— Не понимаю, о чем вы говорите, — равнодушно произнес Габриэль, видимо желая прекратить разговор.
Но Реми не унимался.
— У них какая-то новая мания. Они никого к себе не допускают.
— То есть, как это не допускают?
— Очень просто. Не позволяют до себя дотронуться.
— Неужели? Действительно, это странно…
— А-а! Вы тоже с этим согласны! Давно пора! Но это еще не все. Они, вместо того, чтобы ходить, как все люди, — вперед, пятятся назад.
— Вы заметили, что наши директора пятятся назад? А я до сих пор думал, что пятятся назад только раки.
— Вы напрасно смеетесь, Габриэль. Лучше объясните мне, что это значит, что когда я, в антракте, перед третьим действием, подошел здороваться с Ришаром, Моншармэн мне прошептал на ухо: «Не подходите, не подходите!.. Не дотрагивайтесь до господина директора»! Можно подумать, что я прокаженный.
— Невероятно!
— А разве вы не видели, как несколько минут спустя после этого, видя, что к Ришару направляется Бордерийский посланник, Моншармэн бросился ему на встречу со словами:
— Ради Бога, не дотрагивайтесь до господина директора!
— Поразительно! Что же в это время делал Ришар?
— Что же он делал? Вы отлично видели. Он оборачивался налево и направо и отвешивал низкие поклоны, несмотря на то, что перед ним никого не было. А потом стал пятиться назад.
— Назад?
— Да. И Моншармэн, стоя как раз за спиной, проделал то же самое и точно также стал пятиться назад, пока оба они не дошли таким образом до внутренней лестницы. Если они и после этого, по-вашему, не сумасшедшие, то вы должны мне объяснить в чем дело.
— Может быть, они репетировали какое-нибудь балетное па? — смущенно произносить Габриэль. Реми, оскорбленный такой неудачной шуткой, недовольно нахмурил брови и наклонился еще ближе к собеседнику.
— Не ломайте комедию, Габриэль! Все, что здесь происходит, может кончиться для вас и Мерсье очень печально.
— В чем же дело? — спросил Габриэль.
— Не одна только Кристина Даэ исчезла сегодня вечером.
— А? Неужели?
— Вы напрасно удивляетесь. Можете вы мне лучше скажите, куда девал Мерсье мадам Жири, которую он вел за руку по коридору
— Он ее куда-то вел? Я об этом и не знал.
— Вы настолько хорошо об этом знали, что даже проводили их до кабинета Мерсье. Но вот что вы потом сделали с мадам Жири — интересно!
— Вы предполагаете, что мы ее съели?
— Нет, но вы ее заперли на ключ; проходя мимо кабинета управляющего театром, слышно было, как она истошно вопила: «Разбойники! Негодяи»!
Этот странный разговор прервался на самом интересном месте появлением запыхавшегося Мерсье.
— Ничего не понимаю, — растерянно сказал он. — Подойдя к двери, я стал кричать: «Откройте! Очень это очень срочно! Это же я, Мерсье»! Послышались шаги. Дверь отворилась, и на пороге её появился, бледный как полотно, Моншармэн. На его вопрос: «Что вам надо»? Я сказал: «Кто-то похитил Кристину Даэ». Знаете, что он ответил? «Тем лучше для нее»! И захлопнул дверь, сунув мне предварительно в руку вот это. — Мерсье показывает.
— Французская булавка! — с удивлением воскликнул Реми.
— Странно! Очень странно! — задумчиво прошептал Габриэль.
Вдруг чей-то голос заставил их всех обернуться.
— Виноват, господа, не можете ли вы мне сказать, где Кристина Даэ?
Несмотря на то, что им всем было не до смеха, этот вопрос наверно вызвал бы у всех улыбку, если бы они не увидели перед собой такое бледное, полное отчаяния лицо, что они сразу поняли, как должен был страдать этот человек.
Глава 15
Первая мысль Рауля, когда он узнал о таинственном исчезновении Кристины Даэ, была, конечно, об Эрике. Он больше не сомневался во всемогуществе «Ангела музыки» и был уверен, что именно он и похитил молодую девушку.
Не помня себя от волнения, Рауль бросился на сцену.
— Кристина!.. Кристина!.. — без конца повторял он дорогое имя, и ему казалось, что до него доносятся её слабые стоны, слышится её голос, призывающий его на помощь. Он, как безумный, метался из стороны в сторону, наклонялся над люками, прислушивался… Он понимал только одно, что он должен спуститься «туда», спуститься скорее, не теряя ни минуты… Но как? Все люки закрыты, вход в подземелье, до прибытия полиции, запрещен!..
— Кристина!.. Кристина!.. — Его отчаяние вызывает смех… От него сторонятся, думая, что несчастный жених просто-напросто помешался. Между тем ужасные мысли теснились у него в голове. Где теперь Кристина? Куда ее упрятало это чудовище? Жива ли она? Смогла ли она пережить ту ужасную минуту, когда этот негодяй схватил ее в свои железные объятия?
Очевидно, Эрик подслушал их разговор, узнал об измене Кристины. Он будет мстить. И эта месть оскорбленного властелина будет ужасна. Кристину ждут самые ужасные пытки, и Рауль не может себе простить своего неудачного выстрела. О! если бы он его убил! Он больше не сомневается в том, что горевшие, как звезды, глаза принадлежали Эрику. На балконе был Эрик, это, несомненно, он, как кошка, или как ловкий вор, ускользнул от Рауля по водосточной трубе на крышу. Будучи ранен, он не мог ничего предпринять против своего соперника и теперь его гнев обрушится на Кристину.
— Кристина!.. Кристина!.. — бессвязно шептал Рауль, вбегая в её комнату. Горькие слезы застилали ему глаза, при виде лежащего на кушетке платья, которое она приготовила себе для отъезда. И от чего только она не согласилась уехать вчера!
Зачем было ждать, бравировать опасностью, играть в великодушие с таким чудовищем!..
Рауль, задыхаясь от рыданий, дрожащими руками проводил по большому, встроенному в стену зеркалу, которое однажды вечером, в его присутствии, поглотило Кристину. Он его ощупывает, придавливает, ищет какую-нибудь потайную кнопку… Но, увы! Оно, очевидно, слушается одного Эрика. Может быть, он напрасно ищет. Может быть, достаточно произнести какие-нибудь слова.
Он помнит, как ему рассказывали в детстве, что некоторые предметы повинуются заклинаниям…
Вдруг внезапная мысль осенила его: «Калитка на улице Скриб!.. Прямой ход к озеру»!..
Да, да, Кристина это говорила, показывая ему ключ!.. Рауль бросается к ящику. Ключа нет, но он, не теряя надежды, все-таки бежит на улицу Скриб.
Вот он уже на месте. Перед ним высокая, чугунная решетка, окружающая с этой стороны здание Парижской Оперы. Он ощупывает ее дрожащими руками, ищет калитку… Кругом так темно, что ничего нельзя различить! Он прислушивается… Все тихо… Он не перестает искать. Вот кажется что-то вроде калитки… Столбы!.. Да, так и есть, это вход на театральный двор!..
Рауль опрометью бежит к привратнице: «Простите, сударыня, не можете ли вы мне сказать, где находится калитка, т. е. вернее решетка… нет, калитка, выходящая на улицу Скриб и ведущая к озеру… Знаете, к озеру… к подземному озеру… под зданием Оперы!..»
— Да, я знаю, что такое озеро существует, но как туда пройти не имею понятия, я там никогда не была.
— А улица Скриб, сударыня, улица Скриб? Вы на ней когда-нибудь бывали?
Привратница разражается громким смехом. Рауль бежит обратно в театр, как вихрь взлетает и опять спускается по лестницам, пробегает через все здания и наконец, как вкопанный, останавливается посреди сцены. Его сердце готово разорваться: а что, если Кристина нашлась? Он подбегает к первой попавшейся группе.
— Виноват, господа, не видали ли вы Кристины Даэ?
В ответ слышится смех.
В эту самую минуту сквозь толпу пробирается невысокий, довольно плотный господин, с румяным, улыбающимся лицом и спокойными голубыми глазами.
Мерсье указывает на него Раулю и говорит:
— Вот к кому вам надо обратиться, сударь. Позвольте вам представить: полицейский комиссар Мифруа.
— А! Господин виконт де Шаньи?.. Очень рад с вами познакомиться, — говорит комиссар. — Попрошу вас последовать за мной. Однако, где же директора? Где директора?
Видя, что управляющий молчит, секретарь Реми отвечает комиссару, что господа директора у себя в канцелярии и им еще ничего неизвестно о происшедшем.
— Возможно ли?.. Пойдемте в канцелярию!
И Мифруа, сопровождаемый все увеличивающейся толпой любопытных, направляется к канцелярии. Мерсье, пользуясь толкотней, незаметно передает Габриэлю ключ.
— Дело может принять дурной оборот, — прошептал он, — выпусти Жири!
Когда все подошли к дверям канцелярии; они по-прежнему были заперты на ключ.
— Именем закона! Отворите! — пропищал тоненьким голоском Мифруа.
Дверь распахнулась. Первым в канцелярию вошел комиссар, за ним осторожно последовали остальные. Рауль шел позади всех и только собирался переступить порог вслед за другими, как вдруг почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо, и незнакомый голос прошептал на ухо:
— Тайна Эрика должна быть священна!
Он быстро обернулся. Перед ним стоял смуглый, коренастый человек, с блестящими проницательными глазами с барашковой шапкой на голове. Перс!..
Незнакомец поднес, в знак молчания, палец к губам, и прежде чем Рауль успел что-нибудь спросить, откланялся и исчез.
Прежде чем последовать за полицейским комиссаром Мифруа в кабинет директоров, я позволяю себе вернуться на несколько часов назад, дабы иметь возможность посвятить читателей в то, что происходило в этом самом кабинете, в то время как Мерсье и другие тщетно старались туда попасть.
Я уже говорил, что за последнее время оба директора постоянно бывали не в духе. И причиною этого было не одно только падение злополучной люстры, как думали многие, а совсем иное, неожиданное для них обстоятельство. Дело в том, что, несмотря на все их ухищрения и меры предосторожности, привидению удалось-таки получить с них свои ежемесячные двадцать тысяч франков. Произошло это очень просто.
Однажды утром директора нашли у себя в кабинете незапечатанный конверт с надписью: «от господина П. П. О. (лично в руки)». В прилагаемой тут же записке, призрак Парижской Оперы сообщал: