Опустившись на колени, Перс поставил фонарь на землю. Похоже, он торопливо что-то искал в полу и вдруг заслонил собой свет.
Тут Рауль услышал легкий щелчок и увидел в полу коридора слабо светившийся квадрат. Казалось, внезапно открылось окно в еще освещенные подвалы Оперы. Рауль уже не видел Перса, зато почувствовал его рядом с собой и уловил его дыхание.
– Следуйте за мной и делайте то, что буду делать я.
Рауль направился вслед за ним к светящемуся «окну». Он увидел, что Перс опять опустился на колени и, повиснув на руках в «окне», соскользнул вниз. Пистолет в это время Перс держал в зубах.
Любопытная вещь: виконт полностью доверял Персу. Несмотря на то что он решительно ничего не знал о нем и по большей части его слова лишь добавляли мрака этой истории, молодой человек без колебаний поверил, что в столь решающую минуту Перс на его стороне против Эрика. Похоже, он с искренним волнением говорил о чудовище; проявленный им интерес не вызвал у Рауля подозрений. И наконец, если бы Перс замышлял что-то недоброе против Рауля, то не вооружил бы его собственными руками. Да и потом, говоря откровенно, главное – во что бы то ни стало добраться до Кристины! У Рауля не было выбора. Если бы он заколебался, пускай даже засомневавшись в благих намерениях Перса, то счел бы себя последним трусом.
Опустившись на колени, Рауль повис на руках.
– Прыгайте! – услышал он и упал на руки Перса, который сразу же приказал ему броситься плашмя на пол, закрыл над их головами люк, причем Рауль не заметил, каким образом, и лег рядом с виконтом.
Рауль хотел задать ему вопрос, но рука Перса закрыла ему рот, и до него тотчас донесся знакомый голос: это был полицейский комиссар, который допрашивал его недавно.
Рауль с Персом находились за перегородкой, полностью скрывавшей их. Рядом маленькая лестница вела в комнату, где комиссар, видимо, прохаживался, задавая вопросы, так как вместе с шумом его шагов слышался и его голос.
Вокруг разливался слабый свет, но, выбравшись из густой темноты, царившей в потайном коридоре наверху, Рауль без труда различал форму предметов.
И не мог удержать глухого возгласа, ибо заметил три трупа.
Первый был распростерт на узенькой площадке маленькой лестницы, поднимавшейся к двери, за которой раздавался голос комиссара; два других, раскинув руки, скатились к подножию лестницы. Просунув пальцы через скрывавшую его перегородку, Рауль мог бы коснуться руки одного из этих несчастных.
– Тихо! – снова едва слышно выдохнул Перс. Он тоже заметил распростертые тела и все объяснил одним словом: – Он!
Голос комиссара стал громче. Он требовал от управляющего подробных объяснений по поводу системы освещения. Следовательно, комиссар находился в «органном регистре» или в прилегающих помещениях. В противоположность тому, что могут подумать, в особенности когда речь идет об оперном театре, «органный регистр» предназначался отнюдь не для воспроизведения музыки.
В то время электричество использовалось лишь для отдельных, крайне редких сценических эффектов и звонков. Огромное здание и сама сцена освещались еще газом, при помощи водородного газа регулировалось и менялось освещение декораций, для чего существовало специальное приспособление, которое из-за множества трубочек получило название «органного регистра».
Рядом с суфлерской ямой была устроена ниша для старшего осветителя, дававшего оттуда указания своим подчиненным и следившего за их исполнением. В этой-то нише и находился во время всех спектаклей Моклер.
Итак, Моклера в нише не оказалось, так же как не оказалось на местах и его подчиненных.
– Моклер! Моклер!
Голос управляющего гремел теперь и в подвалах, и в тамбуре. Но Моклер не отзывался.
Мы уже говорили, что одна дверь выходила на маленькую лестницу, которая шла из второго подвального этажа. Комиссар толкнул ее, но она не открылась.
– Так-так! – проворчал он. – Послушайте, господин управляющий, я не могу открыть эту дверь… с ней всегда бывают затруднения?
Управляющий мощным ударом плеча толкнул дверь. И заметил, что вместе с ней толкает человеческое тело; он не мог удержаться от крика, сразу узнав это тело:
– Моклер!
Все, кто сопровождал комиссара во время визита в «органный регистр», в тревоге подались вперед.
– Несчастный! Он мертв! – простонал управляющий.
Но комиссар Мифруа, который привык ничему не удивляться, уже склонился над этим большим телом.
– Нет, – сказал он, – просто мертвецки пьян! А это не одно и то же.
– Такое с ним первый раз, – заявил управляющий.
– Значит, ему дали наркотик. Это вполне вероятно. – Распрямившись, Мифруа спустился еще на несколько ступенек. – Взгляните! – воскликнул он.
При свете красного сигнального огонька внизу лестницы виднелись еще два распростертых тела. Управляющий узнал помощников Моклера. Спустившись, Мифруа осмотрел их.
– Они спят глубоким сном, – сказал он. – Очень любопытное дело! У нас нет больше оснований сомневаться: налицо вмешательство неизвестного в дела осветителей. И этот неизвестный работал, безусловно, на похитителя!.. Но что за странная идея похищать артистку со сцены!.. Это значит обрекать себя на дополнительные трудности, или я ничего в этом не смыслю! Пускай приведут ко мне доктора театра. – И господин Мифруа еще раз повторил: – Любопытное, очень любопытное дело! – Затем, повернувшись, он обратился к людям, которых Рауль с Персом видеть не могли. – Что вы об этом скажете, господа? – спросил комиссар. – Только вы отмалчиваетесь. А между тем должно же у вас быть какое-то мнение…
Тут над лестницей Рауль с Персом заметили растерянные лица двух директоров – на лестничной площадке только лица и были видны – и услышали взволнованный голос Моншармена:
– Господин комиссар, здесь творятся вещи, которых мы сами не можем объяснить.
И оба лица исчезли.
– Спасибо за сведения, господа, – с насмешкой отозвался Мифруа.
Зато управляющий, подперев подбородок ладонью правой руки, что было признаком глубокого раздумья, заметил:
– Моклер не в первый раз засыпает в театре. Помнится, я застал его как-то вечером в маленькой нише, он храпел рядом со своей табакеркой.
– Давно это было? – спросил господин Мифруа, тщательно протирая стекла своего пенсне, ибо господин комиссар был близорук, такое случается и с самыми прекрасными в мире глазами.
– Боже мой!.. – воскликнул управляющий. – Нет, совсем недавно… Постойте!.. Это было в тот вечер… Ну конечно… Это было в тот вечер, когда Карлотта, как вам прекрасно известно, господин комиссар, всех поразила своим кваканьем!..
– Стало быть, в тот вечер, когда Карлотта сфальшивила? – И, снова водрузив на нос пенсне с прозрачными стеклами, господин Мифруа пристально посмотрел на управляющего, словно хотел разгадать его мысли. – Так Моклер нюхает табак?.. – спросил он небрежно.
– Да, господин комиссар… Посмотрите, как раз на этой дощечке его табакерка. Он большой любитель нюхательного табака!
– Я тоже! – сказал господин Мифруа и положил табакерку себе в карман.
Рауль с Персом – их присутствия никто не заподозрил – стали свидетелями того, как машинисты сцены уносили три тела. Комиссар последовал за ними, все остальные тоже поднялись вместе с ним. Еще несколько минут слышны были их шаги на сцене.
Когда они остались одни, Перс подал Раулю знак подняться. Тот повиновался; но так как он не вскинул сразу пистолет, как это не преминул сделать его спутник, то Перс еще раз посоветовал молодому человеку ни в коем случае не опускать руку.
– Но от этого только рука устает без надобности! – прошептал Рауль. – И если придется стрелять, я уже за себя не отвечаю!
– Тогда возьмите оружие в другую руку! – пошел на уступку Перс.
– Я не умею стрелять левой рукой!
На что Перс ответил весьма странным заявлением, которое, безусловно, ни в коей мере не могло прояснить ситуацию, и без того туманную для молодого человека:
– Речь не о том, чтобы стрелять левой или правой рукой; просто надо одну какую-нибудь руку держать полусогнутой, словно она готова нажать на спусковой крючок пистолета; сам же пистолет можете, в конце концов, положить себе в карман. – И еще он добавил: – Это надо понять раз и навсегда, иначе я ни за что не отвечаю! Тут вопрос жизни и смерти. А теперь молча следуйте за мной!
В тот момент они находились во втором подвальном этаже; при свете нескольких разбросанных там и сям неподвижных огоньков в их стеклянном заточении Рауль лишь смутно различал ничтожную часть этой необычайной бездны – сказочно прекрасной и детски простой, забавной, вроде кукольного театра, и устрашающей, словно бездонная пропасть, – каковой являются подвалы под сценой Оперы.
Подвальных этажей пять, и они огромны. Они воспроизводят сцену во всех плоскостях с ее люками и их креплениями. Только вместо пазов там рельсы. Поперечные конструкции поддерживают люки с креплениями. Столбы на чугунных или каменных цоколях в виде песочниц или «цилиндров» образуют ряд ферм, дающих возможность для разных постановочных комбинаций и трюков. Механизмам этим придают определенную устойчивость, соединяя их посредством железных крюков в зависимости от требований момента. Лебедки, барабаны, противовесы в изобилии разбросаны по всем подвальным этажам. С их помощью передвигаются большие декорации, производится смена видов, осуществляется внезапное исчезновение сказочных персонажей. Именно с подвалами связано интереснейшее исследование творения Гарнье господами X., Y., Z., ведь это в подвалах хилых и немощных превращают в прекрасных всадников, а безобразных ведьм – в лучезарных юных фей. Сатана появляется из подвалов и проваливается туда же. Оттуда вырывается адский огонь, там размещается бесовский хор.
…И призраки разгуливают там, как у себя дома.
Рауль следовал за Персом, в точности выполняя его указания и не вникая в смысл рекомендованных им жестов, убеждая себя, что вся надежда теперь только на него.