальную структуру населения и в самой Германии.
Конечно же, задачу, связанную с физическим уничтожением и выселением миллионов людей, нельзя было решить за несколько месяцев. Поэтому в комиссариате по укреплению немецкости была разработана концепция создания «Районов заселения» (Siedlungsgebiete), «Маркировки заселения» (Siedlungsmarke) и «Заселенных укрепрайонов» (Siedlungsstuetzpunkte). Между собой эти поселения немцев на территории Советского Союза отличались бы временным процентным соотношением местного населения. Количество оставленного в живых местного населения определялось, конечно же, не гуманными соображениями, а целесообразностью и полезностью для осуществления целей «беспощадной германизации».