наклоняясь все ниже и ниже над траурной поверхностью озера, я уже не думал о том, откуда неслось это пение, а только наслаждался дивной ласкающей мелодией. Вдруг две огромные, чудовищные руки высунулись из воды, обхватили мою шею и, прежде чем я успел опомниться, потянули меня за собой.
Минута, и я был уже в воде. Вырвавшийся у меня крик дал возможность Эрику (это был он) узнать меня вовремя. Он, вместо того, чтобы утопить меня, что очевидно, намеревался сделать, осторожно вынес меня из воды и положил на берег.
— Видишь, как ты неосторожен, — сказал он, отряхивая свое мокрое платье. — Опять это желание во что бы то ни стало пробраться ко мне! Ведь я тебя не приглашал, ни тебя, никого другого! Неужели ты мне спас жизнь только для того, чтобы сделать ее невыносимой? Как бы велика ни была твоя услуга, Эрик может ее, наконец, забыть, а тогда, ты сам знаешь, ничто и никто его не удержит!
Пока он говорил, у меня была только одна мысль: как он изобрел сирену? Он не отказался удовлетворить мое любопытство. Эрик, хотя и вел себя в некоторых случаях как настоящее чудовище, — увы, я имел возможность убедиться в этом еще в Персии, — при этом сохранил в себе детское тщеславие и хвастовство, и ничто ему не доставляло такого удовольствия, как возможность удивлять окружающих своей гениальной изобретательностью…
Он рассмеялся и, показав мне длинный стебель тростника, сказал:
— Ничего не может быть проще. При помощи такого тростника можно дышать и петь на какой угодно глубине. Я разгадал этот фокус в Китае, где благодаря тростниковой трубочке, пираты сидят под водой часами.
— Этот фокус едва не стоил мне жизни, — заметил я строго. — Кто знает, так ли благополучно он заканчивался для других!
Он ничего не ответил, но на лице его мелькнуло знакомое мне выражение какого-то детского гнева.
Я, однако, не испугался и решительно продолжал.
— Ты помнишь твое обещание, Эрик? Довольно преступлений!
— Разве я их когда-нибудь совершал? — беспечно сказал он.
— Несчастный! — воскликнул я. — Ты забыл «Розовые зори Мазендерана»?
— О! Как бы я хотел их теперь забыть! — печально произнес он. — Тем не менее, я тогда славно позабавил маленькую султаншу!
— Все это дело прошлого… Я говорю о настоящем. Теперь ты обязан отдавать мне отчет в твоих поступках. Не забывай, что без меня тебя не было бы в живых: я спас тебе жизнь, Эрик!
Я поспешил воспользоваться тем, что разговор принял такой оборот, и решился заговорить о том, что меня уже давно мучило.
— Эрик, — сказал я, — поклянись мне…
— В чем? — перебил он меня. — Ты же знаешь, что я не признаю никаких клятв. Они существуют только для глупцов.
— Скажи мне… Мне ты это можешь сказать…
— Что такое?
— Люстра… ты помнишь, Эрик, люстра…
— Какая люстра?
— Ты отлично понимаешь, что я хочу сказать.
— А! ты думаешь? — усмехнулся он. — Ну, что ж, я тебе скажу. Я тут не причем. Она была слишком ветхая… — Он вскочил в лодку и рассмеялся таким страшным, зловещим смехом, что у меня сжалось сердце.
— Очень ветхая, наш славный «Дарога», — он назвал меня по-персидски. Так у нас обращаются к начальнику полиции. — Очень старая! Потому только она и упала… Бум!.. и готово! Теперь позволь тебе дать совет: отправляйся домой, переоденься и никогда не заглядывай в эти края. Я не всегда смогу тебя спасти, Дарога, а мне бы очень не хотелось посвятить мою траурную мессу тебе!
После этого случая я оставил надежду проникнуть к нему через озеро. Этот путь был слишком опасен. Но очевидно существовал еще и другой, так как мне не раз приходилось видеть, как Эрик внезапно исчезал в третьем подземелье. Вообще, с тех пор, как я встретил Эрика в здании Парижской Оперы, я жил в постоянном страхе не столько за себя, как вообще за всех окружающих, и при первом же известии о каком-нибудь происшествии, я невольно вспоминал об Эрике, точно также как и те, которые говорили, смеясь: «Это дело Призрака»!
Сколько раз мне приходилось слышать эту насмешливую фразу. Несчастные! Если бы они знали, что из себя представлял этот демон, насколько он был ужаснее созданного в их воображении призрака, то они перестали бы смеяться.
Что касается меня, то я совсем потерял покой. Несмотря на то, что Эрик весьма торжественно сообщил мне, что он стал самым добродетельным человеком с тех пор, как узнал «что он любим», я не мог доверять его словам. Его неописуемое, исключительное уродство не давало ему возможности жить общечеловеческой жизнью, благодаря чему, как мне казалось, он считал себя вправе мстить человечеству.
Поэтому его твердая уверенность в том, что он любим, только увеличивала мое беспокойство, так как я уже заранее предвидел, чем все это должно было кончиться.
Как раз в это время я узнал о странном романе Эрика с Кристиной Даэ. Находясь в прилегающей к уборной певицы кладовой, я бывал свидетелем их уроков пения, приводивших Кристину в состояние полного экстаза. Но как не было дивно его пение, я не допускал мысли, чтобы оно могло заставить позабыть его безобразие. Мне все стало ясно, когда я узнал, что Кристина его еще не видела. Войдя как-то раз в её комнату, я припомнил некоторые из рассказов Эрика, благодаря которым мне удалось без всякого труда открыть способ вращения зеркала и узнать расположение отдушин, при помощи которых он мог разговаривать с Кристиной также свободно, как если бы находился в одной с нею комнате. Это открытие повлекло за собой и другие, вплоть до люка, через который Эрик проникал в подземелье. Каково же было мое удивление, когда несколько дней спустя, я застал это чудовище у подземного фонтана, смачивающим виски лежавшей без чувств Кристине. Около них стояла, незадолго до того пропавшая из театральной конюшни, белая лошадь.
Я подошел ближе, и тут произошло нечто ужасное. Огненные искры посыпались из глаз Эрика, и прежде чем я успел что-нибудь сказать, я упал на землю, сраженный оглушительным ударом по голове. Когда я пришел в себя, я был один. Эрик, Кристина и лошадь исчезли. У меня не оставалось сомнения, что несчастная певица сделалась пленницей этого злодея. Ни минуты не колеблясь, я решил, несмотря на угрожающую мне опасность, отправиться к озеру. Я провел там целые сутки, будучи уверен, что рано или поздно дождусь появления Эрика, который вынужден будет отправиться за покупками. По этому поводу должен заметить, что отправляясь в город и вообще показываясь на публике, он надевал искусственный нос и усы, что хоть до некоторой степени делало его менее безобразным. После долгого ожидания, в течение которого я уже не раз начинал думать, не прошел ли он каким-нибудь другим путем, я вдруг услыхал легкий плеск воды, увидел горящие, как звезды, глаза и минуту спустя передо мной стоял Эрик.
— Вот уже более суток как ты здесь, — сказал он мне, — ты меня стесняешь, и, предупреждаю тебя, это может кончиться плохо! Я и так слишком терпелив. Ты хочешь меня выследить, глупец, я сам за тобой слежу и знаю каждую твою мысль. Я пощадил тебя вчера у фонтана, но не советую тебе опять попасться на моем пути! Имей это в виду и не будь так неосторожен!
Он был так страшен, что я не решился его прервать.
— Да, да! Не будь так неосторожен! — продолжая он громовым голосом. — Твое постоянное пребывание в подземельях обратит наконец на тебя внимание кого следует, за тобой учредят надзор и рано или поздно обнаружат жилище Эрика. И тогда пеняй на себя, старина!.. Я ни за что не ручаюсь. Ни за что!.. Если тайна Эрика станет известна, тем хуже для человечества! Это все, что я хотел тебе сказать, и если ты еще не полный идиот, с тебя этого должно быть достаточно.
Он уселся у кормы и в ожидании моего ответа постукивал каблуками о дно лодки.
— Ты ошибаешься думая, что я жду тебя, — сказал я.
— Кого в таком случае?
— Ты отлично знаешь: Кристину Даэ!
— Я думаю, я имею право назначить ей у себя свидание. Она меня любит, — возразил он.
— Неправда, ты ее похитил и держишь у себя в плену!
— Послушай, — сказал он. — Обещаешь ты мне оставить меня в покое, если я тебе докажу, что я действительно любим?
— Обещаю, — ответил я без всяких колебаний, так как был уверен, что ему ни в коем случае не удастся мне это доказать.
— Хорошо же! Это не так трудно! Ты увидишь, что выйдя, отсюда, Кристина Даэ вернется опять. Вернется добровольно, потому что она меня действительно любит.
— Ну! Я сомневаюсь в том, чтобы она вернулась… Тем не менее, твой долг ее отпустить.
— Долг! Долг! Как это все глупо! Я не признаю никакого долга. Если я ее отпущу, то только потому, что так захочу, и она вернется… потому что она меня любит… И все это кончится свадьбой, слышишь? свадьбой! Веришь ли ты мне, наконец, идиот? Я уже написал свадебную мессу. И ты ее услышишь! Да, услышишь!
— Я тебе поверю только тогда, когда ты отпустишь Кристину, и она добровольно придет сюда опять.
— И тогда ты не будешь вмешиваться в мои дела?
— Нет!
— Отлично, ты в этом убедишься сегодня вечером… Приходи на маскарад в Оперу. Мы с Кристиной тоже там будем… Спрячься в кладовой и наблюдай! Ты увидишь, что Кристина сама захочет вернуться сюда.
— Решено!
Если это действительно произойдет, мне ничего не останется, как склониться перед удивительной игрой природы, в силу которой иногда самая красивая женщина любит самого безобразного мужчину, в особенности, если он гений музыки, а она выдающаяся певица.
Несмотря на то, что я был до некоторой степени фаталист, я не мог отделаться от тяжелого чувства сознания своей ответственности за то, что я когда-то даровал жизнь этому чудовищу, которое теперь угрожало всему человечеству. Каково же было мое удивление, когда все произошло так, как предсказал Эрик. Кристина Даэ не только однажды, но много раз и, по-видимому, вполне добровольно посещала жилище у озера. Я старался не думать обо всей этой истории, но это было свыше моих сил, и я ограничился только тем, что перестал показываться около озера и выслеживать Эрика. Но зато мною овладело безумное желание найти потайную дверь в третьем подземелье.