«Ввиду того, что сегодня истекает срок выдачи мне ежемесячного пособия, покорнейше прошу вложить в этот конверт двадцать тысяч франков, запечатать его вашей служебной печатью и передать мадам Жири, которая поступит с ним согласно полученным ею инструкциям».
Ришар и Моншармэн, не задаваясь вопросом, каким образом эти дьявольские послания могли попадать в запертый ими же на ключ кабинет, решили воспользоваться удобным случаем, чтобы поймать предприимчивого духа. Рассказав под большим секретом о своем намерении Габриэлю и Мерсье, они вложили в конверт 20 тысяч франков и без всяких объяснений передали конверт мадам Жири, которая в свою очередь ничему как будто даже и не удивилась. За ней был установлен самый строгий надзор, в результате которого выяснилось, что она, тот час же по получении конверта, положила его на барьер ложи № 5. В течение всего представления и даже после него, оба директора, а также Габриэль и Мерсье не спускали с него глаз, наконец, опера окончилась, публика разошлась, ушла и мадам Жири, а конверт все продолжал лежать на своем месте. Тогда директора решились покинуть свой наблюдательный пункт и вскрыть конверт. Все печати были целы, мало того, им даже сначала показалось, что деньги так и не тронуты, но разглядев их хорошенько, они убедились в том, что настоящее кредитные билеты были заменены поддельными. Они были ошеломлены. Моншармэн хотел заявить в полицию, но Ришар воспротивился, говоря, что у него есть план, благодаря которому привидение уже их больше не проведет.
Тем не менее, этот инцидент произвел на них самое удручающее впечатление. И если они тогда же не заявили об этом полиции, то только потому, что они все еще были уверены, что служат мишенью для неуместных шуток своих предшественников. В то же время у них стали зарождаться всякого рода подозрения, благодаря которым Ришар запретил говорить об этом деле мадам Жири, считая ее одной из сообщниц организатора этой загадочной истории.
Между тем время шло, настал срок уплаты следующих 20 тысяч франков. Как нарочно, этот день совпал с исчезновением Кристины Даэ.
Утром от призрака снова пришло письмо. «Поступите так же, как и в прошлый раз, — любезно сообщал П. П. 0. — Все вышло отлично. Передайте конверт с 20 тысячами франков милейшей мадам Жири». К записке, как и месяц назад, был приложен конверт. Оставалось только вложить в него деньги. Эта операция должна была произойти в тот же вечер, за полчаса до спектакля. Таким образом, ровно за полчаса до поднятия занавеса мы тоже заглянем в кабинет дирекции.
Ришар отсчитал на глазах Моншармэна 20 тысяч франков и положил их в конверт, который не запечатал.
— Теперь, — скомандовал он, — зови сюда Жири!
Через несколько секунд она вошла. На ней было все тоже вылинявшее черное платье и шляпа с грязно-бурыми перьями. Она раскланялась и с обычной развязностью первая начала разговор.
— Добрый вечер, сударь! Вы вероятно хотите передать мне конверт?
— Вы угадали, мадам Жири, — очень любезно произнес Ришар. — Я действительно хочу передать вам конверт и кроме того…
— К вашим услугам, господин директор! К вашим услугам! В чем дело?
— Прежде всего, я вам хочу задать один вопрос. Скажите, вы… все в таких же отношениях с привидением?
— В самых лучших, господин. директор, в самых лучших!
— А! великолепно! Так вот в чем дело, мадам Жири, — особенно серьезным тоном начал Ришар, — Я вам должен сказать… между нами говоря, вы не так глупы, как кажетесь!
— Господин директор! — возмутилась капельдинерша, — Я надеюсь, что в моем уме никто не сомневается!
— Я тоже так думаю и поэтому мы скоро поймем друг друга. Всю эту историю с призраком пора прекратить!
Г-жа Жири посмотрела на обоих директоров так удивленно, как будто они вдруг заговорили по-китайски. Затем, подойдя к Ришару, с беспокойством в голосе спросила:
— Что вы хотите этим сказать? Я не понимаю…
— Вы отлично понимаете… мадам Жири. И поэтому, прежде всего, потрудитесь нам сказать, как его зовут?
— Кого?
— Того, кому вы служите! Вы думаете, я не понимаю, что вы его сообщница?
— Я сообщница призрака? Я! Но в чем же?
— Вы исполняете все его приказы.
— Он так редко меня о чем-нибудь просит.
— И так хорошо дает на чай…
— Не могу жаловаться.
— Сколько же он вам дает за то, что вы ему передаете конверт?
— Десять франков.
— Чёрт возьми! Это не так много!
— Вы находите?
— Да, но об этом речь впереди. В данное время нам хотелось бы знать одно: что за причина вашей необыкновенной преданности этому привидению? Я не допускаю мысли, чтобы дружбу мадам Жири можно было купить всего за десять франков.
— Вы правы, господин директор. Я не скрою от вас этой причины, в ней ничего постыдного… наоборот…
— Мы в этом не сомневаемся.
— Я вам скажу… хотя призрак и не любит, чтобы я о нем много болтала, но тут речь идет только обо мне… — начала старуха. — И так, однажды вечером в ложе № 5 я нахожу адресованное мне письмо. Я и теперь, слово в слово, помню, что там было написано… Если бы я прожила сто лет, я и тогда бы не забыла его содержания!
Mадам Жири выпрямилась и с чувством продекламировала наизусть письмо:
«Мадам! В 1825 году корифейка мадмуазель Менстриэ сделалась маркизой де-Кюсси, в 1832 — танцовщица Mapия Тальони стала графиней Жильбер де-Вуазэн; в 1347 — танцовщица Лола Монтэс признана морганатической супругой Баварского короля Людовика; в 1870 — тоже танцовщица Тереза Гесслер вышла замуж за брата Португальского короля Дона Фернандо»…
Ришар и Моншармэн напряженно слушали старуху, которая, по мере того, как произносимые ею персоны становились все знатнее, все более и более вдохновлялась и наконец, как пифия у треножника, выкрикнула последнюю фразу своего пророчества:
— 1885 — Мэг Жири — императрица!!!
Задыхаясь от волнения, капельдинерша рухнула на стул.
— Это письмо, — с жаром продолжала она, — было подписано «Призрак Парижской Оперы»! Хотя до меня и доходили слухи об этом призраке, но я в него в то время еще не верила. Но после этого предсказания у меня не осталось никаких сомнений.
Действительно, при одном взгляде на взволнованную физиономию матушки Жири можно было безошибочно сказать, как на неё должны были подействовать эти два слова: «призрак и императрица»!
Но кто же, однако, был инициатором всей этой выдумки?
— Как! Вы его никогда не видели, и все-таки верите всему, что он говорит?
— Да, во-первых, потому, что благодаря ему, мою Мэг сделали корифейкой. Я ему как-то сказала: для того, чтобы она в 1885 году успела сделаться императрицей, нельзя терять времени даром, сделайте ее сначала корифейкой. Он сейчас же согласился, и стоило ему только шепнуть одно слово месье Полиньи, как мое желание тут же было исполнено.
— Значит Полиньи его все-таки видел?
— О, нет! Он только слышал его голос. Привидение сказало ему об этом на ухо, в тот вечер, когда он сидел один в ложе № 5.
— Вот так история! — вздохнул Моншармэн.
— Я всегда думала, — продолжает матушка Жири, — что между призраком и месье Полиньи существуют дружеские отношения, так как Полиньи никогда ему ни в чем не отказывал.
— Слышишь, Ришар? Полиньи ни в чем ему не отказывал.
— Слышу, слышу, — произнес Ришар. — Полиньи в дружбе с призраком, а так как мадам Жири в свою очередь в дружбе с Полиньи, вывод ясен. Но, однако, до Полиньи мне нет никакого дела. Меня больше интересует мадам Жири. Мадам Жири, вы знаете, что лежит в этом конверте?
— Нет.
— Посмотрите!
Жири смущенно заглядывает в конверт.
— Деньги! — восклицает она.
— Да, мадам Жири, это деньги!.. И вы это хорошо знаете.
— Я! Что Вы, господин директор!.. Я!.. Клянусь вам!..
— Не клянитесь напрасно! Ну, а теперь я вам скажу, зачем я вас собственно позвал… Я вас арестую!
Грязновато-бурые перья на шляпе матушки Жири, обыкновенно напоминающие собой два вопросительных знака, сразу вытянулись в восклицательные, и вся шляпа заходила ходуном. Удивление, негодование и испуг, охватившие одновременно бедную капельдинершу, выразились в каком-то чисто балетном пируэте, благодаря которому она очутилась в двух шагах от господина директора, который поспешил отодвинуться от нее подальше.
— Арестовать?! Меня?!..
Ришар не смутился.
— Да! Вас, мадам Жири! Вы — воровка!..
— Повтори!..
И прежде чем оба директора успели опомниться, она окатила Ришару звонкую пощечину. От этого движения находившийся у нее в руке конверт раскрылся и деньги, как гигантские бабочки, разлетались во все стороны. У обоих директоров мелькнула одна и та же мысль, и они с громким криком бросились подбирать с пола драгоценные бумажки.
— Не подменили ли их? — спрашивал себя Моншармэн.
— Те ли это? — волновался Ришар.
— Слава Богу! Настоящие!
Между тем матушка Жири не переставала осыпать их самыми разными словами, постоянно возвращаясь к одному и тому же напеву.
— Я — воровка!.. Воровка!.. а!..
Она задыхалась от негодования.
И вдруг стремительно бросилась к Ришару.
— Во всяком случае, — завизжала она, — месье Ришар должен знать лучше меня, куда девались 20 тысяч франков.
— Я! — изумляется Ришар. — Каким образом?
Моншармэн немедленно потребовал объяснений.
— Что это значит? — возмутился он. — Почему вы думаете, Ришар должен знать лучше чем вы, куда девались деньги?
Между тем Ришар, все более и более красный под пристальным взглядом Моншармэна, схватил матушку Жири за плечи и прорычал не своим голосом:
— Почему я должен это знать? Почему, отвечайте!
— Потому, что они у вас в кармане, — стараясь от него вырваться, выпалила старуха.
Ришар был уничтожен, и не столько словами капельдинерши, сколько подозрительным взглядом, брошенным на него Моншармэном. Он сразу потерял присутствие духа, необходимое для того, чтобы выйти из этого неприятного положения, и как большая часть людей, на которых внезапно сваливается незаслуженное ими обвинение, он начал краснеть, бледнеть, смущаться, давая этим лишний повод к подозрению.