— И так, завтра ровно в полночь я буду здесь, в гримерке, — задумчиво проговорил молодой человек, — и что бы ни случилось, я сдержу свое обещание. Вы говорите, что он после спектакля будет ждать вас «в столовой у озера»?
— Да.
— Как же вы туда попадете?
— Я пойду прямо к озеру.
— Через все подземелье? По тем самым коридорам и лестницам, где проходят тысячи служащих, которые, встретив в подземелье Кристину Даэ, конечно, поинтересуются, куда она направляется, и в результате у озера соберется целая толпа.
Кристина вынула из шкатулки огромный ключ и показала его Раулю.
— Что это такое? — спросил тот.
Это ключ от калитки на улице Скриб.
— Понимаю: прямой ход к озеру. Дайте мне этот ключ, Кристина!
— Ни за что! — энергично сказала она. — Это было бы с моей стороны предательством.
Вдруг смертельная бледность покрыла её лицо.
— Боже мой! — воскликнула она… — Эрик!.. Эрик!.. Сжальтесь надо мной!..
— Замолчите! — остановил ее молодой человек. — Вы сами сказали, что он может вас услышать.
Но поведение певицы становилось все более и более непонятным. Она заламывала руки и продолжала повторять:
— Боже мой!.. Боже мой!..
— Что случилось? Что с вами? — спрашивал Рауль.
— Кольцо!
— Какое кольцо? Что такое? Умоляю вас, придите в себя, Кристина.
— Золотое кольцо, которое он мне подарил…
— Ах! Так вам его подарил Эрик?
— Вы же это знаете, Рауль. Но что вам неизвестно, такого то, что он сказал, даря это кольцо: «Я возвращаю вам свободу, Кристина, но при одном условии, что вы всегда будете носить это кольцо. Пока оно будет у вас, вы застрахованы от какой — бы то ни было опасности и Эрик будет вашим другом. Но если вы его снимете, берегитесь, Кристина: Эрик умеет мстить»! И вот теперь кольца нет!.. Мы погибли, мой друг, мы погибли!..
Напрасно они искали его по всей комнате. Кольцо бесследно исчезло. Девушка была в отчаянии.
— Вероятно, оно соскользнуло у меня с пальца во время нашего поцелуя у статуи Аполлона и упало с крыши, — растерянно говорила она. — Теперь его не найти и нас ожидает какое-нибудь ужасное несчастье. Ах, бежать!.. бежать!..
— Бежим сейчас!.. — опять повторил Рауль.
Она видимо колебалась. Казалось, вот, вот она согласится, но вдруг глаза её затуманились и со словами: «Нет, завтра», — она быстро выбежала из гримерки, продолжая ощупывать свои пальцы, как будто надеясь, что каким-нибудь чудом кольцо опять окажется на своем месте. Между тем Рауль, взволнованный всем, что он услышал, пошел домой.
— Если я вовремя не вырву ее из рук этого шарлатана, — громко сказал он, ложась в постель, она погибнет; но я ее спасу во что бы то ни стало!
Он потушил лампу и, поддаваясь непреодолимому желанию дать волю кипевшей в ненависти к Эрику, громко воскликнул: «Шарлатан!.. шарлатан!.. шарлатан»!..
Но вдруг он приподнялся на локти, холодный пот выступил у него на лбу. Прямо перед ним, среди непроницаемой темноты его спальни, зажглись два горящих, как угли, глаза.
Несмотря на все свое мужество, Рауль растерялся. Он ощупью нашел на ночном столике спички и зажег свечу. Глаза исчезли.
Это его не успокоило.
— Она мне сказала, — подумал он, — что его глаза видны только в темноте. Теперь они исчезли, но он вероятно еще тут.
Он поднялся с постели, обошел всю комнату, заглянул, как ребенок, под кровать и, наконец, громко сказал:
— Чему верить? Да и верить ли вообще? Все, что она говорила, так похоже на сказку. Может быть, вся эта история только плод её воображения. Да и я сам… Действительно ли я видел эти огненные глаза, или это просто галлюцинация? — Он опять лег и потушил свечу. Глаза смотрели на него, как и раньше. Он сел на постель и в свою очередь старался не спускать с них глаз. Наконец, набравшись храбрости, он закричал:
— Эрик, это ты? Отвечай же, кто ты, человек, гений, призрак! — Если это он, подумал Рауль, он должен стоять на балконе.
Вскочив с постели, он подбежал к столу, взял револьвер и распахнул дверь на балкон. Ночь была очень прохладная. Убедившись, что на балконе никого не было, он вернулся в комнату и запер за собой дверь. Дрожа от холода, он снова лег в постель, положив около себя револьвер, и опять потушил свечу.
Глаза были на своем месте, в ногах постели. Но находились ли они здесь, в комнате, или за стеклом на балконе — вот что главным образом интересовало Рауля. Наконец, принадлежали ли они живому существу, или это было просто какое-нибудь наваждение?
И спокойно, не нарушая безмятежной тишины окружающей его ночи, он поднял револьвер и прицелился.
Два, блестящих как звезды, глаза продолжали смотреть на него в упор. Он прицелился несколько выше их, с таким расчетом, чтобы в случае, если обладатель этих глаз оказался бы человеком, попасть ему прямо в лоб…
Громкий звук выстрела, как удар грома, разнесся по всему дому…
Рауль продолжал сидеть на постели, не спуская глаз с балконной двери. На этот раз оба глаза исчезли. Между тем в доме поднялся переполох, послышались чьи-то поспешные шаги, зажгли огонь, появилась прислуга и вместе с ней взволнованный граф Филипп.
— Что случилось, Рауль?
— Ничего особенного, — ответил молодой человек. — Мне мешали спать две звезды, и я в них выстрелил.
— Ты бредишь! Ты болен, Рауль! Скажи мне ради Бога, что случилось? — граф взял у него револьвер.
— О, нет, я не брежу… Мы, впрочем, это сейчас узнаем…
Он набросил на себя халат, надел туфли и взяв свечу, вышел на балкон. Стеклянная дверь балкона была на высоте человеческого роста пробита пулей. Рауль перегнулся через перила.
— Ого! — протянул он. — Кровь… здесь… и там дальше тоже кровь… Тем лучше!.. Привидение становится не столь опасным.
— Рауль! Рауль!
Граф тряс его за плечи, как лунатика, которого надо скорее разбудить от его опасного сна.
— Вы напрасно думаете, что я сплю, — с нетерпением в голосе сказал Рауль. — Вы, как и все, не можете не видеть крови. Я думал, что мне все это приснилось. Но очевидно, то были действительно глаза Эрика и это его кровь.
— Пожалуй, я напрасно стрелял, — забеспокоился он вдруг. — Кристина мне этого может не простить. И ничего бы этого не случилось, если бы я не забыл спустить шторы.
— Рауль, ты с ума сошел! Приди же, наконец, в себя!
— Опять! Вы бы лучше, Филипп, помогли мне найти Эрика. Привидение, которое оставляет после себя следы крови, уж не так трудно найти…
— Действительно, сударь, — подтвердил камердинер графа, — весь балкон забрызган кровью.
Принесли лампу, при свете которой выяснилось, что следы крови шли вдоль перил балкона, до водосточной трубы, а затем подымались по ней к крыше.
— Мой милый, — сказал Филипп брату, — ты стрелял в кошку.
— Весьма возможно! — насмешливо произнес Рауль, и скользнувшая на его губах улыбка еще более озадачила графа. — От него всего можно ожидать. Кто знает, был ли это Эрик, или кошка, призрак или человек? Эрик на все способен!
Эти бессвязные слова, казавшиеся Раулю, еще находившемуся под впечатлением рассказа Кристины, вполне понятными, только подтверждали ужасное предположение графа о внезапном помешательстве молодого человека.
— Кто это Эрик? — спросил он, беря брата за руку.
— Мой соперник! И если он не убит, тем хуже для него.
И он жестом приказал прислуге выйти из комнаты.
Братья остались вдвоем. Но закрывая за собой дверь, камердинер графа слышал, как Рауль громко произнес:
— Сегодня вечером я увезу Кристину Даэ!
Это фраза была потом доведена до сведения судебного следователя Фора, но чем вообще кончилась ночная беседа братьев, к сожалению, осталось неизвестным. Прислуга рассказывала, что между ними за последнее время часто происходили ссоры, во время которых постоянно упоминалось имя Кристины Даэ. За утренним завтраком, который подавали графу в его рабочий кабинет, он приказал попросить к себе брата. Рауль вошел сумрачный и молчаливый. Разговор был краток.
— Прочитай! — отрезал старший брат, протягивая свежий номер «Epoque», указывая пальцем на небольшую заметку.
Рауль прочитал вполголоса.
«Все Сен-Жерменское предместье заинтересовано предстоящей помолвкой виконта Рауля де Шаньи с известной оперной примадонной Кристиной Даэ. Ходят слухи, что граф Филипп, недовольный неравным браком своего брата, поклялся, что впервые один из Шаньи не сдержит данного им слова. Принимая во внимание всемогущество любви вообще и закулисной в частности, спрашивается, какими средствами удастся ему помешать молодому виконту дать свое имя «Прекрасной Маргарите». Хотя между братьями и существует, как говорят, самая нежная дружба, но граф горько ошибается, если надеется выйти победителем из этой, более чем неравной, борьбы любви и предрассудка»!
— Как видишь, ты делаешь нас всеобщим посмешищем, — сказал Филипп. Эта особа свела тебя с ума своими призраками. (Таким образом, я могу сделать вывод, что Рауль всё-таки рассказал брату о похищении Кристины призраком)
— Прощайте, Филипп!
— И так, это решено? Ты сегодня уезжаешь?.. Виконт многозначительно молчит… — И с ней?.. Ты не сделаешь такой глупости… Я сумею тебе помешать!
— Прощайте, Филипп! — повторил Рауль и вышел.
Этот разговор был передан следователю самим виконтом, который видел потом своего брата только в театре за нисколько минут до исчезновения Кристины Даэ. Весь этот день Рауль провел в приготовлениях к отъезду.
Поиски экипажа, лошадей, укладка багажа, заботы о провизии, наконец, составление маршрута, — он решил ехать на лошадях, будучи уверен, что привидение, не дождавшись Кристины, первым долгом бросится на вокзалы, — все это заняло его до самого вечера.
В 9 часов вечера большая дорожная карета, запряженная парой крупных, сильных лошадей, с опущенными на окнах занавесками, заняла место в длинной веренице экипажей, выстроившихся у здания Парижской Оперы. Перед этой каретой стояли три других. Следствие потом выяснило, что одна из них принадлежала неожиданно вернувшейся в Париж Карлотте, другая Сорелли, а третья, стоявшая впереди всех, графу де Шаньи. Таинственная карета казалась пустой, и кучер, лицо которого благодаря надвинутой на лоб шапке и обмотанному несколько раз вокруг шеи шарфу, было неузнаваемо, не подвижно сидел на козлах.