ормальное состояние моего рассудка и никто не имел бы права сказать: «Этот человек сошел с ума», или «Этот человек лжет», или «Этот человек принимает нас за дураков».
Если бы я просто рассказал о случившемся следующим образом: «Спустившись в подвал, мы попали в раскаленный полуденным солнцем экваториальный лес», я добился бы прекрасного эффекта, вызвав глупейшее удивление, но я не стремлюсь ни к каким эффектам, цель моя – поведать в этих строках, что в точности произошло с господином виконтом де Шаньи и со мной во время ужасной истории, занимавшей какое-то время правосудие этой страны.
Итак, возвращаюсь к описанию фактов с того момента, на котором прервал его.
Когда на потолке вспыхнул свет, озарив окружавший нас лес, изумлению виконта не было предела. Видение непроходимого леса, бесчисленные стволы и ветки которого, опутывая нас, терялись в бесконечности, повергло его в неописуемый ужас. Он проводил руками по лицу, как будто пытался прогнать сон, и непрерывно моргал глазами, словно после пробуждения никак не мог вернуться к действительности. На мгновение он даже перестал прислушиваться!
Я уже говорил, что меня появление леса ничуть не удивило. Поэтому я вслушивался в то, что происходило в соседней комнате, за нас двоих. А кроме того, внимание мое было сосредоточено не столько на самой декорации, которую мой разум отметал, сколько на воспроизводившем ее зеркале. А зеркало это местами было разбито.
Да, на нем виднелись трещины; несмотря на прочность, кому-то удалось его «расцветить», и это, безусловно, доказывало, что комнатой пыток, в которой мы находились, уже пользовались!
Несчастный, чьи ноги и руки не были обнажены, как у осужденных розовых часов Мазандерана, упав в этот «Смертельный иллюзион», в безумной ярости стал бросаться на зеркала, которые, несмотря на свои ранения, продолжали отражать его агонию! Мало того, ветка дерева, на которой он положил конец своей пытке, была расположена таким образом, что перед смертью он смог увидеть, как вместе с ним – последнее утешение – барахтаются тысячи повешенных!
Да-да! Жозеф Бюке прошел через это!..
Неужели и нам суждено умереть так же, как ему?
Я этого не думал, ибо знал, что у нас впереди несколько часов, которые я смогу употребить с большей пользой, нежели Жозеф Бюке, ему, конечно, это было не по силам.
Разве мне не известно досконально большинство «трюков» Эрика? Вот и пришло время применить на деле мои познания – сейчас или никогда.
Прежде всего я уже не надеялся выйти через тот проход, который привел нас в эту проклятую комнату, и не искал способа открыть изнутри закрывавший его камень. Причина тому простая: у меня не было возможности!.. В комнату пыток мы спрыгнули с большой высоты, и не было вокруг ничего, что позволило бы нам теперь добраться до этого прохода, не помогла бы даже и ветка железного дерева, не говоря уже о плечах одного из нас, которые могли бы послужить ступенькой.
Существовал лишь один возможный выход, тот, что вел в спальню Луи-Филиппа, в которой находились Эрик с Кристиной Дое. Однако если со стороны Кристины то была самая обычная дверь, для нас она оставалась абсолютно невидимой… Следовательно, надо было попытаться открыть ее, не зная даже, где она находится, а это была нелегкая задача.
Когда я понял, что у нас не осталось больше надежды на помощь со стороны Кристины Дое, и услышал, как чудовище увлекло, а вернее, утащило несчастную девушку вон из спальни Луи-Филиппа, чтобы она не препятствовала нашей пытке, я решил немедленно приняться за дело, то есть искать трюк, с помощью которого открывается дверь.
Но прежде всего необходимо было успокоить господина де Шаньи, который, как одержимый, разгуливал по прогалине, издавая нечленораздельные крики. Обрывки разговора между чудовищем и Кристиной, которые, несмотря на свое волнение, он все-таки уловил, немало способствовали ухудшению его состояния; если же добавить к этому удар, полученный им при виде колдовского леса, и жгучую жару, от которой пот заструился по его лицу, нетрудно понять, что господин де Шаньи не мог справиться с охватившим его возбуждением. Несмотря на все мои советы, мой спутник утратил всякую осторожность.
Он метался взад-вперед без видимой причины, устремлялся к несуществующим пространствам, полагая, что входит в аллею, ведущую к далеким горизонтам, и через несколько шагов натыкался лбом на отражение иллюзорного леса!
При этом он кричал: «Кристина! Кристина!» – размахивая пистолетом и снова взывая изо всех сил к чудовищу, требуя дуэли с Ангелом музыки не на жизнь, а на смерть и к тому же кляня иллюзорный лес. Видимо, пытка оказывала свое действие на неподготовленный ум. По мере возможности я пытался одолеть ее, спокойнейшим тоном урезонивая бедного виконта, заставляя его прикасаться пальцами к зеркалам и железному дереву, а также к веткам на тамбурах и стараясь объяснить согласно оптическим законам суть окружавших нас сияющих картин, убеждая, что не можем же мы, подобно вульгарным невеждам, стать их жертвами.
– Мы находимся в комнате, маленькой комнате, вот что вы должны повторять себе непрестанно… И мы выйдем из этой комнаты, как только отыщем дверь. Давайте же искать ее!
Я обещал ему меньше чем через минуту найти трюк, с помощью которого открывается дверь, если он перестанет оглушать меня своими криками и отвлекать безумными блужданиями.
Тогда он улегся на полу, словно в лесу, и заявил, что будет ждать, когда я найду выход из леса, раз ничего лучшего сделать не может! И все-таки счел нужным добавить, что с того места, где он находится, «открывается чудесный вид». (Несмотря на все мои разговоры, пытка продолжала действовать.)
Что же касается меня, то, забыв о лесе, я подошел к зеркальной стене и принялся ощупывать ее во всех направлениях, отыскивая слабую точку, на которую следовало нажать, чтобы заставить вращаться двери в соответствии с придуманной Эриком системой вращающихся дверей и люков. Порой такой слабой точкой могло быть простое пятно на зеркале величиной с горошину, под которым и скрывалась пружина.
И я искал! Искал! Тянул, насколько мог, руки вверх. Эрик был примерно одного роста со мной, и я полагал, что не мог он поставить пружину выше, чем того требовал его рост, – впрочем, это было всего лишь предположение и в то же время – моя единственная надежда. Я решил таким образом неукоснительно обойти все шесть зеркальных стен, а затем так же тщательно исследовать пол.
Ощупывая с величайшим вниманием стены, я тем не менее старался не терять ни минуты, ибо жара валила меня с ног, мы буквально поджаривались в этом пламенеющем лесу.
Так я работал с полчаса и уже покончил с тремя стенами, когда, на наше несчастье, обернулся, услыхав глухой возглас виконта.
– Я задыхаюсь! – вымолвил он. – Все эти зеркала излучают дьявольский жар!.. Скоро вы найдете свою пружину?.. Еще немного, и мы здесь изжаримся!
Я обрадовался, услышав его. Он ни слова не сказал насчет леса, и я надеялся, что разум моего спутника сможет долго еще противостоять пытке. Но тут он добавил:
– Меня утешает, что чудовище отвело Кристине время до одиннадцати часов завтрашнего вечера: если мы не сможем выйти отсюда и оказать ей помощь, то умрем, по крайней мере, раньше ее! Месса Эрика прозвучит для всех!
И он глотнул горячий воздух, едва не лишивший его последних сил…
Не имея, подобно господину виконту де Шаньи, безысходных причин соглашаться с кончиной, я, сказав несколько утешительных слов, опять повернулся к своей стене, но, разговаривая с ним, я сделал несколько шагов, и напрасно: при неслыханной путанице иллюзорного леса мне уже трудно было с полной уверенностью отыскать нужную стену! Пришлось начинать все заново наугад… Я не мог не выразить своего разочарования, и виконт понял, что предстояло переделывать всю работу. Это нанесло ему еще один удар.
– Никогда нам не выбраться из этого леса! – простонал он.
Отчаяние виконта все возрастало. И, возрастая, заставляло его забывать, что он имеет дело всего лишь с зеркалами, и верить в то, что его окружает настоящий лес.
Я же принялся вновь искать, щупать… Хотя меня тоже постепенно охватывало лихорадочное возбуждение, ибо я не находил ничего, решительно ничего. В соседней комнате по-прежнему было тихо. А мы безнадежно заблудились в лесу, без компаса, без проводника, без ничего. О! Я знал, что нас ждет, если никто не придет нам на помощь… или если я не найду пружину… Но напрасно искал я пружину, мне попадались лишь ветки, великолепные ветки, встававшие прямо передо мной или изящно закруглявшиеся над моей головой… Только тени они не давали! Впрочем, это было вполне естественно, ведь мы находились в экваториальном лесу, и солнце стояло прямо у нас над головой, в лесу Конго…
Несколько раз мы с господином де Шаньи снимали и вновь надевали свои фраки: то нам казалось, что в них слишком жарко, а то – что они, напротив, спасают нас от нестерпимой жары.
Я-то еще морально сопротивлялся, а вот господин де Шаньи совсем, казалось, был «не в себе». Он уверял, будто три дня и три ночи без устали шагает по этому лесу в поисках Кристины Дое. Время от времени ему мнилось, что он видит ее за стволом дерева или что она ускользает, пробираясь меж ветками, и он звал ее с такой мольбой, что у меня слезы наворачивались на глаза.
– Кристина! Кристина! – стонал он. – Почему ты бежишь от меня? Ты меня не любишь?.. Разве мы не помолвлены?.. Кристина, остановись!.. Ты же видишь, я совсем без сил!.. Сжалься, Кристина!.. Я умру в лесу вдали от тебя!..
И вдруг в исступлении произнес:
– О! Я хочу пить!
Меня тоже мучила жажда, горло горело, как в огне…
И все-таки, сидя теперь уже на полу, я продолжал искать, искать, искать пружину невидимой двери… Тем более что с наступлением вечера пребывание в лесу становилось опасным. Нас уже обволакивала ночная мгла. Тьма спустилась быстро, так обычно приходит ночь в экваториальных странах – внезапно, почти без сумерек…