мешочек жизни и смерти… Рауль! Рауль!.. Бегите!.. Здесь все так таинственно и ужасно. Эрик совсем сходит с ума… А вы в комнате пыток!.. Бегите тем путем, которым пришли! Должна же быть причина, по которой эта комната так называется!
– Кристина! – сказал молодой человек. – Мы выйдем отсюда вместе или вместе умрем!
– От нас зависит выйти отсюда живыми и невредимыми, – прошептал я, – только надо сохранять присутствие духа. Почему он вас привязал, мадемуазель? Ведь вы все равно не можете убежать отсюда! И он это прекрасно знает!
– Я хотела убить себя! Вечером, доставив меня сюда без сознания, наполовину усыпленную хлороформом, чудовище исчезло. Эрик ходил будто бы к своему банкиру – так он мне сказал!.. Вернувшись, он увидел, что все лицо у меня в крови. Я хотела убить себя! И билась головой о стены.
– Кристина! – простонал Рауль, заливаясь слезами.
– Тогда он привязал меня… Я имею право умереть лишь завтра, в одиннадцать часов вечера!..
Этот разговор через стену был гораздо более «отрывистым» и более осторожным, чем я смог передать его на бумаге. Зачастую мы умолкали посреди фразы, потому что нам казалось, будто мы слышим скрип, шаги, какое-то странное движение. Она говорила нам: «Нет! Нет! Это не он!.. Он ушел! Действительно ушел! Я узнала шум закрывшейся двери, которая выходит на озеро».
– Мадемуазель! – заявил я. – Чудовище вас привязало, чудовище вас и развяжет… Надо только разыграть маленькую комедию ради этого!.. Не забывайте, ведь он вас любит!
– Несчастная! – услыхали мы. – Смогу ли я когда-нибудь забыть об этом!
– Вспомните об этом и улыбнитесь ему, – умолял я. – Скажите, что эти путы причиняют вам боль.
Но Кристина успела лишь вымолвить:
– Тише!.. Я слышу какой-то шум в стене со стороны озера!.. Это он!.. Уходите!.. Уходите!.. Уходите!..
– Мы не можем уйти отсюда, даже если бы захотели! – твердо сказал я, желая напугать девушку. – Мы не можем выйти! И мы – в комнате пыток!
– Тише! – снова шепнула Кристина.
Мы смолкли все трое.
За стеной раздались тяжелые, неторопливые шаги, потом они замерли и снова зашаркали по полу.
Затем послышался тяжелейший вздох и вслед за тем – испуганный крик Кристины, мы услыхали голос Эрика.
– Прошу прощения за свой вид! Хорош я, да? А виноват во всем тот! Зачем он звонил? Разве я спрашиваю у тех, кто проходит мимо, который час? Теперь он уже ни у кого не спросит, который час. Тому виной сирена…
И снова вздох, еще более глубокий и тяжелый, исторгнутый из бездонной глубины души.
– Почему ты закричала, Кристина?
– Потому что мне больно, Эрик.
– А я подумал, что напугал тебя…
– Эрик, развяжите меня, разве я не ваша пленница?
– Ты опять захочешь умереть.
– Вы дали мне срок, Эрик, до одиннадцати часов завтрашнего вечера…
Снова шаркающие шаги по полу.
– В конце концов, раз нам суждено умереть вместе и я тороплюсь не меньше, чем ты… Да, мне тоже надоела такая жизнь, понимаешь?.. Подожди, не двигайся, я освобожу тебя. Стоит тебе сказать лишь одно словно: нет! и все сразу будет кончено для всех… Ты права, права!.. Зачем ждать до завтра? Ах, ну конечно, так будет гораздо красивее!.. У меня всегда было пристрастие к картинности, к величественным зрелищам, какое ребячество!.. В жизни нужно думать только о себе!.. И о собственной смерти, остальное не имеет значения… Ты смотришь, как я промок?.. Ах, дорогая, напрасно я выходил. Погода прескверная!.. Ну а кроме того, Кристина, у меня, кажется, начинаются галлюцинации… Знаешь, тот, кто звонил сейчас сирене – ступай посмотри на дне озера, звонит ли он, – так вот, он был похож на… Повернись, вот так, ты довольна? Теперь ты свободна. Боже мой, твои запястья, Кристина! Я сделал тебе больно, скажи?.. Это заслуживает смерти… Кстати, о смерти, придется спеть ему мессу!
Услыхав эти страшные слова, я не мог избавиться от ужасного предчувствия. Я тоже звонил однажды в дверь чудовища. Конечно, сам того не зная!.. Должно быть, я пустил в ход какой-то предупредительный электрический сигнал… И помню, как две руки взметнулись из черноты чернильных вод. Кто же этот несчастный, заблудившийся на здешних берегах?
Мысль об этом несчастном едва не помешала мне порадоваться уловке Кристины, а между тем виконт де Шаньи шепнул мне на ухо магическое слово: свободна!.. Кто же это? Кто был тем, кому посвящалась заупокойная месса, которую мы сейчас слышали? Ах, эта исступленная и прекрасная музыка! Весь Озерный дом полнился ею, содрогались все недра земли… Мы приникли к зеркальным стенам, чтобы уловить звуки другой игры, игры, которую вела Кристина Дое ради нашего спасения, но не услыхали ничего, кроме звуков заупокойной мессы. Хотя, пожалуй, то была скорее месса проклятых сил. Словно злые духи взывали из недр земли.
Я помню, что звуки Dies irae обрушились на нас, как ураган. Да, вокруг бушевала буря и сверкали молнии… Конечно, я слышал когда-то, как он пел… Он пел так, что ему вторили даже каменные глотки моих быков с человеческой головой на стенах мазандеранского дворца. Но петь, как сейчас, никогда! Никогда! Он пел, как бог-громовержец…
Но вот и голос, и орган смолкли, да так внезапно, что мы с господином де Шаньи в испуге отпрянули… И вдруг преобразившийся голос явственно проскрежетал с металлом в каждом слоге:
– Что ты сделала с моим мешком?
Глава XXIVПытки начинаются
Продолжение рассказа Перса
Голос в ярости повторил:
– Что ты сделала с моим мешком?
Мы дрожали от страха не меньше Кристины Дое.
– Значит, тебе нужен был мой мешок и поэтому ты хотела, чтобы я тебя развязал, а?..
Послышались торопливые шаги, Кристина бегом возвращалась в спальню Луи-Филиппа, словно ища защиты у нашей стены.
– Почему ты убегаешь? – гремел разъяренный голос, следовавший за ней. – Отдай мне мой мешок! Разве ты не знаешь, что это мешочек жизни и смерти?
– Послушайте, Эрик, – вздохнула молодая женщина, – раз отныне мы должны жить вместе, какое это имеет значение?.. Все, что принадлежит вам, принадлежит мне!..
Говорилось это таким дрожащим голосом, что вызывало жалость. Превозмогая ужас, несчастная собрала, верно, остатки своих сил… Но разве можно было пронять чудовище такой детской хитростью, да еще стуча при этом зубами.
– Вам прекрасно известно, что там только два ключа, и ничего больше… Что вы собираетесь делать? – спросил он.
– Я хотела, – сказала она, – посетить ту комнату, которой не видела и которую вы все время скрывали от меня. Женское любопытство! – добавила она, пытаясь говорить веселым голосом, еще больше возбудившим недоверие Эрика, настолько фальшиво он звучал.
– Не люблю любопытных женщин! – ответил Эрик. – И вам следовало бы проявлять большую осмотрительность: вспомните историю Синей Бороды… Ну хватит! Верните мой мешок!.. Верните мой мешок!.. Отдай ключ!.. Ишь какая любопытная!
И он усмехнулся, а Кристина застонала от боли. Эрик отобрал у нее мешочек.
В этот момент, не в силах больше сдерживать себя, виконт вскрикнул от бессильной ярости, и мне с трудом удалось заглушить этот крик…
– А это еще что такое?.. – вскинулось чудовище. – Ты не слыхала, Кристина?
– Нет! Нет! – отвечала несчастная. – Я ничего не слышала.
– Мне показалось, кто-то вскрикнул!
– Вскрикнул!.. Вы с ума сошли, Эрик?.. Кто может тут кричать, в глубине этого дома?.. Это я застонала, потому что вы сделали мне больно!.. Ничего другого я не слышала!..
– Как ты это говоришь!.. Да ты вся дрожишь!.. Так разволновалась!.. Ты лжешь!.. Я слышал крик! Слышал крик!.. В комнате пыток кто-то есть!.. Ах, теперь все ясно!..
– Никого нет, Эрик!..
– Все ясно!..
– Никого!..
– Возможно, твой жених!..
– Но у меня нет жениха!.. Вам это прекрасно известно!..
Опять злая усмешка.
– Впрочем, это так легко проверить. Дорогая Кристина, любовь моя, совсем необязательно открывать дверь, чтобы видеть, что происходит в комнате пыток… Хочешь посмотреть? Хочешь посмотреть?.. Послушай!.. Если там кто-то есть, если действительно там кто-то есть, ты увидишь, как засветится невидимое окно наверху, у самого потолка. Достаточно отдернуть черную занавеску и погасить свет здесь. И все… Гасим свет! Ты не боишься темноты в обществе своего муженька?..
И тут послышался умирающий голос Кристины:
– Нет!.. Я боюсь!.. Говорю вам, я боюсь темноты!.. Эта комната меня больше не интересует!.. Вы все время пугаете меня, как ребенка, комнатой пыток!.. Я проявила любопытство, верно!.. Но она меня больше нисколько не интересует, нисколько!..
И то, чего я больше всего опасался, началось автоматически… Нас вдруг залило ярким светом!.. Да, за нашей стеной словно вспыхнул пожар. Не ожидавший этого виконт де Шаньи пошатнулся. А рядом разразился гневный голос:
– Я говорил тебе, что там кто-то есть!.. Теперь видишь окно?.. Светящееся окно!.. На самом верху!.. Тот, кто находится за этой стеной, его не видит!.. Но ты, ты поднимешься на стремянку. Она там как раз для этого!.. Ты не раз меня спрашивала, зачем она нужна. Так вот, теперь узнаешь!.. Она нужна для того, чтобы смотреть в окно комнаты пыток, любопытная девочка!..
– Какие пытки?.. Какие еще пытки?.. Эрик! Эрик! Скажите, что вы хотите напугать меня!.. Скажите мне это, если действительно любите меня, Эрик!.. Ведь нет никаких пыток? Это сказки для детей!..
– Ступайте посмотрите, дорогая, в маленькое окошечко!..
Не знаю, слышал ли теперь находившийся рядом со мной виконт слабеющий голос молодой женщины, настолько его захватило неслыханное зрелище, представшее его растерянному взору… Что касается меня, то я подобный спектакль слишком часто видел через окошечко в пору розовых часов Мазандерана и потому занят был тем, что происходило по соседству, пытаясь найти какое-то решение и способ действия.
– Ступайте посмотрите, ступайте посмотрите в окошечко!.. И скажете мне потом. Скажете мне,