При этих словах, как бы желая придать им еще больше решительности, она протянула руку, и на её пальце блеснуло золотое кольцо. Рауль побледнел.
— Вы не замужем, а между тем носите обручальное кольцо!..
Он хотел взять её руку, но она ее быстро отдернула.
— Это подарок, — смущенно произнесла она, краснея до корней волос.
— Кристина, раз вы не замужем, значит, это кольцо вам подарил тот, кто, рано или поздно, надеется стать вашим мужем. Зачем же вы это скрываете? Зачем вы меня мучаете? Это кольцо — то же обещание. Принимая его, вы связываете себя на всю жизнь.
— Я ей это тоже сказала, — вздохнула старуха.
— И что она вам ответила?
— То, что мне вздумалось, — вскричала выведенная из себя Кристина. — Не находите ли вы, сударь, что ваш допрос длится слишком долго… что касается меня, то…
— Простите меня за то, что я осмелился с вами так говорить, — прервал ее Рауль, в страхе, что она произнесет роковые слова разрыва… — Если я позволяю себе вмешиваться в то, что меня не касается, то это только потому, что я вас люблю… Но прежде всего я должен вам сказать, что я видел… я видел больше, чем вы думаете, Кристина. Это было что-то такое сверхъестественное, что я до сих пор не верю своим глазам…
— Что же вы видели?
— Я видел в какой вы пришли экстаз при одном звуке «голоса», того самого голоса, который несся не то из-за стен, не то из соседней уборной… вы забыли обо всем окружающем… вы были зачарованы… И в этом весь ужас вашего положения. А между тем, вы, по-видимому, разгадали обман, так как сами говорите, что «ангела музыки» не существует… Каким же образом он вас опять увлек? На вашем лице сияла такая радость, как будто вы действительно слушали ангелов. Этот голос страшен, Кристина, я сам на себе испытал его очарование… Заклинаю вас именем неба, именем вашего покойного отца, который так любил нас обоих, скажите же вашей благодетельнице и мне, кому принадлежит этот голос?! Скажите, и мы вас спасем, спасем даже помимо вашего желания… Ну, скорее, скажите нам, как его зовут, кто осмелился подарить вам это кольцо?
— Господин де Шаньи, вы этого никогда не узнаете, — холодно произнесла девушка.
Вслед за её словами раздался недовольный голос госпожи Валериус, неожиданно перешедшей на сторону своей воспитанницы:
— А если она любит этого человека? Тогда это, господин виконт, Вас не касается.
— Увы, мадам, — едва сдерживая слезы, произнес Рауль. — Я тоже начинаю думать, что она его любит. Сомнений нет, я одного только боюсь, достоин ли он такой любви!
— Об этом предоставьте судить только мне, — едва сдерживая раздражение, сказала Кристина.
— Человек, соблазняющий молодую девушку при помощи таких фантастических приемов…
— Должен быть негодяем, не правда ли? А эта девушка — дурой! Вы это хотели сказать?
— Кристина!
— Как вы можете осуждать человека, которого вы не только не знаете, но даже никогда не видели.
— Вы ошибаетесь, Кристина… По крайней мере, мне известно его имя. Вы напрасно скрываете… Вашего «ангела музыки» зовут Эрик.
Кристина побледнела, как полотно.
— Кто вам сказал?
— Вы сами!
— Когда?
— Сегодня ночью! Разве вы не помните, что войдя к себе, вы прошептали — «Бедный Эрик»! О! бедный Рауль это хорошо слышал.
— Вы опять подслушивали у дверей?
— Ошибаетесь! Я был в комнате, за портьерой.
— Несчастный! — в ужасе воскликнула она. — Вы хотите, чтобы вас убили?
— Может быть!..
В этих словах прозвучало столько любви и отчаяния, что Кристина не могла сдержать слез. Она вдруг взяла Рауля за руки и посмотрела на него с такой нежностью, что он сразу почувствовал, как затихает его горе.
— Послушайте, Рауль, — сказала она, — вы должны забыть не только имя, но даже самое существование голоса. И не старайтесь проникнуть в его тайну.
— Разве она так ужасна?
— Страшнее её нет на свете!..
Молодые люди замолчали. Рауль был удручен.
— Поклянитесь мне, что вы не будете стараться что-нибудь узнать, — снова сказала Кристина. — Поклянитесь, что вы не войдете в мою гримерную, пока я вас сама не позову.
— А вы обещаете меня когда-нибудь позвать, Кристина?
— Обещаю.
— Когда?
— Завтра…
— В таком случае, клянусь!
Таковы были их последние слова в этот день. Рауль поцеловал руку Кристины и вышел, проклиная таинственного Эрика и давая себе слово быть терпеливым.
Глава 11
На другой день он ее увидел в театре. На её пальце по-прежнему блестело кольцо. Она отнеслась к нему как-то особенно тепло, задушевно и долго расспрашивала о его планах на будущее. Он сказал, что отправление полярной экспедиции состоится ранее назначенного срока, благодаря чему недели через три, самое позднее через месяц, он должен будет уехать из Франции.
Она успокоила его, говоря, что он должен радоваться этому путешествию, которое послужит первой ступенью к грядущей славе, и на его слова, что никакая слава не может заменить ему любви, она журила его как ребенка, у которого всякое горе сиюминутно.
Наконец он сказал:
— Как вы можете, Кристина, говорить так легко о таких серьезных вещах? Может быть, мы никогда не увидимся, я могу умереть…
— И я тоже, — просто сказала она. — Улыбка сбежала с ее губ. Она задумалась. Вдруг неожиданная мысль мелькнула в ее голове, глаза заблестели.
— О чем вы думаете, Кристина?
— Я думаю о том, что мы больше никогда не увидимся…
— И это вас так радует?
— И что через месяц мы должны будем расстаться навсегда…
— От нас самих зависит никогда не расставаться.
Кристина закрыла ему рот рукой.
— Молчите, Рауль! Об этом не может быть и речи. Я не могу быть вашей женой, вы сами это знаете…
Ею вдруг овладела шумная веселость. Она шаловливо захлопала в ладоши. Рауль смотрел на нее с удивлением.
— Но это ничего не значит… да, конечно, — произнесла она, неожиданно протягивая ему руки, с таким жестом, как будто она ему их дарила, — конечно, если мы не можем пожениться, мы все-таки можем считать себя женихом и невестой… Об этом никто не будет знать. Если существуют тайные браки, отчего не быть тайным помолвкам?.. И так, Рауль, мы целый месяц будем женихом и невестой. А когда вы уедете, воспоминанье об этом месяце останется со мной на всю жизнь…
— Я буду счастлива… и это счастье никому не причинит огорчения, — задумчиво добавила она.
Рауль пришел в восторг от этой идеи и постарался поскорее провести ее в жизнь.
— Мадмуазель, — почтительно сказал он, отвешивая ей церемонный поклон, — имею честь просить Вашей руки.
— Да уж, они обе у вас, мой дорогой жених… Ах, Рауль, как мы будем счастливы этот месяц!
«Неосторожная! — думал про себя Рауль. — За этот месяц я заставлю ее позабыть «голос», так или иначе узнаю эту страшную тайну, и тогда Кристина согласится быть моей женой. В ожидании этого, что ж, поиграем в жениха и невесту!»
Что это была за очаровательная игра. Оба чистые душой и телом, как дети, они были безмерно счастливы.
Сколько было произнесено нежных слов, сколько уверений, сколько клятв верности! Даже мысль, о том, что через какой-нибудь месяц от этих клятв не останется и следа, придавала им какую-то особенную острую прелесть. Они играли своими сердцами, как другие играют в мяч, и надо было быть очень осторожными, чтобы не нанести ceбе удара. Однажды, приблизительно неделю спустя после начала игры, молодой человек не выдержал: «Я не уеду на северный полюс»!
Кристина, не ожидавшая по своей наивности такого результата, впервые поняла, как опасна была затеянная ею игра. Она ничего не ответила и, простившись, пошла домой. Это произошло в её гримёрной, где она обыкновенно назначала ему свиданья и где они иногда устраивали маленькие пиршества, довольствуясь несколькими бисквитами, стаканчиком портвейна и букетиком фиалок.
В этот вечер она не пела. Наутро, несмотря на то, что они условились писать друг другу в течение этого месяца ежедневно, он не получил обычного письма. Едва поднявшись с постели, он бросился к госпоже Валериус, которая ему сообщила, что Кристина вчера в пять часов вечера неожиданно уехала на два дня. Рауль был ошеломлен. Его до глубины души возмущало спокойствие госпожи Валериус.
Напрасно он так и этак старался от нее что-нибудь выведать, она видимо сама ничего не знала и на все его вопросы отвечала: «Это — тайна Кристины!»
— Нечего сказать, — расстроенно шептал он, спускаясь с лестницы, — госпожа недурно охраняет молодых девушек!..
Но где же, однако, Кристина? Два дня! Два потерянных дня, когда и без того их счастье так кратковременно! И он сам в этом виноват… Разве не было решено, что он уедет? Да, наконец, если бы даже он решил остаться, зачем было ей об этом заранее говорить… Он осыпал себя упреками и не успокоился до тех пор, пока снова не увидел Кристину. Её возвращение ознаменовалось триумфом. Она одержала такую же блестящую победу, как и в тот незабвенный вечер. После инцидента «с жабой» Карлотта не решалась выступать на сцене. Боязнь, как бы с ней не повторилось того же самого, парализовала её голос, и один вид театра, свидетеля её позора, был ей нестерпим. Она нарушила контракт, и все её партии тот час же перешли к Даэ. Первый же выход Кристины в «Иудейке» был одной сплошной овацией.
Один виконт не мог разделять всеобщего восторга: Кристина все еще носила кольцо, и какой-то тайный голос шептал ему на ухо: «Смотри, она не расстается с кольцом, которое ей подарил твой соперник, она опять «отдает свою душу» и опять ему, а не тебе. А если она не скажет тебе, где она провела эти два дня, спроси у Эрика»!
Он бросился на сцену. Она сразу его увидела и увлекла в гримерную, не обращая внимания на саркастические замечания своих вновь испеченных поклонников. Рауль упал перед ней на колени, клялся, что он уедет, молил не отнимать от него ни одного часа их идеального счастья. Она плакала. Они целовались, как брат и сестра, сраженные одним ударом, оплакивающие дорогого, близкого покойника.