– И что бы ты мог подумать? – воскликнул Моншармен, побагровев.
– Я мог бы подумать, что, раз ты не отставал от меня ни на шаг и раз, согласно твоему желанию, ты, как и в прошлый раз, был единственным, кто приближался ко мне, я мог бы подумать, что если этих двадцати тысяч франков нет больше в моем кармане, значит, у них есть все шансы оказаться в твоем!
Моншармен ухватился за такое предположение.
– О! – воскликнул он. – Английская булавка!
– Зачем тебе английская булавка?
– Пристегнуть тебя!.. Английская булавка!.. Английская булавка!
– Ты хочешь пристегнуть меня английской булавкой?
– Да, пристегнуть с двадцатью тысячами франков!.. Тогда, случись это здесь или во время поездки к тебе домой, ты наверняка почувствуешь руку, которая полезет к тебе в карман, и увидишь, моя ли это рука, Ришар!.. Ах, теперь ты меня подозреваешь. Надо раздобыть английскую булавку!
Именно в этот момент Моншармен открыл дверь в коридор с криком:
– Английскую булавку! Кто мне даст английскую булавку?
И мы уже знаем, как был встречен в эту минуту директором Моншарменом секретарь Реми, у которого не было английской булавки, меж тем как сотрудник администрации раздобыл для него желанную булавку.
И вот что произошло.
Моншармен, снова закрыв дверь, встал на колени за спиной Ришара.
– Надеюсь, – сказал он, – что двадцать тысяч франков по-прежнему на месте?
– Я тоже, – молвил Ришар.
– Настоящие? – спросил Моншармен, решивший на этот раз ни в коем случае не дать себя провести.
– Посмотри сам! Я не хочу к ним прикасаться! – заявил Ришар.
Моншармен вытащил из кармана Ришара конверт и с дрожью достал из него банкноты, ибо на сей раз, дабы иметь возможность чаще проверять наличие денег, они не только не запечатали конверт, но даже не заклеили его. Моншармен успокоился, удостоверившись, что все они целы и невредимы. Затем положил конверт обратно в карман фалды и тщательно приколол его. После чего сел позади Ришара, не спуская глаз с его фалды, в то время как тот замер за своим столом.
– Чуточку терпения, Ришар, – скомандовал Моншармен, – осталось всего несколько минут… Часы скоро пробьют полночь. В прошлый раз мы ушли ровно в полночь.
– О! Терпения у меня сколько угодно!
Время тянулось медленно, томительное, таинственное, гнетущее.
Ришар пытался шутить:
– Дело кончится тем, что я поверю во всемогущество Призрака. В данный момент, например, ты не ощущаешь в атмосфере этой комнаты нечто тревожное, вызывающее тягостное, пугающее чувство?
– Верно, – согласился Моншармен, который действительно был напуган.
– Призрак! – продолжал Ришар тихим голосом, словно опасаясь быть услышанным невидимыми ушами. – Призрак! А что, если это все-таки Призрак три раза резко стучал тогда по этому столу, мы ведь прекрасно слышали удары… Призрак, который оставляет у нас на столе волшебные конверты, разговаривает в ложе номер пять, убивает Жозефа Бюке, роняет люстру и грабит нас! Потому что в конце-то концов! В конце-то концов! Здесь только ты и я!.. И если банкноты исчезнут, хотя ни ты, ни я здесь ни при чем, ничего не поделаешь, придется поверить в Призрака, в Призрака…
В этот момент часы на камине начали бить полночь, прозвучал первый удар.
Оба директора вздрогнули. Их охватил страх, причину которого они не смогли бы назвать, хотя безуспешно пытались его побороть. По лбу у них струился пот. Двенадцатый удар как-то особенно странно прозвучал в их ушах.
Когда часы смолкли, они вздохнули с облегчением и поднялись.
– Думаю, мы можем идти, – сказал Моншармен.
– Я тоже так думаю, – согласился Ришар.
– Но прежде чем уйти, ты позволишь заглянуть в твой карман?
– А как же иначе, Моншармен! Это просто необходимо!
И Моншармен стал ощупывать карман.
– Ну что? – спросил Ришар.
– Ничего, я чувствую булавку.
– Разумеется, не ты ли справедливо говорил: обокрасть нас так, чтобы я не заметил, уже не смогут.
Но Моншармен, руки которого шарили вокруг кармана, завопил вдруг:
– Булавку-то я чувствую, но не чувствую больше банкнот!
– Оставь свои шутки, Моншармен!.. Момент неподходящий.
– Да ты сам потрогай.
Ришар мгновенно скидывает фрак. Оба директора рвут друг у друга карман!.. Но карман пуст.
А самое любопытное то, что булавка была приколота на том же самом месте.
Ришар с Моншарменом побледнели. Никаких сомнений относительно колдовства не оставалось.
– Призрак… – шепчет Моншармен.
Но тут Ришар набрасывается внезапно на своего коллегу:
– Только ты прикасался к моему карману!.. Верни мне мои двадцать тысяч франков!.. Верни мне мои двадцать тысяч франков!..
– Клянусь жизнью! – вздыхает Моншармен, едва не лишившийся чувств. – Клянусь тебе, что я их не…
И так как в дверь снова стучали, он, шагая, словно автомат, машинально пошел открывать и с трудом узнал администратора Мерсье, обменявшегося с ним какими-то словами; ничего не поняв из того, что тот ему говорил, Моншармен бессознательным движением вложил в руку оторопевшего служащего английскую булавку, ставшую теперь бесполезной…
Глава XIXПолицейский комиссар, виконт и Перс
Войдя в директорский кабинет, полицейский комиссар прежде всего справился о певице:
– Кристины Дое нет здесь?
За ним, как я уже говорил, следовала плотная толпа.
– Кристины Дое? Нет, – отвечал Ришар, – а в чем дело?
Что же касается Моншармена, то он не в силах был произнести ни слова… Его состояние духа было гораздо более серьезным, нежели у Ришара, ибо Ришар мог еще подозревать Моншармена, в то время как Моншармен очутился перед лицом великого таинства, того самого, что заставляет содрогаться человечество от рождения: Неведомое.
Ришар между тем продолжал говорить, ибо толпа, окружавшая директоров и полицейского комиссара, хранила впечатляющее молчание:
– Почему вы спрашиваете, господин комиссар, здесь ли Кристина Дое?
– Потому что ее нужно найти, господа директора Национальной академии музыки, – торжественно заявляет полицейский комиссар.
– Как это найти! Значит, она исчезла?
– В самый разгар представления!
– В разгар представления! Невероятно!
– Не так ли? Но еще невероятнее то обстоятельство, что именно я сообщаю вам об этом!
– В самом деле… – соглашается Ришар и, обхватив голову руками, шепчет: – Это еще что за история? О! Тут есть отчего подать в отставку!.. – И безотчетным движением он вырывает несколько волосков из своих усов. – Итак, – говорит он, как во сне, – она исчезла в разгар представления…
– Да, ее похитили во время сцены тюрьмы, в ту минуту, когда она взывала о помощи к небесам, однако я сомневаюсь, что ее унесли ангелы.
– А я в этом совершенно уверен!
Все оборачиваются.
– Я в этом уверен! – повторяет бледный, охваченный волнением молодой человек.
– В чем именно вы уверены? – спрашивает Мифруа.
– В том, что Кристину Дое похитил ангел, господин комиссар. Я даже могу назвать вам его имя…
– Ах, вот как, господин виконт де Шаньи! Вы утверждаете, что Кристину Дое похитил ангел и, безусловно, ангел Оперы?
Рауль оглядывается по сторонам. Он явно ищет кого-то. В тот момент, когда ему кажется столь необходимым обратиться за помощью для своей невесты в полицию, он был бы совсем не прочь вновь увидеть таинственного незнакомца, который только что советовал ему молчать. Но того нигде нет. Что ж! Придется, видно, рассказать все!.. Однако не может же он объясняться в присутствии этой толпы, разглядывающей его с назойливым любопытством.
– Да, сударь, ангел Оперы, – отвечает молодой человек господину Мифруа. – И я скажу вам, где он живет, после того как мы останемся одни…
– Вы правы, сударь! – И усадив Рауля, полицейский комиссар выставляет всех за дверь, за исключением, естественно, директоров, которые между тем и не подумали бы возражать в противном случае, настолько они были далеки от действительности.
И тут Рауль наконец решается:
– Господин комиссар, ангела этого зовут Эрик, он живет в Опере, он-то и есть Ангел музыки!
– Ангел музыки! В самом деле?! Весьма любопытно!.. Ангел музыки! – И, повернувшись к директорам, полицейский комиссар спрашивает: – Господа, у вас есть этот самый ангел?
Господин Ришар и господин Моншармен без намека на улыбку отрицательно качают головами.
– О! – молвил виконт. – Эти господа наверняка слышали разговоры о Призраке Оперы. Так вот, я могу сказать им, что Призрак Оперы и Ангел музыки – одно и то же лицо. Настоящее его имя – Эрик.
Господин Мифруа встал и внимательно посмотрел на Рауля.
– Простите, сударь, вы намерены насмехаться над правосудием?
– Я! – возмутился Рауль, с болью подумав: «Еще один, кто не захочет меня выслушать».
– Что же в таком случае вы мне тут плетете, какой еще Призрак Оперы?
– Я говорю, что эти господа наверняка слышали о нем.
– Господа, похоже, вы знаете Призрака Оперы?
Ришар встал с последними волосками своих усов в руке.
– Нет, господин комиссар, нет, мы его не знаем! Но очень хотели бы с ним познакомиться! Ибо не далее как сегодня вечером он украл у нас двадцать тысяч франков!.. – И Ришар обратил к Моншармену страшный взгляд, говоривший, казалось: «Верни мне двадцать тысяч франков, или я все расскажу».
Моншармен прекрасно понял его, ибо в полной растерянности махнул рукой: «А, мол, говори все! Выкладывай!..»
Что же касается Мифруа, он по очереди глядел то на директоров, то на Рауля, спрашивая себя, уж не в дом ли умалишенных он попал.
– Призрак, – начал комиссар, проводя рукой по волосам, – который в один и тот же вечер похищает певицу и крадет двадцать тысяч франков, должно быть, обременен заботами! Если позволите, мы разделим вопросы. Прежде всего певица, а потом уже двадцать тысяч франков! Послушайте, господин де Шаньи, попытаемся говорить серьезно. Вы полагаете, что мадемуазель Кристина Дое была похищена человеком по имени Эрик. Вы знаете этого человека? Видели его?